что капитан был сильно пьян.
– Зачем же вы еще-то усугубили? – деликатно попытался уяснить Акимов, но она лишь руками развела:
– А что поделаешь? Муж в последнее время выпивал, были претензии по службе, начались болезни, к тому же он сильно храпел…
Она снова завыла, да так по-бабьи, что пришлось прервать допрос.
Вскрытие показало, что причиной смерти капитана стало сквозное ранение в область правого виска. Убитый был правша, вокруг раны ясно были видны ожог и частицы пороха у входного отверстия. Это убедительно подтверждало, что выстрел был сделан в упор. Экспертиза подтвердила и тяжелую степень опьянения покойного.
Все это воспринималось как пустая формальность – и так было понятно: напился и застрелился.
– А причины? – недовольно спросил Сорокин у прокурора.
– Бытовое пьянство, морально-нравственное разложение, проступки по службе, – с нетерпением отозвался тот. – Сорокин, что тебе еще надо? Конец года, между прочим.
И дело прекратил.
Вот почему Акимов удивился, обнаружив однажды практикантку изучающей это самое прекращенное дело.
– Сергеевна, тебе что, делать нечего?
– Есть, – возразила она, что-то черкая пером на бумаге, – и тут тоже.
– В каком смысле?
– В таком, что мы как-то моментально схватились за версию, что он покончил с собой, подсунутую вдовой убитого.
– Убитого? – удивился Акимов.
Сергеевна подняла глаза и твердо повторила:
– Убитого.
– С чего ты взяла?
– О, это долгая история, – с некоторой издевкой начала Сергеевна, – вы, например, знаете, что Зоя, погоревав всего-то полгода, вселила в квартиру некоего товарища Аркадия из снабжения войсковой части, в которой служил ее супруг?
– Нет, не знал. И что?
– Допустим, это ни о чем не говорит, – согласилась практикантка, – она – женщина еще молодая, чего бедовать одной? Однако в некрасивом деле с пропавшими продпайками, которое пытались повесить на Зыкова, фигурировал в том числе и этот товарищ Аркадий. Это, как говорится, раз.
– Ну-ну, – усмехнулся Акимов, но Сергеевна и ухом не повела.
– Вот вам и два: товарищ Аркадий, как сообщила его жена…
– …то есть как – жена?
– Именно. Ради Зои он бросил жену с двумя детьми, двух и четырех лет. Так вот, брошенная жена товарища Аркадия утверждает, что он… простите, ее лексика, «путался» с этой дамочкой со времени рождения младшей дочки. То есть целых два года. Устойчивая связь. Так?
– Так.
– После того как товарищ Аркадий обосновался в квартире Зыкова, Зоя бросила работу, соседи – Гладковы, Соколовы, Масальские и прочие – отмечают, что у нее появились замашки состоятельной дамочки. А уж как ее разнесло!
– Забеременела?
– Отъелась, – прямо заявила тощая Сергеевна. – А теперь о главном.
Она, придвинув листок, снова принялась чертить какие-то оси, давая пояснения по ходу:
– Тут входное отверстие, вот выходное, следовательно, пуля имела уклон вот под таким градусом…
Акимов с уважением смотрел на эти вычисления и терпеливо ждал, когда ему пояснят, в чем смысл. Сергеевна, осознав, что ее выкладки не воспринимаются, сказала прямо:
– Если принять за исходное то, что Зыков находился в положении лежа, то мне, для того чтобы поверить в то, что он сам, своей правой рукой, застрелился, не хватает сантиметра.
– Всего-то? – съехидничал Акимов.
– Целый сантиметр, – ответила Сергеевна. – Необходимо эксгумировать труп.
– Тебе надо – ты и занимайся.
И она занялась. На изумление, Сорокин весьма заинтересовался ее выводами и всецело подключился к решению вопроса. Это оказалось непросто, поскольку бедного Зыкова хотя и не похоронили за оградой – все-таки двадцатый век на дворе, – но могила его была сильно запущена. Так и лежал он – хуже собаки, даже без таблички с именем и номером.
В общем, на основании новых осмотров, вычислений, экспертиз и экспериментов, кропотливого восстановления наиболее вероятной траектории полета пули стало совершенно очевидно, что Сергеевна со своей геометрией попала, что называется, в яблочко. Сантиметра, а точнее восьмидесяти семи с половиной миллиметров, не хватало для того, чтобы Зыков на самом деле мог застрелиться. Дальнейшие детали – приглашение Зойки, разговор с ней, предложение посчитать самой, наконец, предъявление результатов исследований – были уже делом техники, которую Сорокин взял на себя. Сергеевна наотрез отказалась в этом участвовать.
– Противно, – заявила она, – готова понести наказание за непослушание.
Конечно, никому и в голову не пришло наказывать практикантку.
Припертая к стенке Зойка призналась, что и вправду сошлась с товарищем Аркадием, который вертел темными делами по снабжению воинской части, неплохо на этом наживаясь; созналась, что Зыков постепенно начал это подозревать, а заодно и прозревать, и как она хладнокровно разыграла самоубийство несчастного капитана, предварительно как следует его напоив.
Товарищ Аркадий занял твердую позицию: нет, об убийстве он ничего не знал. По итогам тщательного расследования так и оказалось. Правда, возмездия он не избежал: в скором времени ему пришлось сесть уже по поводу хозяйственных махинаций.
И долго еще орал Сорокин за плотно прикрытыми дверьми и в отсутствие Сергеевны:
– Зубры, опера, вашу мать, девчонка мордой ткнула, как щенят в лужу!
– Николай Николаевич, вы же сами… – попытался было оправдаться Акимов, но был немедленно заткнут:
– Станешь моим начальником – рот откроешь. Меня мордой уже другие повозили, теперь моя очередь.
Всего обиднее было то, что Сергеевна ни слова не проронила в укор или обличение. Девчонка просто сделала одну работу и принялась за другую, не претендуя на то, чтобы кому-то что-то указывать и вообще верховодить старшими.
Киносеанс окончился довольно поздно, уже сгущались уютные сумерки.
Колька предложил:
– Пройдемся? Погода-то какая хорошая.
Оля улыбнулась:
– Конечно, пошли прогуляемся.
Именно сегодня не было ничего хорошего в этой погоде. К вечеру стали сгущаться тучи, потянуло ветром, а красная кайма на небе злорадно свидетельствовала о том, что не будет вам, граждане, ничего хорошего и завтра. Летом, когда самое время купаться-загорать, без зонта на улицу носу не покажете.
В хорошей компании даже по парку с вытоптанными клумбами и разбросанными повсюду чинариками побродить приятно. И после нового фильма о нелегкой судьбе талантливого пианиста, который после ранения потерял возможность играть, зато сам сумел сотворить шедевр, так хотелось воспарить умом куда-то за облака и поумничать.
Колька положил начало обсуждению следующим образом:
– Ничего себе фильмец, лихо он, это самое, в себя пришел и сочинил, да?
– Конечно, молодец, – серьезно отозвалась девушка, – пусть и унывал поначалу, зато сумел быстро понять, что главное – это для людей творить, чтобы они понимали красоту окружающего мира, осознавали, какую важную работу они выполняют…
– Ну да, – согласился Колька.
Оля поняла, что дискуссия завершена, и сменила тему:
– Как у тебя дела в учебе?
– Да отлично все. Вот новые станки поступают, поговаривают, будем расширяться, выпускать пневмомолоты и тисы машинные.
