один из адмиралов, — что до последнего момента он должен держать глаза открытыми?
— Совершенно верно, — подтвердил Хомма, — до последней секунды он должен корректировать курс «Ока». Иначе корабль успеет выйти из-под удара.
— А наши летчики способны таким необычным образом совершить хладнокровное самоубийство? — задал новый вопрос тот же адмирал.
На сей раз ему ответил начальник главного штаба флота.
— Сомнение в способности наших летчиков пожертвовать своей жизнью может высказать только тот, кто напрочь забыл о героических традициях японского народа.
— Я полагаю, — продолжал начальник штаба, обращаясь уже к Хомма, — что использование «Ока» прежде всего внушит страх и ужас американцам. Противник психологически не готов к таким атакам. В этой войне победа не за техникой, а за духом. А боевой дух японской армии крепче, чем американской.
Эйдзи Хаяси был зачислен в первую группу камикадзе и отправлен в летное училище. Их было одиннадцать человек, все — обычные пехотинцы, изъявившие желание стать летчиками-смертниками. Преподаватели были удивлены, познакомившись с новенькими. По физическим данным половина из них не могли бы пройти медицинскую комиссию ВВС. Изумление преподавателей достигло предела, когда они узнали, что должны втиснуть учебную программу в трехмесячный курс. Начальник училища попытался заикнуться насчет установленного объема учебных программ и необходимости учить летать все же в училище, а не на фронте, но его резко оборвали.
Ускоренный курс включал самые элементарные дисциплины и всего несколько коротких полетов с инструктором и без него. «Остальное вам предстоит изучить самостоятельно, — сказал на прощанье начальник училища, который так и не понял, что происходит. — К сожалению, мы не могли дать вам теоретических знаний в достаточном объеме. Да и летали вы слишком мало. Но что поделаешь… Нет бензина…»
Он не сумел — впервые за девять лет службы в училище — закончить прощальную речь и, махнув рукой, сошел с импровизированной трибуны. Курсантам присвоили сержантские звания. Эйдзи Хаяси был на вершине счастья. После обеда их отпустили в город. Все пошли в кино, а потом завалились в убогий ресторан.
— Куда нас отправляют? — утром поинтересовался Эйдзи у старшего группы.
— Говорят, на Окинаву, — равнодушно ответил тот, занятый упаковкой вещей.
Эйдзи был разочарован. Окинава? Так далеко от фронта? Эйдзи мечтал поскорее встретиться с врагом.
Его мечта осуществилась быстрее, чем он предполагал.
21 марта на рассвете большое соединение американских кораблей — среди них семь авианосцев, за которыми охотились камикадзе, — было обнаружено в опасной близости от архипелага Рюкю. Это означало, что американцы готовятся к высадке на Окинаве — последнем оборонительном рубеже императорской армии за пределами собственной Японии. Стремясь обезопасить атакующее соединение, американцы уже четвертый день бомбили все известные им аэродромы в западной части Японских островов.
Вице-адмирал Хомма понял, что настал его час.
Рано утром была сформирована ударная группа. Эйдзи Хаяси хорошо помнил этот день. Его не включили в состав группы. Нарушив субординацию, Хаяси бросился к капитан-лейтенанту, которому поручили возглавить добровольцев.
Тот внимательно выслушал юношу.
— Я понимаю ваши чувства, — вежливо ответил капитан-лейтенант. — И глубоко уважаю ваш патриотизм. Но я не мог отказать старшим по боевому опыту летчикам, которые просили оказать им эту честь. Каждый имеет право умереть за императора, но, согласитесь, они вправе ожидать, что им окажут предпочтение.
Он прошел мимо Хаяси к самолетам, где уже собралась большая группа техников. На всякий случай Хаяси надел комбинезон, надеясь, что в последний момент понадобится еще один человек.
К вылету готовили восемнадцать двухмоторных «Мицубиси», к ним цепляли «Ока». Для сопровождения ударной группы со всех аэродромов собрали полсотни истребителей «дзэро». Кто-то из стоявших рядом летчиков сказал, что истребителей маловато. Эйдзи Хаяси с удивлением посмотрел на говорившего: сопровождение нужно тем, кто надеется возвратиться назад.
Под барабанную дробь экипажи разбежались по самолетам. У каждого под комбинезоном был белый шарф и белая повязка вокруг головы — традиционный символ решимости и мужества. Барабаны трещали не останавливаясь, заглушаемые шумом заводимых моторов. Над полем реяло знамя части с любимым изречением древнего полководца:
Неправда не может восторжествовать над Правдой
Так же, как Правда не в силах подчинить себе Закон;
Закон не может восторжествовать над Властью
Так же, как Власть не в силах подчинить себе Небеса.
Когда взлетел последний самолет, барабанная дробь прекратилась, и на поле стало тихо. От этой тишины у Хаяси неожиданно заложило уши. Он содрал с головы шлем и побрел в казарму, проклиная свою неудачливость.
Вскоре после взлета адмиралу Хомма сообщили, что первоначальные данные воздушной разведки не точны. Кораблей противника значительно больше, чем считалось, и пробиться к ним будет трудно. Несколько минут Хомма раздумывал: не вернуть ли группу назад? Даже встал, чтобы самому зайти в комнату связи и отдать приказ. Но передумал. Сберечь два десятка бомбардировщиков — дело неплохое, но не подорвет ли возвращение экипажей моральный дух камикадзе? Ведь у них не должно быть пути назад. Их смерть принесет больше пользы, чем возвращение, решил Хомма.
Ударная группа была в полете два с лишним часа, когда из облаков появились истребители американцев. Абсолютное превосходство в силах сразу же определило исход боя: американцы атаковали один бомбардировщик за другим, поджигали его и принимались за следующий. Прежде чем упасть в океан, летчики салютовали командиру группы. Пытаясь увеличить скорость, бомбардировщики сбрасывали «Ока», которые, мягко планируя, бесполезно падали в море. На аэродром вернулось лишь несколько истребителей. Когда их летчики рассказывали адмиралу Хомма о судьбе, постигшей ударную группу, он слушал их молча; только слезы тихо катились по его щекам. Летчики-истребители говорили потом в казарме, что впервые видели плачущего адмирала.
Утром 23 марта противник начал обстрел японских позиций на Окинаве. Артиллерийские снаряды и бомбы обрушились на четыре военных аэродрома, потом был подожжен порт Наха.
Адмирал Хомма собрал остатки своих самолетов и перелетел с ними на главный из Японских островов — Хонсю. Он взял с собой и всех оставшихся в живых камикадзе. Им пришлось проделать путь в пустых бомбовых отсеках. Они сидели на голом металлическом полу. Без теплой одежды было холодно, и на большой высоте не хватало кислорода. Эйдзи Хаяси сморил сон. Ему снилась белая повязка вокруг головы невернувшегося из полета камикадзе, с которым они вместе были в училище, и печальные глаза сестры. Сакико почему-то не писала ему вот уже несколько месяцев. Прежде он получал от нее письмо каждую неделю. Возможно, во всем была виновата почта. Заваленная похоронными извещениями и красными призывными повестками, она не успевала обрабатывать обычные письма.
При заходе на посадку самолет затрясло, будто в него попал
