— Ты тоже прости меня, сынок, — печально произнес Андрей Феликсович. — Как я понимаю, Тимофея убили лишь из-за одного…
* * *
С Владиславом Круликовским, который имел честь почтить Киев своим присутствием, вырисовывалась следующая картина. Никуда из столицы он не выезжал, местом проживания избрал гостиницу «Лесной олень», что располагалась в Дарнице. Ни горничных, ни портье ничем особым не впечатлил — привлекательный воспитанный постоялец, никого в номер не приводил, пьяным замечен не был, ну, может, пару раз пришел подшофе. Всегда ли ночевал в гостинице? Пожалуй, да, хотя это можно подвергнуть сомнению — что стоит жильцу взять вечером ключ от номера, а ближе к ночи укатить вместе с ним в неизвестном направлении? Весьма проблематичным оказалось установить, с кем общался Круликовский по профессиональной, так сказать, линии, но ищущий — да обрящет. Обзвонили всех владельцев картинных галерей, и четверо из них рассказали, с кем из киевских художников должен был встретиться Владислав. Как те потом подтвердили, он действительно вел с ними переговоры о том, чтобы выставить их полотна у себя в «XXI веке».
Это было все, что удалось накопать.
— Маловато, маловато у нас муки, чтобы испечь блин, — пробормотал Олег Лободко, который, если честно, питал большие надежды, что наконец-то следствие, как старатель, увидит на дне лотка золотые крупицы.
Оставалось одно: отправить запрос о помощи польским коллегам. Пусть они тихонько наведут справки об этом самом Владиславе Круликовском, не водятся ли за ним какие-либо грешки, не замешан ли он в чем-нибудь вызывающем подозрения. Надо отдать должное: поляки сработали оперативно — уже через две недели, сразу же после православного Рождества Лободко получил все, что удалось наскрести коллегам из Кракова. Ничего, в общем-то, интригующего — в криминале не замечен, административных правонарушений не совершал. Владеет картинной галереей, которая большого дохода не приносит. Холост, живет с отцом. В некотором роде легкомыслен, что проявляется в множестве случайных связей с женщинами. Не прочь выпить, но, в общем-то, в меру. Ведет, если разобраться, богемный образ жизни.
Первую страничку Лободко читал с выражением явного разочарования на лице, зато несколько строчек на второй странице заставили его чуть ли не подпрыгнуть на стуле: в прошлом году, сообщали поляки, Владислав Круликовский совершил две поездки за рубеж: в конце октября в Чехию, в декабре — в Украину. В Чехию! В конце октября! В том самом месяце, когда Прагу посетил Стас Никольский! Интересно, как это выглядит по дням? Если даты совпадут, появятся твердые основания предполагать, что у следствия есть верный шанс продвинуться вперед. Придется еще раз обратиться за помощью к чешским коллегам.
— Подготовь, пожалуйста, запрос в Прагу — относительно Владислава Круликовского, — попросил старшего лейтенанта Солода Лободко. — Примерно такой же, какой отправляли по Никольскому.
Ответ из Праги нанес и по Лободко, и по Солоду ошеломляющий точечный удар: Владислав, пребывая там, жил в отеле «Рубикон», в 308-ом, браво, педантичные чехи, номере! Никольский, получается, размещался рядом — в 307-ом! Чего-чего, а остерегаться нелепых, диких случайностей, которых так не любят сыщики, теперь не приходилось.
Оставалось одно: оформлять командировку в Краков, чтобы там, на месте, выяснить, каким образом пересеклись жизненные траектории Стаса Никольского, Владислава Круликовского и Тимофея Севастьяновича Медовникова.
Аэропорт «Краков» имени Иоанна Павла II встретил Олега Лободко такой густой снежной круговертью, что он поневоле удивился, как летчикам удалось благополучно посадить самолет. Снежинки были такими крупными, что вполне хватало одной, дабы полностью залепить глаз. Хоть автобус стоял в десятке шагов от трапа, Олег плотнее укутал горло пушистым шарфом — как все Тельцы, он боялся простудить горло.
В здании аэропорта было тепло, уютно, а воздух шелестел так, будто добрая сотня автомобильных шин на бешеной скорости соприкасалась с асфальтом — то дикторша сообщала о начале регистрации на очередные рейсы, взлетах и посадках; Лободко почудилось, что польская речь — одно сплошное, непрерывное, с сильным придыханием шипение. Минутой спустя разглядел человека в форме офицера полиции, который стоял посреди зала ожидания и держал над собой плакатик с его, Лободко, фамилией.
Янек Кочмарек, русоволосый круглолицый поляк с редкими бровями и синими-синими глазами, сказал, что довезет украинского гостя до главной комендатуры полиции города примерно за час.
— Если бы не метель, — улыбнулся, — нам хватило бы минут тридцати пяти.
Несмотря на обильный снегопад, дорога была нескользкой, и новенький полицейский «Фольксваген» бежал достаточно резво. Олег, не отрывая глаз от окна, все более убеждался, что польский пейзаж весьма напоминает украинский.
— И кто же, уважаемый Янек, из ваших сотрудников будет меня опекать? — поинтересовался он, с интересом наблюдая за тем, как впереди, метрах в ста от них, из придорожного леска безбоязненно вышла лань, грациозно поводила маленькой головкой на длинной тонкой шее, потом столь же смело направилась к трассе, намереваясь ее перейти. А по ту сторону трассы столь же непугливо протрусил куда-то заяц. Кочмарек погасил скорость, потом и вовсе остановился, обеспечивая лани безопасный проход через дорогу.
— Правда, красавица? — восхитился. — У нас, между прочим, за охрану живности, вообще природы взялись серьезно. Браконьеров заметно поуменьшилось… А заниматься вами, пан майор, будет капитан Кухарчик. Здислав Кухарчик. Толковый, грамотный офицер. На его помощь вполне можете рассчитывать.
Кухарчик сразу понравился майору Лободко — высоченный, широченный в плечах, с густой черной, во все лицо, но недлинной бородой, с открытым взглядом темных глаз. Он радушно поднялся из-за стола и заставил ощутить всю крепость своего рукопожатия. После традиционных расспросов типа «Как долетели?», «Что нового в Киеве?», «У вас так же холодно, как у нас?», Кухарчик спросил, каким конкретно временем располагает Лободко.
— Сегодня вторник, а в пятницу я улетаю, — ответил Олег. — Стало быть, у меня два с хвостиком дня.
С удовольствием отхлебывая отлично заваренный хозяином кофе, Лободко схематично очертил суть дела, из-за которого он оказался в Кракове. Внимательно выслушав гостя, Кухарчик одобрительно кивнул:
— Понимаю вас. Я бы в этой ситуации поступил аналогичным образом. Когда хотите приступить к делу?
— Сегодня же.
— С кого начнете?
— Пожалуй, с отца. Хотелось бы составить хоть какое-то представление о Владиславе Круликовском еще до знакомства с ним. Да и сам старик интересен тем, что может пролить свет на некоторые вещи, — сказав это, майор Лободко вспомнил Федора Спиридоновича Палихату, убежденного, что старший Круликовский наверняка владеет некоей сокровенной информацией.
— Добже, — согласился Кухарчик. — Сейчас Янек проводит вас в нашу столовую, вы ведь голодны, а я пока разузнаю, дома ли пан Андрей. После обеда поедем к нему…
Жилище Круликовских Олегу понравилось — несмотря на отсутствие женской руки, в квартире чисто, опрятно, паркетный пол блестит, мебель тоже, каждая вещь, вещичка, предмет знают свое место. На стене в гостиной висят несколько акварелей с видами Киева, явно купленные на Андреевском спуске в девяностые годы, когда хозяева еще были киевлянами, не забыт и Краков — на работах местных художников он (старые улочки, крепость, Мариацкий собор) представлен в золотисто-коричневых тонах, тогда как Киев заявляет о себе насыщенной цветовой гаммой.
На одной из книжных полок Лободко бросилась в глаза бронзовая пепельница в виде изношенного, там и сям в заплатах башмака явно с ноги какого-то одесского оборванца. Олег подошел поближе, с удовольствием рассмотрел ее, потом спросил:
— Курить, наверное, бросили?
— Давно уже. Лет двадцать пять назад, — ответил Андрей Феликсович.
— У моего папы, а смолил он отчаянно, была такая же пепельница.
— Тогда, в шестидесятые годы, за ней, между прочим, гонялись, дефицитной была эта вещичка.
— Да, — улыбнулся Олег, — не думал, что в Кракове вспомню отцовский дом.
Андрей Феликсович тоже улыбнулся — удивление, настороженность, неприязнь, которые выразительно проступили на его лице, когда, открыв дверь, он увидел офицера польской полиции и человека в штатском, теперь вроде постепенно истаяли, их сменило спокойное ожидание. Здислав Кухарчик, назвав себя и представив Олега, деликатно оставил их вдвоем, пообещав заехать часа через полтора-два.
— Итак, я слушаю вас, — произнес Андрей Феликсович, усадив гостя на диван, сам же разместился в кресле.
