Полицейские притащили из дома вторую веревку, достали промокшего и обиженного коллегу из колодца и снова приступили к поискам…
Новенькая, поблескивающая начищенной латунью и лаком моторная яхта неторопливо разрезала воды Оки. Высоко над рекой проплывали ажурные конструкции железнодорожного моста. В застекленной рубке старательно вращал колесо штурвала рулевой.
Владелец плавсредства – видный не только в Серпухове, но и во всей Московской области бизнесмен Виктор Пименович Лаврецкий – сидел под полотняным навесом рядом с подполковником Гандыбиным на корме судна. Место для беседы было выбрано удачно – на воде никто не подслушает, не подсмотрит.
– Я рад, что вам удалось отмазать моего непутевого сына от этого идиотского убийства, – говорил пожилой бизнесмен, речной ветер трепал его седые волосы.
– Знали бы вы, Виктор Пименович, чего мне это стоило, – напомнил о своих заслугах в развале уголовного дела против непутевого Валерия Лаврецкого, застрелившего кавказца, полицейский подполковник.
– Все имеет свою цену, – мягко улыбнулся Лаврецкий-старший, доставая из кармана прозрачный файлик, в котором лежали пластиковая карточка и бумажка с написанным от руки пин-кодом. – Сумму, о которой мы договаривались, уже лежит в латвийском банке, как вы и просили.
Гандыбин сглотнул, но к кредитке пока не притронулся.
– В чем дело? – насторожился бизнесмен. – Мы же договаривались.
– Обстоятельства изменились, – развел руками Гандыбин. – В каждом стаде найдется паршивая овца. Вот и у меня в ОВД отыскался один опер. Копает под вашего сына.
– Много накопал?
– Достаточно для того, чтобы по вновь открывшимся обстоятельствам… – Гандыбин многозначительно замолчал, щелкнул пальцами, а затем добавил: – Короче говоря, раскопал все, как оно и было на самом деле. А ведь там не только убийство кавказца, но и ночная жизнь фитнес-центра «Парадиз».
– Понимаю. Предстоят непредвиденные траты. Сколько надо заплатить вашему оперу-шантажисту за молчание?
Подполковник довольно прищурился, Лаврецкий-старший «повелся», оставалось только грамотно его дожать.
– Опер денег не возьмет.
– Такой дурак или такой честный?
– И то и другое, – заулыбался полицейский подполковник. – Мне, чтобы на него серьезно надавить, надо будет кое-кого из начальства подмазать. Чем выше должность, тем больше просят. Сами понимаете, закон жанра.
– Называйте сумму, – холодно произнес Лаврецкий-старший.
– Виктор Пименович, буду с вами абсолютно честным. Деньги нужным людям, я уже заплатил из своего кармана.
– Разве это что-то меняет?
– Меняет. Мне не единовременная сумма нужна, а доля…
– Доля в чем?
– В вашем бизнесе, – жестко произнес Гандыбин. – Я имею в виду «Парадиз».
– Однако, – покачал головой бизнесмен. – Круто берете. Хотя я понимаю ход вашей мысли. «Парадиз» работает у вас под боком. Крышевали вы его за разовые вознаграждения в случаях форс-мажора. Должность у вас сегодня есть, завтра – нет. А вкусно пить и красиво кушать всегда хочется, – как видите, я тоже откровенен с вами.
– Где-то вы правы. Но и я прав. Долю оформим на кого-нибудь из моих родственников.
– Я еще не сказал «да».
– Вам деться некуда. Отцовское сердце не камень. Не в тюрьму же сына отправлять. У самого дочь есть, и я ради ее будущего в лепешку готов разбиться, – при упоминании дочери Томы глаза у подполковника сентиментально блеснули.
– Доля в бизнесе – тема обсуждаемая, не спорю. Но «Парадиз» материя тонкая, там все деньгами не измерить, слишком много составляющих. Контингент сложный.
– Так и родительские чувства к одним деньгам не сведешь, – напомнил Гандыбин.
– Раз уж вы вспомнили о своей Тамаре, то у меня есть и встречное предложение. Не думайте, что ваше требование о доле в бизнесе застало меня врасплох. Сегодня утром я говорил с сыном и…
Договорить Лаврецкий-старший не успел. Рулевой распахнул дверцу рубки и крикнул:
– Виктор Пименович, там утопленника в клетчатой рубашке течением тащит прямо на нас, – он указал рукой.
Бизнесмен и подполковник поднялись. Прямо на яхту течение тащило утопленника, из воды выступала разбухшая спина в крупную клетку. Лавреций посмотрел на Гандыбина. Мол, что делать? Вытаскивать?
– Ну его на хрен, – пожал плечами Гандыбин. – Мы могли его и не заметить. Так что вы о сыне там говорили?
Лаврецкий-старший барабанил пальцами по перилам яхты, а затем внезапно рассмеялся.
– Не понял, – вскинул брови подполковник. – Что я смешного сказал?
– Да это не утопленник, а сетка с капустой плывет, такие на оптовых рынках продают, – бизнесмен вытирал слезящиеся от смеха глаза носовым платком.
* * *
Уже вечерело. В читальном зале городской библиотеки оставалось совсем мало народа. Двое пенсионеров неторопливо листали газетные подшивки и неодобрительно посматривали на Тамару Гандыбину. Молодая художница залезла на стремянку и подвешивала к штанкету свой очередной шедевр. Библиотекарша стояла внизу и помогала ей советами.
– Выше подними. По-моему, фотографию следует разместить справа от картины.
Студент, засев в темном углу, делал вид, будто работает с энциклопедией и словарями. На самом деле он, пользуясь халявным библиотечным Wi-Fi, глобально обновлял программы в своем айфоне. В перерывах между закачками парень наслаждался созерцанием обнаженной женской натуры на полотнах Томы. Эротические фотографии его особо не привлекали, при желании он мог найти в Интернете что-нибудь и покруче.
– Не нравится мне, – призналась Тома. – Тут картины толком и не разместишь. Нет нужного освещения, бликуют. Да и лампы дневного света все портят. Под ними абсолютно не так, как было задумано, проявляются цвета. Ну, вот посмотри, – обращалась она к библиотекарше. – У моей «Рождение Афродиты» натурально целлюлитная задница. А все из-за света.
– По мне, так очень хорошо получается. Лучшая выставка, какая здесь когда-нибудь была.
– Ужасно, – Тамара спустилась со стремянки, отошла к стене и, скрестив руки, принялась издалека рассматривать Афродиту.
– А мне нравится, – вставил студент. – Конечно, не «Третьяковка», но тоже внушает. – «Афродита» – лучшая картина. С натурщицей не познакомите?
– Не познакомлю, и не мечтайте. Приличные дамы не любят халявщиков. Да не прячьте вы свой айфон под столом. Все и так понятно. Тут все равно безлимитка.
Студент покраснел, словно его застукали за неприличным занятием.
– Я вообще-то поработать сюда с конспектом пришел, – проговорил он. – Ну, а потом вижу, что можно и подключиться.
Тамара потеряла к халявщику всякий интерес, вновь забралась на стремянку и сняла «Афродиту», оставив на стене только фотографию. Теперь девушка теребила в руках веревку. В читальный зал неслышно зашел Павел Анкудов, остановившись за спиной у Тамары, аккуратно кашлянул. Девушка повернула голову.
– А ведь хорошо картина смотрелась, – сказал опер. – Надеюсь, вы не вешаться по этому поводу собрались?
Тома скомкала веревку в кулаке.
– Открытия выставки еще не было. Если вы в библиотеку пришли, то стеллажи с периодикой вон там, – показала направление Тома Гандыбина.
Она, конечно же, узнала Анкудова. Несколько раз видела его, когда приходила с отцом на концерты, посвященные дню милиции.
– Во-первых, здравствуйте. Я – старший оперуполномоченный Анкудов, – представился Павел. – Можно с вами побеседовать?
– В качестве кого: подозреваемой, потерпевшей или свидетеля?
– Все эти качества подразумевают лишь одно процессуальное действие – допрос. А я хотел бы именно побеседовать.
– Познакомиться хотите? – улыбнулась Тома. – Мол, давайте поболтаем. Вы же видите, я занята.
– Я тоже не развлекаться сюда пришел. К тому же ничего путного вы сегодня уже не придумаете.
– Ладно, – неохотно согласилась Тома. – Поболтать так поболтать.
– Побеседовать, – уточнил оперуполномоченный.
– Какая разница? – Тамара удивленно вскинула брови, когда увидела поданную ей руку, оперлась на нее и спрыгнула со стремянки. – Я думаю, наша болтовня не для посторонних ушей. Пойдемте в книгохранилище. Там тихо и уединенно.
Тома не кокетничала специально, просто у нее была такая манера общения с мужчинами.
– Вам настолько доверяют в библиотеке?
– Это я им доверяю. Там мои работы стоят.
Высокие металлические стеллажи тесными рядами заполняли зал. Они доходили почти до самого потолка, от чего были похожи на небоскребы, а проходы между ними казались улицами. Шаги девушки и опера разрушили тишину. Тома подвела Анкудова к журнальному столику с электрочайником, вазочкой с дешевым печеньем и банкой растворимого кофе, села в потрепанное кресло.
«Ну вот, – с тоской подумал Павел. – В кабинете ее отца стоял. И теперь все повторяется, она сидит, я стою».
– Можете взять стопку журналов и сесть на нее, – словно прочитала мысли опера Тамара.
