Андрей Имранов - Что в имени тебе моем?

Я потрогал скулу - больно. Количество света, попадающее в мой левый глаз, уменьшалось с каждой секундой. Синяк будет - просто загляденье... в лучшем случае, в худшем - смотреть на этот синяк будет некому, разве что могильным червям. Эти ребята шутить не умеют - я не про червей, у червей-то чувства юмора будет побольше, чем у Хьюза и Мэтта О`Хары. Плохо дело, если за мной послали именно их. Я это знаю, и они знают, что я это знаю. И отлично понимаю, что они меня еще бить и не начинали - так, приласкали, чтобы мысли в моей голове пошли в правильном направлении.

Собственно, будь они одни, мне уже давно нужно было начинать молиться. Но с ними был еще Хорек Малковиц - и это вселяло некоторые надежды. Хорек тоже тот еще тип, но от братьев О`Хара он выгодно отличается наличием чего-то выше уровня глаз. И означало это, что меня, возможно, захотят послушать. И, может даже, смерть моя еще не внесена сегодняшним числом в книгу судеб.

Хорек со скрежетом развернул к себе кресло, с которого пять секунд назад слетел я, уселся в него, посмотрел сквозь меня и произнес совершенно равнодушным голосом телефонного автомата:

- Валяй, рассказывай.

- Чего рассказывать? - удивился я. Хорек, сохраняя все то же выражение лица «как-меня-все-задолбало», медленно повернул голову в сторону Хьюза. Ладно-ладно! Я вообще, сообразительный.

Началась эта бодяга промозглым ноябрьским вечером. Зима в Лэйклэнде - это самый большой отстой, который я видел за свои тридцать с небольшим. В смысле погоды, я имею в виду. Наверное, во всем виноват океан, до которого тут что-то около сотни миль - в Майами зима почти такая же мерзкая. Но в Майами это воспринимается проще - как расплата за лето, за пляжи и цыпочек в бикини. А здесь - пляжей нет, а задница есть. Вон она - висит, зацепившись за двадцать седьмой этаж Намато билдинг, и поливает весь мир жидкой безысходностью. От парковки до входа - двести футов, но я успел вымокнуть так, что, пробежав распахнувшиеся стеклянные двери, почувствовал себя выкинутой на берег жертвой кораблекрушения. Задержался на пару секунд в завесе теплого воздуха, встряхнулся и пошел к арке.

После 11-го хозяева здания решили, что следующей целью террористы наметили как раз Намато билдинг и толпы смертников бродят по улицам Лэйклэнда с одной лишь мыслью - протащить центнер гексагена в здание и орать «Аллах Акбар» все время, пока горит фитиль. Так что с безопасностью теперь здесь похлеще, чем в Нью-Йоркском аэропорту. Какие-то бумагомараки из какой-то конторы развонялись было насчет ежедневных просветок металлоискателем и раковых опухолей, даже пикет в холле попытались организовать, но их быстро приструнили. С одной стороны, хорошо, что я здесь не работаю. С другой стороны - плохо, потому что пропуска у меня нет и нужно долго объяснять, что мне здесь нужно и кто я такой. Что, вообще-то, не очень радует - есть большое подозрение, скорее даже уверенность, что кто-нибудь из ребятишек папы Бруно список посетителей на 13 этаж каждый вечер просматривает. И если среди них попадется кто-нибудь, знающий мое имя, у него может возникнуть резонный вопрос, с чего это Флипперу, мне, то есть, два раза в месяц просиживать пару часов в «Металлоконструкциях, Ангарах и Остеклениях Инк.»? Этот Флиппер что, закрытый бассейн себе решил построить, имя оправдать, так сказать? И будут у меня проблемы.

Я перевел дух. Хорек сидел, ничем не выражая своего внимания. Посмотри на него, так можно было бы подумать, что он вообще меня не слушает, а прикидывает на завтра шансы Манчестерцев во встрече с Красными Крысами. Что до братьев - так про них и думать нечего, они на слух воспринимают только пару десятков команд, все остальное пролетает мимо их ушей, не задерживаясь.

Тут начинался первый скользкий момент в моем повествовании. В организации не любят, когда их люди подрабатывают на стороне. Хотя с другой стороны, я как бы все же не полноправный член организации, а так - на подхвате. И если на то пошло, проблемы должны были бы начаться у Дока. Но Доку уже хуже не будет - все его земные проблемы закончились три дня назад, вскоре после моего визита в Намато билдинг, где на тринадцатом этаже находилась его берлога. И, как я понимаю, моя жизнь зависит от того, удастся ли доказать, что душа Дока покинула этот грешный мир именно после моего визита, а не во время его.

Док, вообще, был личностью уникальной. Мне бы одну десятую его мозгов и я бы давно жил себе в бунгало со своим пляжем на Гаваях в окружении шестнадцати горячих мулаток. Но потребности Дока так далеко не простирались, ему достаточно было крыши над головой, компьютера с интернетом и чего-нибудь пожрать-попить. И прочной двери с надежными замками.

Есть такая болезнь - паранойя.

С тех пор, как Док работает - то есть работал - у папы Бруно, я никогда не слышал, чтобы он хоть раз вышел из своей берлоги на тринадцатом этаже. А работа Дока заключалась в том, что он сидел день и ночь, уткнувшись в свой комп, а временами поднимал трубку, звонил по одному номеру и сообщал, что такой-то и такой-то, проживающий там-то и там-то, занимается тем-то и тем-то. И что характерно, этот такой-то очень не хочет, чтобы о его делах кто-нибудь узнал. Все. Остальным занимались ребята папы Бруно, а Доку на счет капала очередная капелька. Мавр как-то проболтался мне, сколько деятельность Дока приносит папе Бруно в месяц - я был впечатлен. Неудивительно, что папа так Дока ценил.

Док, кстати, не всю жизнь работал на папу Бруно, начинал он сам по себе. Но в начале двухтысячного года, аккурат, когда весь народ праздновал Миллениум, Док пронюхал про шашни жены нашего сенатора. И наехал на нее со стандартным «Если вы не хотите, чтобы все стало известно, положите кучу баксов мелкими купюрами в мусорный мешок» и т.д. и т.п. Вот только Док не озаботился узнать, кто такой этот тип, к которому бегала ветреная женушка, пока сенатор заседал в Вашингтоне Ди-Си. Хотя Дока можно понять - папа Бруно не из тех людей, что любят себя видеть на страницах «Кто есть кто в Америке». Короче, папа очень огорчился такому рождественскому подарку и поначалу хотел было закатать Дока в фундамент строящегося торгового центра, но там как раз профсоюз объявил забастовку. А потом папа Бруно узнал про стиль работы Дока побольше и сообразил, что с него можно иметь неплохой навар. Так что в фундамент закатали профсоюзного лидера, а Дока отправили в клинику - лечиться. Вылечили Дока качественно: все детали его тела при нем остались и даже вполне себе в рабочем состоянии, но паранойей он себе все же обзавелся именно после знакомства с папой Бруно.

А меня с Доком свела совершенно иррациональная любовь к бейсбольной команде Летающих Молотков. Я понимаю, что им даже до первой лиги, как мне - вплавь до Новой Зеландии, а в высшую они смогут попасть только после избирательной эпидемии, которая истребит всех, у кого есть талант к бейсболу; но - сердцу не прикажешь. Мне нравится их стиль, их отношение к жизни и друг к другу. А за интервью, которое Майк Мэрдок (их бэттер), дал по случаю победы над какой-то командой красношеих с дикого запада, за эти полчаса иронии и тонкого юмора, им всем следовало бы вручить по медали Конгресса. Я это интервью на кассету записал и смотрю время от времени, когда мне начинает казаться, что жизнь любит меня уж очень в извращенной форме. Через эту кассету мы с Доком и познакомились. Не знаю, как он про нее пронюхал, но не удивился - «пронюхивать» и «Док» - это, в общем-то, синонимы. Вот чему я удивился, так это тому, что Доку, оказывается, «Молотки» нравятся не меньше, чем мне. Ну, я-то ладно, я свои границы знаю, но чтобы Док - с его-то мозгами... я ж говорю - сердцу не прикажешь. Когда Орлы Индианы разгромили Молотов на их же поле, Док капитану Орлов несчастный случай подстроил, во как!

Короче, совсем скорефаниться с Доком мы может и не скорефанились - не тот он человек был, да и в общении тяжеловат, но раз в пару недель я к нему захаживал - пивка там попить, запись игры Молотков посмотреть, да потрепаться о том - о сем. А чтобы папа особо не дергался, я на входе говорил охраннику, что иду в эти «Металлоконструкции и прочая дребедень инкорпорейтед». На тринадцатом этаже почти все комнаты папе Бруно принадлежат, там только две чужие конторы: контора нашего сенатора, через которую он деньги налогоплательщиков отмывает, перед тем, как себе в карман положить и эта самая Металлохрень, владелец которой - друг детства папы Бруно.

И ведь что интересно, когда я на выходе к ним захожу, девочка тамошняя, не моргнув глазом, мне айди отмечает, что я два часа у них просидел, а не с Доком за жизнь перетирал. Это какой же ключик надо подобрать к человеку, чтобы он и гнева папы Бруно не испугался в случае чего? Хотя чего мне удивляться - есть тут один человек, чья работа - ключики подбирать. Теперь уже - был. Док, он хоть и работал на папу Бруно, но, думается мне, особой благодарности к нему не испытывал и к правилам, обязательным для каждого члена организации, относился наплевательски. Если к его делишкам присмотреться, там, наверное, много еще сюрпризов для папы найдется.