Иван Погонин
Отпечаток на манускрипте
1
Делопроизводитель Департамента полиции Василий Иванович Лебедев приложил тяжелую медную пепельницу к затылку. Кузнечные молоты, бившие в его голове, немного поутихли.
«Как же я домой добрался? Ни черта не помню. А Зина молчит, за все утро ни слова не проронила…»
Старания надворного советника вспомнить, чем окончился вчерашний вечер, прервал противный звонок телефона. Кузнечные молоты в голове стали работать в два раза быстрее. Лебедев схватил трубку и, морщась, поднес к уху. Ответил, едва ворочая пересохшим языком:
– У аппарата.
– Вася! Вася, голубчик, скажи, что он у тебя! – Вилька кричал так громко, что голова у Василия Ивановича чуть не лопнула.
– Кто у меня? – отстраняя трубку от уха на безопасное расстояние, прохрипел делопроизводитель.
– Алло? Алло, ты меня слышишь? Манускрипт у тебя?
Память стала возвращаться.
Вильгельма Энгельгарда – однокашника по юнкерскому училищу – Василий Иванович встретил совершенно случайно и поначалу не узнал. Да и мудрено было узнать в роскошно одетом светском льве вечно голодного лопоухого юнкера.
Бедного остзейского барона приняли в Киевское пехотное училище на стипендию как сына почившего в бозе героя недавно минувшей войны. Матушка Вильгельма, на руках которой осталось еще четверо братьев и сестер барона, никакой материальной помощи сыну не оказывала, считая, что он прекрасно проживет и на казенных харчах. Энгельгард, росту в котором было без трех вершков сажень, таял на глазах, но никому не жаловался. Как-то Лебедев увидел, что Вилька жует замазку из зимних оконных рам. Вася стал подкармливать немца, благо регулярные посылки из дома и ежемесячно получаемая от отца «красненькая» это делать позволяли.
На втором году обучения Энгельгард внезапно оставил службу.
За прошедшие тридцать лет они ни разу не виделись.
Вчера бывшие друзья встретились на набережной Фонтанки. Виля сжал Василия Ивановича в своих медвежьих объятиях и, не слушая никаких возражений, потащил к Палкину.
Оказалось, что, бросив училище, барон уехал на Дальний Восток и там сказочно разбогател.
В ресторане друзей ждал роскошный кабинет, не менее роскошный стол и прекрасные хористки. Потом на лихаче покатили на острова, потом… Что было потом, пока не вспоминалось.
– Вася, не молчи, умоляю, не молчи! – продолжала орать трубка.
– Какой манускрипт?
– О господи! Тот, который ты у меня вчера забрал и в свой портфель спрятал, чтобы я его не потерял. На котором печать с отпечатком пальца. Ну, вспомнил?
– Вспомнил. Обожди.
Его высокоблагородие собрался с силами и несколько раз дернул за сонетку. Явившаяся через минуту горничная безмолвно уставилась на барина. Вся ее фигура выражала осуждение.
– Глаша, голубушка, подай мой портфель.
Горничная развернулась и, по-прежнему не говоря ни слова, удалилась. Вернулась она с огромным портфелем желтой воловьей кожи, передняя часть которого была вымазана чем-то красным и липким.
– Что же ты не вытерла? – с укоризной спросил хозяин.
– Барыня не велели.
Василий Иванович вздохнул, стараясь не испачкаться, открыл портфель и вытащил оттуда небольшой кожаный тубус.
Сняв с тубуса крышку и убедившись, что он не пуст, делопроизводитель снова взял в руки трубку телефона:
– На месте.
– Слава тебе господи! Я сейчас к тебе прилечу! Позавтракаю и прилечу, через час, максимум два, буду у тебя.
Лебедев посмотрел на стоявшие в простенке между окон напольные часы. Они показывали половину десятого.
– Вильгельм, извини, но принять тебя не смогу – мне через час просто обязательно надобно быть в присутствии. Давай в два у меня на службе встретимся?
– Прекрасно! Заодно и пообедаем!
Лебедев поморщился и сжал рукой голову.
Василий Иванович отложил книгу и посмотрел на внимательно его слушавших чинов полиции:
– Теперь вы понимаете, господа, насколько важной является новая наука – дактилоскопия и насколько она может облегчить нам, полициантам, жизнь? Скоро курсы окончатся, вы разлетитесь по всей Империи и начнете претворять в жизнь те знания, которые сейчас получаете. Но теория без практики – мертва, поэтому, господа, я предлагаю перейти к практической части наших занятий. Вчера я рассказывал про дактилоскопическую формулу и принцип размещения дактилоскопических карточек в картотеке. Ну-с, никто не желает проверить свои знания на практике?
С заднего ряда поднялся молоденький чиновник:
– Губернский секретарь Тараканов, кандидат на должность начальника Тульского сыскного отделения. Разрешите?
– Конечно, будьте добры.
Тараканов вышел на кафедру.
– Сейчас вы откатаете мои пальцы и сообщите нам их формулу, потом я предоставлю в ваше распоряжение несколько фотографий пальцевых отпечатков известных преступников, а вы, пользуясь дактоформулой, попытаетесь найти их карточки в картотеке.
Лебедев раскрыл портфель, порылся в нем, а потом стал поочередно вынимать находившиеся там предметы. На столе появился тубус с манускриптом, папка с фотографиями с мест происшествий, рабочий блокнот, книга профессора Рейса. Нужной папки в портфеле не было. Не было и принадлежностей для снятия отпечатков. В голове что-то щелкнуло, и надворный советник отчетливо увидел, как осторожно мажет кисточкой пухлые пальчики хористки Дашеньки, а потом аккуратно откатывает их на своих белоснежных манжетах. Очевидно, что потом эти отпечатки были сравнены с имевшимися в папке фотографиями, но этого Василий Иванович не помнил.
– Кхм. Вот я растяпа! Вчера допоздна дома занимался и забыл все на столе в кабинете. – Тут взгляд его упал на тубус. – Впрочем, не беда. Совершенно случайно с собой у меня оказалась египетская древность, которую один мой приятель недавно приобрел с аукциона. Это – папирус, скрепленный печатью с пальцевым отпечатком. Давайте исследуем дактилоскопические узоры человека, жившего много веков назад. Это даже интереснее.
Лебедев бережно достал из тубуса папирус и аккуратно разложил его на столе. Внизу свитка алела кроваво-красная печать.
– Господа, попрошу всех подойти поближе.
Слушатели курсов сгрудились у стола.
– Посмотрите, как прекрасно сохранился отпечаток, все дельты и завитки видны. Он отлично подходит в качестве наглядного пособия. Прошу вас, коллега, – обратился Василий Иванович к Тараканову.
Будущий начальник тульского сыска взял лупу, стал разглядывать папиллярные узоры и объяснять курсантам [1] и учителю систему поиска. Урок он выучил прекрасно, но поскольку в наличии был отпечаток всего одного пальца, поиск соответствующей карточки занял довольно продолжительное время. Наконец нужный ящик с дактокартами был извлечен с полки и торжественно водружен Лебедевым на стол.
– Итак, господа, если бы этот египтянин после тысяча девятьсот седьмого года отбывал наказание в тюремных учреждениях Империи, его отпечаток должен был бы находиться в этом ящике. А именно между нумером сто тридцать седьмым и нумером… нумером… ээээ.
Василий Иванович достал из ящика дактокарту и замолчал. Затем он схватил лупу и принялся переводить ее с папируса на снимок на дактокарте и обратно. Потом тяжело опустился на стул, затем вскочил, опять схватил лупу…
– Прошу прощения, господа, я вынужден прервать наше сегодняшнее занятие. Что-то скверно себя почувствовал, голова раскалывается. Можете до следующего урока быть свободны…
– Может, врача позвать, ваше высокоблагородие? – спросил кто-то из слушателей.
– Нет, нет, спасибо. Я посижу, и все пройдет, прошу прошения, господа, прошу прощения.
Курсанты, перешептываясь, стали покидать залу Центрального регистрационного бюро. Когда за последним из них закрылась дверь, Лебедев опять положил рядом манускрипт и дактокарту, еще раз внимательно разглядел их в лупу, а затем в сердцах отшвырнул ее.