— Как же ты после всего, что было, можешь верить мне?
— Не верю. Да ведь кому жить не хочется! А у тебя не две головы. Иду на риск. И задаточек с тебя возьму… Во-первых, ты должен покаяться на нашей сходке, чтобы она «правилищем» тебе не обернулась. Как должен каяться, скажу потом
— А во-вторых?
— Чтобы искупить свою вину — представишь мне Корсакова на блюдечке. Я уже знаю, он за мной охотится. Ну это мы еще посмотрим, кто охотник, а кто дичь. Вот ты и думай — «быть или не быть, вот в чем вопрос», как сказал один артист.
— Вундербоб здесь?
— Здесь. Сопля! «Душка» нет. А все же пока пригодится.
— Лику захватили? — Анатолий не вытерпел.
И столько было тревоги в его голосе, что Чума презрительно оскалился и уверенно сказал:
— Получишь свою деваху!
«Захватили или нет?» Анатолий мучительно старался вспомнить все, что произошло в подъезде. Она убежала наверх… А что было потом? Потом его стукнули чем-то тяжелым по голове, он потерял сознание. А вдруг Лика сбежала вниз и ее схватили потом? Надо выиграть время. Пусть его позовут на сходку, а там…
— Согласен, — хрипло сказал Анатолий.
— На что согласен? — после длинной паузы спросил Чума.
— Покаюсь. Вернусь к вам.
— А почему ушел? Почему ушел? — Чума наклонился над столом, глаза сузились. — А Корсакова представишь? Без этого не поверим.
Оба в эту минуту поняли, о чем думает каждый из них. Нет, Чума не сдержит слова — на сходке Анатолия прикончат. А его покаяние нужно Чуме, чтобы запугать других. Этой кровью он задумал скрепить свою шайку.
— Почему я ушел? — медленно спросил Анатолий. — Ты виноват в этом. Ты же в пересылке обещал помогать мне в колонии. А не помог.
Этого Чума не ожидал. Он знал, что такие парни не прощают обиду. То ли Мамона «базарит», то ли говорит всерьез? Да нет, ведь стал активистом и так себя показал…
— Спроси любого вора, из бывалых, знает ли он Леню Авторитетного? Все знают. Спроси, справедливый ли он человек? Ответят — сколько раз он ни судил свары воров, всегда справедливо решал. Мое слово — закон… И в каких только городах я не работал!.. Семь раз в тюряге сидел. А сколько человек брали мою вину на себя? Лучшие сыщики за мной гонялись. А што? Цел и здоров. Пей!
— Не буду, пока не развяжете.
— Развязать тебя — значит довериться, простить тут же. А что скажут воры? Скажут — наш сплоховал. Жидковат стал. Без покаяния на сходке примирился. Пей!
— Не буду.
— Ну, вот что. Развязать развяжу, но припечатаю, чтобы не убежал.
— Как — припечатаешь?
— Сейчас узнаешь… — Чума постучал в стену.
Явились три вора. Чума вынул пистолет:
— Мне из-за тебя всадили пулю в ногу. И я тебе туда же всажу. Будем квиты.
— Да ты что, обалдел? — Анатолий рванулся.
— А ты что думаешь? — зарычал Чума. — Пуля за пулю — вот мой закон!
Один из воров поднял штанину брюк Анатолия, обнажив ногу. Чума выстрелил и попал в мякоть икры. Все бросились с криком и грубыми шутками осматривать рану. Достали бинт, забинтовали. Рану жгло, ногу ломило. Воры цокали языками в восхищении от эффектного спектакля, который разыгрывал Чума.
— А ну иди! — крикнул Чума.
Анатолий приподнялся, шагнул, ступил на раненую ногу и упал. Чума захохотал.
— Дура, — сказал Чума, — радуйся! Заживет! Врача к тебе приставим. На своей свадьбе танцевать будешь.
Анатолий в отчаянии сел на стул.
Вошел Огурец и что-то прошептал Чуме на ухо.
— Пошли, — скомандовал бандит и, тяжело опираясь на костыль, направился к двери.
На пороге он остановился и сказал:
— Сходка через два часа. Закусывай и отдыхай. Если надо — знай прыгай на одной ноге в уборную. Танцуй, Мамона!
10
Держась за стул, Анатолий добрался до двери. Заперта! Он добрался до окна. Оно выходило в бетонный полуколодец, прикрытый сверху решеткой с квадратиками толстого стекла. Значит, его привезли в подвальное помещение. Как уйти? На столе среди пустых и полупустых бутылок водки и объедков лежали две финки Одну он сунул во внутренний карман пиджака. Сталь ударилась о что-то металлическое. Что бы это могло быть? Он извлек из кармана то, что Огурец назвал «фонариком». Это был подарок Кубышкина, радиофон!
Анатолий нажал позывную кнопку — раз, два, три… Не откликается. Видно, Юра не вернулся в Москву. С грустью Анатолий смотрел на аппаратик. И вдруг донесся негромкий звук зуммера. У Анатолия дыхание перехватило. Он вспомнил: ведь этот звук он принял было за гудение проводов, когда лежал на полу.
Анатолий быстро перевел рычажок на передачу и, приложив аппарат к губам, тихо сказал:
— Юра! Беда! Меня захватили воры! Чума! Прием!
— Брось разыгрывать. Мы недавно прилетели. Я в Москве. Вызвал тебя наудачу… Ты почему не спишь? Ведь полвторого.
— Юрка, я не шучу. Попал в большую беду. Воры меня оглушили и привезли сюда, а чтобы не сбежал, всадили пулю в ногу. Не знаю, где Лика. Позвони ко мне домой, у мамы узнай телефон Лики, позвони ей. Только не пугай мать. Прием!
— Толя! Если ты меня разыгрываешь, век не прощу!) Ты серьезно? Начну действовать. Прием!
— Повторяю, захвачен ворами, когда уходил с Ликой от Нины. Заходил туда Марат. Я заперт в комнате. Подвал. Срочно сообщи в уголовный розыск Корсакову.
— Как, как?
— Корсакову Валентину Петровичу. Узнай, где Лика.
— Где ты находишься? Прием.
— Сам не знаю, был без памяти, привезли на машине. Сюда идут.
За дверью раздался негромкий металлический стук: отодвигали щеколду. Анатолий сунул радиофон в карман. Вошел Огурец.
— А я слышу, бубнит чего-то, вроде молитву читает. Может, вешаться собрался. И не пытайся. Только с нашего благословения… Скоро двинем на сходку.
Вошло несколько мужчин. Они молча, угрюмо смотрели на пленника.
— И чего вы валандаетесь? — прошамкал старик, вошедший с ними. — Уже скоро два. Меня давно в сон клонит.
— Давай прыгай к дверям! — жестко приказал один из воров.
— Костыль, что ли, дали бы, — сказал Анатолий.
— Прыгай.
Держась левой рукой за стену, Анатолий запрыгал на одной ноге к выходу. Левая нога была налита чугунной тяжестью, толчки отдавались резкой болью. Кто-то из преступников запел в такт прыганью Анатолия, остальные хлопали в ладоши.
— Тоже нашли игру! — озлился Анатолий. — Не могу прыгать! Хотите, чтобы шел, давайте костыль или несите!
— Не хочешь? — Удар кулаком сбил его на пол.
Его пинали ногами, и, когда удар пришелся по ране, Анатолий закричал.
— Эй, вы, без шухеру! — донесся сердитый голос Чумы из-за двери. — Тащите его в машину.
Анатолия подхватили. Юноша стиснул зубы. Трудно стало разыгрывать запуганного воришку. Трудно было не вцепиться в Чуму, севшего впереди, но…
Машина двинулась. Чума сидел рядом с водителем. Анатолия поместили на заднем сиденье между двумя ворами. Он старался через окно угадать улицы. Правую руку он держал в кармане, нажимая на кнопку в надежде, что его радиосигналы засекут, запеленгуют, определят, откуда они идут. На улицах и переулках не видно прохожих. Темно в домах. Пересекли Малую Грузинскую. Машина вдруг свернула в переулок налево, въехала во двор, остановилась против черного хода.
Чума приказал ворам «выметаться» из машины, остался наедине с Анатолием.
— Значит, так, — сказал он. — Станешь на колени, начнешь каяться. Скажешь, что так, мол, и так: истязали, били тебя в колонии, мучили голодом, морили, ты ослабел, кожа-кости, испугался, думал показать вид, будто раскаялся, да перестарался и решил потом оправдаться. Вернулся в Москву… Скажи, что тебя зверски били в милиции, а самое главное — вали все на деваху. Закружила, мол, завертела, стал я сам не свой, и проси-моли оставить тебе жизнь. Обещай быть «человеком» до конца дней своих, не изменять шайке и обещай представить Корсакова, пришить его.
«Неужели они не прикончат меня? — думал Анатолий. — Нет, убьют. Чума, конечно, не верит мне. А раскаяние мое ему нужно для поучения воров».
— Сейчас номер на машине сменят и поедем, — деловито сказал Чума.
— А где будет сходка?
— Где будет, там и будет…
11
Вечером моросил весенний дождь, к ночи он перестал. Плотные тяжелые тучи обволокли город. Шпили высотных зданий и верхние этажи исчезли в тумане. Неподвижные капли сверкали на листьях. Время шло, а блики света не тускнели на мокром глянце асфальта. Крыши не просыхали, было жарко и душно.
Анатолия снова втиснули на заднее сиденье между двумя ворами. Их громоздкие фигуры мешали видеть улицы. Машина выехала за город и помчалась к Филям.
Проехали поселок. Съехали с шоссе по грунтовой дороге, и наконец машина остановилась. Все вышли. Дул сильный ветер. Лунный серп изредка мелькал в небесных оконцах, и тогда из полутьмы вырисовывались силуэты деревьев. Какой-то парк.
