Когда большинство групп перешло на русскоязычный текст, Самопал и тут проявил себя. Его песни «Странница», «Альтернатива», «Мой берег», «Заполярный блюз» и цикл «Волчья кровь» до сих пор любимы публикой, и, как бы группа ни отнекивалась, ссылаясь на то, что хочет показать новый материал, всегда на концертах просят исполнить именно эти вещи.
Почему я так осведомлена о жизни «Серебряного века», если мой брат давным-давно эту группу покинул? Очень просто. Время от времени на горизонте Мишки появлялся Гертинцев, теперь уже Герт, и звал его обратно. Но Мишка держался твердо, как памятник героям-пехотинцам на площади Победы, ныне названной почему-то площадью Свободы. С роком он завязал навсегда. Но я росла, закончила школу, начала учиться на факультете журналистики ЛГУ и стала если не рок-фанаткой, то большой поклонницей рока — это точно. Поэтому Герт переключился на меня, таскал по концертам и тусовкам. У нас случился даже роман, когда он в очередной раз ушел от жены.
Затем Герт без зазрения совести бросил меня, польстившись на очередную поклонницу, я немного поплакала, а потом закрутила роман со студентом истфака Юриком Першиным, покорившим меня раз и навсегда своими огромными глазами орехового цвета. Я балдела от его кожи смугло-нежного оттенка созревшего грецкого ореха, темно-каштановых волос и маленькой темно-коричневой родинки над верхней губой. Роман наш то затухал, то вспыхивал с новой силой и тянулся так до окончания университета, после чего окончательно почил в бозе. Юрик Першин, пожалуй, единственный, о ком я вспоминала без раздражения, а с какой-то светлой грустью и иногда даже мечтала о том, что могло бы получиться, если бы мы не расстались.
Герт также периодически появлялся. Иногда я посылала его куда подальше, где и раки не зимуют, иногда плакалась ему в жилетку, в прямом смысле слова вытирая мокрое лицо его сальными волосами и пачкая косметикой сценический прикид Герта, иногда по старой памяти ходила с ним на какой-нибудь сейшн. Как ни странно, мы остались добрыми друзьями. Последний раз это чудо природы я видела года три с лишним назад, и вот он объявился на моем пути нежданно и негаданно. К чему бы это?
Если бы я могла тогда знать, что с нашей невинной встречи с Гертом в баре «Амальгама» начнется цепь жутких событий, пожалуй, я все же предпочла бы добраться домой на старом и расшатанном, но верном, словно пес Трезор, одиннадцатом.
Но, ничего плохого не предвидя, я спокойно сидела за столиком в «Амальгаме» и разглядывала своего бывшего любовника. Он заметил мой взгляд, подергал себя за ухо, в котором болталась серьга в виде весело скалящейся черепушки, сделал знак бармену и положил на стол руки.
— Что смотришь, — вопросил он, — ищешь приметы распада?
В этот момент мне не хотелось ни грубости, ни резкости.
— Просто смотрю, — ответила я миролюбиво, — постарел ты немножко, но это даже прибавило тебе шарма.
— Ну, ты загнешь иногда, Лидка! — заржал он. — У старого пропитого рокера и… шарм. Я тебе что — модель?
При воспоминании о модели настроение у меня сразу резко упало.
— Нет, — произнесла я нарочито спокойным голосом, — ты не модель, ты гораздо лучше.
Герт заметил мое настроение. Отобрал у подошедшего бармена бутылку, мигнул ему, мол, исчезни, и наполнил стаканы.
— Не бери в голову, — посоветовал он, — давай за встречу.
— Давай. — Я охотно подняла стакан.
— Но потом ты мне все расскажешь? — попросил проницательный Герт.
— Ты же сам… обещал… о гастролях.
— Я же сказал — потом. А о гастролях тоже успеется. Давай, что ли, за нашу неожиданную встречу.
— Давай.
Мы с ним немного выпили. Герт скривился — кислятина. Решив, что не виделись мы с ним порядочно, а одним вином сыт не будешь, он потопал за коньяком, пообещав прихватить что-нибудь на закусь по дороге.
Скрежет на сценическом пятачке немного притих, видимо, музыканты решили передохнуть. Пошехонцев согласился, и теперь я со спокойной душой и совестью могла писать следующую статью о таких вот ребятах. Кто знает, может быть, через несколько лет они станут мегазвездами и на концерт к ним нельзя будет попасть. А открою их я. Здорово! Весьма заманчивая перспектива. Но можно ведь также написать о Герте с его командой. Мол, знаю его все эти двадцать лет, знаком он мне с любой стороны, слегка намекнуть и на наш романчик. А что? Публика это любит, схавает за милую душу.
Куда, интересно, Герт запропастился? Ушел, и нет его. Забыл, что ли, что я его дожидаюсь? И все-таки совсем неплохая мысль сделать с ним интервью. Пусть действительно расскажет о своих гастролях, а также о планах на будущее. Впрочем, к тому времени, когда выйдет статья, он, возможно, вновь отправится колесить по городам и весям, но кого это сейчас волнует?
Так. Какое-то странное оживление на пятачке. Ребята, вероятно, отдохнули и теперь хотят явить посетителям «Амальгамы» что-то новенькое. Именно! Только не что-то, а кого-то. Герта собственной персоной. И чего этот выпендрежник туда поперся? Молодежь, конечно, балдеет, еще бы — живая легенда. И снизошла до того, что попросила гитарку у пацанов. Похоже, он и петь собирается. Точно. И зачем только я согласилась с ним сюда прийти?
— А теперь, дамы и господа, — весьма галантно объявил Герт, — мне хотелось бы исполнить песню для присутствующей здесь замечательной женщины. Возможно, многие из вас читали ее статьи, так как Леда — очень талантливая журналистка.
Вот хамское отродье! Меня-то зачем сюда приплел? Вон уже и глазеть начали, не хватало еще, чтобы кто-то подсел и начал изливать душу. А Герт почувствовал себя в своей родной стихии, он играл бодренький рок-н-ролльчик, так же бодренько подпевая себе. Мальчишки быстренько подстроились, и в баре «Амальгама» зазвучала старая известная песенка. Герт мастерски провел запил, затем оборвал аккорд на стонущем звуке, вернул гитару и раскланялся. Публика оживленно хлопала, просила добавки, но Герт решительно отмел все предложения и направился к стойке.
Вернулся он, нагруженный сверх всякой меры бутылками и шоколадом. Свалив эту груду на столик, он спокойно уселся и вытащил пачку сигарет.
— Здорово я?.. — нагловато улыбаясь, уставился этот тип на меня.
— Просто отлично. — Я начала злиться. — Мы зачем сюда пришли? Выпить немного, поговорить… Так нет, ты без понтов не можешь. Играть его, видите ли, потянуло. Ты что, у себя в студии не наигрался?
— Ну, Лидка! Ой, не могу, — Герт оглушительно заржал, потом закашлялся, перегнувшись пополам. — Ну, ты даешь, — с трудом выдавил он придушенным голосом.
— Запей, — мстительно посоветовала я, — сразу легче станет.
— Хоть одна здравая мысль, — прохрипел Герт, но послушался и, набулькав себе в стакан золотисто-коричневой жидкости, хватил ее залпом. Развернув шоколадку, принялся торопливо жевать.
— Герт, ты же коньяк хлещешь, а сам на машине. Или ты домой собираешься пешком топать?
— Пешком? С ума сошла! Я пешком не дойду.
— Точно. Как в старом анекдоте… Или нет, это, кажется, Задорнов рассказывал. Впрочем, какая разница, если ты сейчас налижешься.
— Да не собираюсь я. Что ты в самом деле! Ты знаешь, замечаю за собой уже года три, что на выпивку мало тянет. Могу, конечно, нажраться при случае, но чтобы просто так сидеть и бухать — это увольте.
— А ты не подсел, друг?
— Что ты, Лидка! А то мало народа от этой дряни загибается. Знаешь, я тоже заметил, если кто в молодости перебесился, попробовал всякое-разное, то в определенный период начинает себя беречь. С алкоголем завязывает, с наркотой, даже с сексом. То есть хочет еще немного пожить. Вот даже на старых западных рокеров посмотри. Так бесились — дым столбом, а теперь вполне респектабельные господа, которые себе ничего лишнего не позволяют.
— Кроме музыки, — не удержавшись, вставила я.
— Точно, — Герт вполне миролюбиво похлопал меня по плечу. — Ладно тебе, давай еще немного. Вон и шоколад самый разный, выбирай.
Я поворошилась в блестящей разноцветной куче, лежащей на столике, выбрала «Незнакомку» и зашелестела фольгой.
— И все-таки зачем ты полез на сцену?
— Ну, ты прямо совсем как моя бывшая жена! Я, как тебя услышал, чуть все бутылки на пол не выронил. И голос даже похож стал, и интонации! Какие все-таки бабы одинаковые. Особенно когда мужиков пилят.
— Нет, уважаемый, это ты пилил вон там.
— А что? По-моему, неплохо получилось. Для тебя, между прочим, старался. Вернее, для нас. Я попилил немного, а потом за пойлом пошел. Набрал всего и за бумажник. А мне бармен: «Что вы, что вы. Это все за счет заведения. И позвольте автограф». Ну, я расписался, жалко, что ли? Собрал барахлишко и к тебе. Разве плохо?
— А ты, Герт, оказывается, не только понтярщик, но еще и халявщик. Надо же такое придумать.
— Конечно, — он подмигнул мне, — а то ты, дорогуша, не знала. Уж не первый год знакомы. А выросли мы с тобой в золотые денечки застоя, так что от этих родимых пятен нам никогда не отмыться. Если получится, всегда на халявку прокатим.
