Сергей Высоцкий - В интересах следствия

Ночь у дежурных отдела вневедомственной охраны выдалась спокойной. Только два выезда по тревоге — и оба ложные. Первый раз сигнал сработал, когда владелец квартиры, восьмидесятилетний мужчина, включил охранную сигнализацию на ночь. А в пять утра его боксер, такой же старый, как хозяин, запросился на прогулку.

И пес, и хозяин были в расстроенных чувствах — правда, по разным причинам, — и тревожная сигнализация сработала.

Во втором случае сигнализация сработала из-за технической неисправности.

Еще одна группа выехала по тревоге две минуты назад, и пока от милиционеров не поступило никаких сообщений.

Брюнетка лет двадцати восьми, с усталым, измученным лицом, но веселыми глазами — до конца дежурства оставалось не так много времени — сказала своей напарнице, совсем молоденькой, коротко стриженной девице:

— Лидуша, присмотри за моим пультом. Я сейчас кофейку заварю.

— Ненавижу растворимый! Ты же знаешь… — В голосе девушки слышались капризные нотки.

— Для тебя будет персональный чай. «Липтон» принцесса употребляет?

Брюнетка поднялась со стула, со сладким зевком потянулась. Одернула темно-синюю длинную юбку, подошла к шкафчику, где хранились запасы чая и кофе.

И в этот момент замигала одна из сигнальных лампочек на пульте.

— Сто сорок третий номер. — Лида сверилась по списку. — 6-й Ростовский, дом 3, квартира 27.

— Там поблизости Буйков с нарядом. На Плющихе, — отозвалась брюнетка. — Свяжись с ними.

— Буйков, Буйков! Отвечайте базе! — Звонкий девчоночий голос дежурной не могли заглушить ни многоголосье милицейской волны, ни радиопомехи.

— Чего стряслось, Лидуха? — Голос у старшего сержанта был тоже молодой и звонкий.

— Вы где?

— Возвращаемся с объекта. Ложная тревога. Опять эта путана…

— На 6-м Ростовском, дом 3… — сказала дежурная по пульту, но Буйков перебил ее:

— Степаныч! Тормози!

Было слышно, как резко взвизгнули тормоза.

— Что там у вас? — сердито спросила Лида, недовольная тем, что ее прервали. И протянула руку к пульту, чтобы выключить продолжавшую мигать лампочку.

— Стоим у дома 3 по 6-му Ростовскому. Засек с полуслова.

— Умница. Сработала сигнализация в 27-й квартире. Подъезд один. Этаж…

Дежурная заглянула в список, но Буйков уже положил микрофон переговорного устройства. Он увидел, как из подъезда дома деловой походкой вышли двое молодых мужчин. Судя по облику и одежде, преуспевающие бизнесмены. У каждого через плечо висело по большой кожаной сумке, очень модной и туго набитой. Один из мужчин катил за собой огромный черный чемодан на колесиках. У другого, бритоголового, в руке был «дипломат» из белого металла. Большой и плоский.

Если бы не бритоголовый, старший сержант, может быть, и не окликнул эту парочку. Уж больно респектабельно выглядели молодые люди. И спешили они к стоящему поблизости черному лимузину, марка которого Буйкову была незнакома. «Небось в аэропорт спешат, — подумал милиционер. — За границу собрались».

Бритоголовых Буйков ненавидел. И ненависть эта не была ни слепой, ни вздорной. Она вытекала из его милицейской практики. В дождливое, холодное время ножевая рана, полученная от одного из племени бритоголовых, все еще сильно болела.

— Граждане! — окликнул молодых людей старший сержант. Он распахнул дверцу «Жигулей» и не спеша выбрался из машины. Повесил автомат на плечо. Увидев, что на его просьбу не откликнулись, милиционер рассердился. — Господа хорошие, задержитесь на минутку!

— Мы торопимся.

Бритоголовый чуть замедлил шаг и обернулся. Его неискренняя, снисходительная улыбка и вовсе не понравилась Буйкову. Он переместил «Калашников» с плеча на грудь и заторопился, чтобы отрезать мужчин от черного лимузина. За спиной старшего сержанта хлопнула дверца. Даже не оглядываясь, Буйков знал, что это второй член экипажа, верный товарищ Роман Андреев, приготовился подстраховать его.

Мужчины уже подходили к автомобилю.

В безлюдном, еще не проснувшемся переулке стояла тишина. И в этой тишине невероятно гулко и жестко гремели колесики громоздкого чемодана, который волочил за собой один из парней.

«Шикарный чемоданчик», — подумал старший сержант и крикнул:

— Стоять!

Боковым зрением он заметил справа за полуподвальным окном дома две головы. Опухшие, встревоженные лица, всклокоченные головы… Бомжи. «Надо их не упустить, — подумал Буйков. — Может, сообщники?»

— Стоять! — повторил он, уже не сомневаясь, что парни с вещами имеют самое прямое отношение к сработавшей в 27-й квартире сигнализации. — Русского языка не понимаете?!

— Отвали! — не оглядываясь, бросил мужчина с чемоданом. Он на несколько шагов отстал от спутника и теперь почти бежал. Ему приходилось нелегко — чемодан подпрыгивал на неровностях асфальта, туго набитая сумка норовила соскочить с плеча.

Старший сержант передернул затвор автомата и собрался дать предупредительный выстрел. Но в это время в автомобиле, к которому спешили беглецы, опустилось боковое затемненное стекло и из салона раздалась автоматная очередь.

Первая пуля досталась Роману Андрееву — Буйков услышал, как тот охнул. «Калашников» с резким металлическим стуком упал на асфальт.

Буйков нажал на спусковой крючок и одновременно почувствовал сильный толчок в грудь. От резкой боли тело напряглось, пальцы свело в конвульсии. Если бы милиционер и захотел, он уже не смог бы отпустить спусковой крючок. Поэтому, падая, он стрелял, стрелял… Даже ударившись об асфальт, Буйков не выпустил «Калашников» из рук.

Каждому из беглецов, которых Буйков пытался остановить, досталось не меньше десятка пуль. Чемодан походил на решето. А большой металлический кейс раскрылся, и утренний ветерок разносил по переулку зеленые денежные купюры и разноцветные страницы документов.

Последнее, что увидел старший сержант, — брошенная на мостовую дымящаяся сигарета.

На место происшествия одновременно приехали две милицейские группы. Еще одну машину из отдела вневедомственной охраны послала пультовая дежурная Лида, получив предупреждение о начавшейся перестрелке от милиционера-водителя Степаныча. Секундой позже связь прервалась. Водитель получил две пули в голову.

На второй машине — старенькой разболтанной «Волге» — приехали оперативники из уголовного розыска Управления внутренних дел.

Чуть позже, солидно подвывая сиреной, примчался, микроавтобус прокуратуры.

Майор Рамодин из уголовного розыска, здороваясь с пожилым толстым следователем Мишустиным, возглавлявшим следственную бригаду, с завистью подумал: «На „тойоте“ прибыли. А прежде гоняли на ржавых „рафиках“. Нам бы такой транспорт!»

— Еще одно побоище, Женя?

Следователь Мишустин хмуро оглядел тела убитых милиционеров. Рамодин распорядился не трогать их до приезда сотрудников прокуратуры. Тяжело раненного водителя Виктора Степанова «скорая» увезла в больницу Склифосовского. За последние несколько месяцев это была уже не первая схватка с бандитами, в которой милиция несла потери.

— Свидетелей еще не отыскали?

— Есть двое. — Майор кивнул на милицейскую «Волгу», в которой один из оперативников брал предварительные показания у молодой женщины, видевшей из окна своей квартиры на втором этаже, как разворачивались события в переулке. Она выглянула в окно, как только прозвучали выстрелы.

Вторым свидетелем был пожилой мужчина, вышедший из дома прогуливать собаку — злющего фокстерьера со странным для пса именем Панасоник. Фокстерьер все время норовил ухватить за ногу кого-нибудь из милиционеров.

Лицо мужчины показалось Рамодину знакомым, но вспомнил он его только после того, как свидетель назвал свою фамилию — Баранов. Этот Баранов в конце прошлого десятилетия был членом Политбюро ЦК КПСС и даже вступил в соперничество с Горбачевым за пост генсека.

«Ничего себе квартиросъемщик», — подумал Рамодин и еще раз, повнимательнее оглядел дом, рядом с которым произошла трагедия. Розовый обливной кирпич, огромные, без переплетов окна, десяток параболических антенн на фасаде. «Наверное, и остальные жильцы из той же конторы, — решил майор. — Или новые русские. Они своего не упустят».

Баранов вывел Панасоника из подъезда, когда несколько бомжей с удивительной проворностью подбирали с асфальта разлетевшиеся зеленые купюры и целые пачки в банковской упаковке.

Пес так яростно кинулся в атаку на бомжей, что, потянув за поводок, свалил бывшего члена Политбюро на асфальт. И когда Баранов, проклиная собаку и кряхтя, поднялся, стервятников — именно так старик обозвал бомжей — и след уже простыл. Исчез и развороченный пулями «дипломат» из белого металла, и остальные вещи.