— Теперь вы решили заняться другим видом бизнеса, возвращаясь с выручкой домой, то есть переквалифицировавшись из покупателя в продавца. Разве не эти деньги дает вам туземец по имени Уолкер? Не сомневаюсь, что это никто иной как Седрик Уолкер из Фрипорта. Неужто вы не знакомы?
Джеки ничего не ответила, глядя на то, как её отражение в оконном стекле снова поднесло к губам сигарету.
— Вам это имя ничего не говорит? Но тогда, надо полагать, Бьюмонта Ливингстона вы тоже скорее всего не знаете?
Бьюмонт… ей пришлось встретиться с ним лишь однажды, он был вместе с Мистером Уолкером. Нет, она только увидела его тогда, а о том, кто он такой, ей было сказано позже. Она может с чистой совестью сказать, что никогда не встречалась с ним; но подумав ещё немного, она решила не говорить вообще ничего.
— Так вы не знакомы с Бьюмонтом?
Ни единого слова — безразличный взгляд устремлен вдаль сквозь отражение в окне, на темную полосу вдоль горизонта, которая, как ей казалось, на самом деле была океаном.
— Жаль, а вот он вас знает, — продолжал Николет. — Бьюмонт родом с Ямайки. Точнее сказать, был родом оттуда. Потому что Бьюмонт мертв.
Джеки передавалось их нетерпеливое ожидание. Она стояла, не шелохнувшись.
— Он имел обыкновение пару раз в месяц совершать путешествие во Фрипорт, — рассказывал тем временем Николет. — Возможно при случае вы смогли бы его узнать. Ферон, как ты думаешь, мы ведь сможем предоставить госпоже Берк возможность взглянуть на тело?
— Нет проблем, — отозвался голос Тайлера.
Она слегка повернула голову — достаточно для того, чтобы видеть, как Рей Николет сунул руку за голенище своего ковбойского сапога. Вытащив оттуда тупорылый револьвер и положив его на стол, он снова сунул руку за голенище и принялся растирать лодыжку.
— Бьюмонта нашли вчера утром в багажнике автомобиля, — охотно рассказывал он, — в «Олдсмобиле» новой модели, зарегистрированном на имя одного парня из Оушен-Ридж. До этого машина числилась среди угнанных. Всего днем раньше мне выпала возможность поговорить с Бьюмонтом за жизнь вообще, и о его будущем в частности. В то время он находился в тюрьме, и как будто вовсе не был уверен в том, что ему захочется сполна оттрубить там с десяток лет. — Здесь снова наступила пауза, прежде чем Николет продолжил свой рассказ. — За Бьюмонта был внесен денежный залог, и ему вышибли мозги прежде, чем я снова смог поговорить с ним. — Опять молчание. А потом: — Я допускаю, что вы не были лично знакомы с Бьюмонтом, но только что, если тот, кто хлопнул его, знает вас?
Опять напряженное молчание.
Джеки затянулась сигаретой. Бьюмонт… она слышала, как он разговаривал с Мистером Уолкером. После его ухода Мистер Уолкер сказал ей, что Бьюмонт может показывать фокусы с числами — якобы он умеет запросто умножать в уме целые колонки цифр.
— Если вы не хотите разговаривать с нами, — сказал у неё за спиной голос Тайлера, — то нам придется передать вас таможенникам.
Она затушила сигарету, на несколько мгновений всецело сосредотачиваясь на окурке и глядя на черную пластмассовую пепельницу, прежде чем обернуться к Тайлеру.
— Ладно, пошли, — согласилась она.
Он стоял у свободного стола, на котором стояла её сумка, держа в руках открытую папку.
— Боюсь, вы вывели его из себя, — заметил Николет. — Вам известно о том, что Ферон может арестовать вас за нарушение таможенных правил? Эти пятьдесят штук уже сами по себе являются достаточно веским основанием к тому, чтобы обвинить вас в незаконной деятельности. А насколько я знаю Ферона, то он не поленится под присягой обосновать свою точку зрения и будет отстаивать её до последнего.
Тайлер в упор глядел на нее. Она видела, как он положил свою папку на стол, и положил руку на сумку.
— Мне бы хотелось с вашего разрешения снова открыть вот это. Не возражаете? Чтобы уж знать точно, о чем у нас идет разговор, — сказал он.
Джеки подошла к столу и сама расстегнула молнию. Затем, вытащив конверт из пластика, она бросила его на стол перед ним.
— Не стесняйтесь.
— Но если вы уж все равно случились поблизости, — проговорил Тайлер, — тогда может быть мы заодно глянем, что там есть еще? Вы не против?
На протяжении нескольких мгновений Джеки молча смотрела на него.
Запустив руку в сумку, она вытащила кожаный несессер.
— Моя зубная щетка и туалетные принадлежности. — Вслед за этим была извлечена дорожная шкатулка из пластмассы. — Вот, это мои бигуди. Желаете, чтобы я открыла крышку?
— Давайте сначала доведем до конца одно дело, — спокойно ответил Тайлер.
Тогда Джеки схватила сумку и, перевернув её вверх дном, сильно тряхнула. Белая блузка, юбка, нижнее белье, бюстгальтер и колготки вывалились на стол поверх пластикового конверта. Она отставила сумку в сторону. Тайлер вытащил из-под груды вещей конверт, и ей ничего не оставалось, как только следить за тем, как он отгибает клапан и вытряхивает наружу пачки банкнот. Она видела, как после этого он снова заглянул в конверт, потом поднял глаза на нее, и его поначалу как будто удивленный взгляд сделался насмешливым. Его рука снова скользнула в конверт, а вслух он сказал:
— Ну, посмотрим, что у нас тут ещё есть?
— Подождите, — только и нашлась, что сказать Джеки, в то время как Тайлер отложил в сторону пустой конверт, и было слышно, как Николет наконец опустил ноги со стола.
Он подошел к ним со словами:
— Что это, обыкновенный диетический сахар или же то, что мне подсказывает интуиция?
Тайлер держал в руке прозрачный целлофановый пакетик, в котором виднелся кругляшок из белого порошка размером в полдюйма или около того. Тайлер поднес руку к лампе и посмотрел на просвет, сказав при этом:
— Это для продажи или для собственного кайфа? Вот в чем вопрос.
— Это не мое, — поспешно сказала Джеки.
Это действительно предназначалось не для нее.
— Вы только дослушайте до конца, ладно? Правда…
— Для обвинения в торговле этого количества недостаточно, — сказал Николет. — Может быть больше подойдет хранение с целью дальнейшего сбыта?
— Принимая во внимание такую сумму наличными, — ответил Тайлер, — думаю, мне это удастся.
Пара самовлюбленных придурков.
— Вы не сделаете этого, я вам не верю, — замотала головой Джеки.
Николет выдвинул стул из-за стола.
— Тогда почему бы нам не сесть и не начать разговор с начала, — мило улыбаясь, предложил он. — Так что вы хотели нам рассказать?
Луис Гара мог вполне сойти за приличного человека. Бывший бандит с большими возможностями. По мнению Макса, в этом смысле действия Луиса в амплуа банковского грабителя можно было считать наиболее показательными.
Луис рассказывал, что он просто протягивал кассиру записку со следующим текстом: «Спокойно. Это ограбление. Быстро выкладывай все полтинники и стольники. Что делать дальше, скажу потом». Луис сказал, что текст послания был им напечатан на пишущей машинке в магазине канцтоваров, а затем он ещё сделал с этого листа несколько копий. Тогда Макс поинтересовался количеством копий, сделав это не из праздного любопытства, а желая узнать, насколько оптимистично начинающий грабитель был настроен относительно своего будущего. «Двадцать на первое время, — ответил ему на это Луис. — А в случае чего всегда можно было наснимать дополнительных экземпляров». Первые семь банков дались ему без особого труда, причем суммарная выручка составила всего немногим больше двадцати тысяч наличными. Он с горечью заметил, что некоторые ошибочно полагают, как будто бы банк это всегда золотое дно. Вовсе нет, к тому же те грабители, с которыми ему позднее довелось встретиться в тюрьме, по большей части оказывались дилетантами и к тому же ещё законченными придурками. «На следующем банке я взял тысячу семьсот долларов разными купюрами и в придачу к ним кассир протянул мне ещё пятьсот долларов в пачке, которую мне ни за что не следовало брать. Это была самовзрывающаяся пачка, начиненная красителем, которая взрывается, когда её выносят из банка. Стоило мне только выйти на улицу, как она, разумеется, взорвалась, и я с ног до головы оказался в этой красной краске. Но в тот раз мне все же удалось уйти». Макс спросил, можно ли отмыть краситель, на что Луис ответил: «В общем-то, да, смыть его можно, но только, видно, над некоторыми банкнотами я поработал недостаточно, и они остались такого розоватого оттенка». А если человек пытается расплатиться где-нибудь розовой двадцаткой — чего мне ни в коем случае делать не стоило — то всем сразу же становится ясно, отчего это она вдруг покраснела. Я опомниться не успел, как на пороге моего дома уже стояли полицейские. Мне дали восемь лет, из которых я отсидел сорок восемь месяцев. Потом вернулся в Майами, где меня арестовали по подложному обвинению, за то что якобы я расплачивался найденной мной чужой кредитной карточкой. За то время, пока я был условно освобожден, один банк я взять все-таки успел, и мне пришлось бы отсиживать ещё два с половиной года за то что не выдержал испытательного срока, но судья оказался хорошим парнем. Он принял во внимание то время, что я реально уже отсидел.