- Между прочим, - проговорила Наталья, - мне действительно везло в тех колготках. Правда! Когда я приехала в этот город, на мне были джинсы. И все пошло кувырком.
Наталья умолкла. Ей вспомнился тот недавний вечер, когда она поведала Лере о своих злоключениях, о встрече с человеком, который был ее отцом. И с чего ее так тогда прорвало? Чувство одиночества, тоска, стыд? Конечно, все это было. Но главное - от Леры исходила доброта и желание понять, которые легко расковывают даже самых замкнутых людей. Вероятно, доброта Леры была не просто добротой натуры, а убежищем от такого же одиночества и тоски, которые владели Натальей.
В то же время что-то настораживало Наталью. Нет, она не жалела о том, что раскрылась перед Лерой. Но неожиданно ей представилось, будто та смотрит на нее со стороны, как бы из зрительного зала. Наталья еще не понимала, что человек может быть двуедин в своих проявлениях. Та Лера, которая занималась своими мелкими делами в баре, составляла одно целое с дочерью врача, известного своей добропорядочностью. Впрочем, для нее самой, для Леры, граница этого слияния была совершенно размыта…
- Послушай, как зовут твоего… отца? - Лера обмакнула вату в ацетон. - Чем он занимается? Я многих знаю в нашем городе.
Наталья примеривалась, как ловчее накинуть на себя платье, и продела руки в прохладные тесные рукава. Сквозь отороченный мехом вырез она видела поднятое к ней лицо Леры.
- Не хочешь говорить, а жаль, - искренне произнесла Лера. - Можно было бы взять его в оборот, твоего папашу. - В ее тоне сейчас звучали повелительные ноты барменши заведения Якова Сперанского.
- В оборот? Зачем? Разве он обязан меня признавать?
Возможно, Наталья так и не думала. Но ее натура противилась вмешательству посторонних в свою судьбу. Пропустив голову в вырез, она потянула платье вниз, расправила складки, одернула поясок. Ей никогда не приходилось надевать такое платье. Наверное, стоит оно - будь здоров. И никаких украшений не надо, очень удобно. Только как быть с обувью? Туфли у нее неплохие, и сапоги уже в этом году куплены. Но с платьем они как-то не смотрелись… Лера подошла к шкафу, откатила роликовую дверь и достала кремовые туфли с латунными мысками.
- Валерия Семеновна, я у вас как Золушка, - смутилась Наталья. - Как и благодарить, не знаю.
Она подобрала подол платья, присела на корточки и, заглядывая снизу вверх в светлые Лерины глаза, проговорила без всякого перехода:
- Зачем я здесь, Валерия Семеновна? Мне б уехать домой, в Свердловск. К маме. А я сижу тут, сижу. Зачем, скажите на милость? Зачем?! Не нужна я ему. Да и он-то мне теперь не нужен. После слов, которые произнес. А что касается мамы, так привыкла она уже к своему Генахе, живут себе столько лет. По какому такому праву мне их жизнь разбивать? Что я сдуру в поезд-то села? И Томка, подруга моя, говорила: «Брось, не ломай матери жизнь. Привыкла она к Генахе своему».
Наталья произнесла слова торопливо, глаза ее блестели, а лоб был влажен. Она подтянула к себе низкую кривоногую скамеечку и села опустив руки.
- Может, не пойдем в филармонию, а? Ну ее.
- Не пойдем, - согласилась Лера. - Заварим чай, посидим. Ну ее к богу, филармонию. В следующий раз как-нибудь, успеется.
На лице Леры не было и тени сожаления. Наоборот, она довольно улыбнулась и тронула Наталью за плечо.
Они пристроились на диване. Мягкий бархат обивки по-доброму принял их, окутывая застоявшимся теплом.
- Ты думаешь, отчего я так к тебе привязалась? - проговорила Лера. - Скучно мне одной, Наташа. С родными отношения натянутые. С замужеством не сложилось.
- Господи, вы такая красивая.
Лера усмехнулась, погладила Наталью по руке:
- Не сложилось… Ты и сама понимаешь… Были мужчины в этой комнате, были. Да не задерживались особенно. Одних я не привечала, другие сами не хотели. Так и осталась одна.
Наталья чувствовала неловкость. Словно подглядела запретную сценку. Она смущенно осмотрела богато обставленную комнату и проговорила в сторону:
- Никто и не встретился, чтобы всей душой?
- Был тут один. Таксист… В такси мы и познакомились, подвез как-то меня. Думала - все, укротили Валерию Семеновну… Даже переехала к нему. С работы - к нему, как в семью. А однажды он мне сказал: «Хватит, Лера!» И я ответила: «Пора!» И расстались, как отрезали. Потом ревела всю ночь, на работу не пошла, заболела.
- А он что?
- Виду не подал. А что внутри - разве поймешь? Кстати, выручил он меня потом крепко. С места меня хотели погнать - он заступился. Правда, не по своей воле - пригрозила я ему. Много лишнего о нем знала.
- Странно, за что же вы его полюбили, если он… такой?
- Разный он, Наталья. А за что полюбила - не знаю. Из жалости. Чувствую - плохо кончит. С компанией дурной связался. Вытащить его хотела, да не получилось.
- Что? Посадили его?
- Пока нет. Но посадят, это точно. Круто завяз.
Наталья с любопытством взглянула на Леру. Сквозь темные влажные волосы уже пробивались настойчивые лимонные пряди.
- Странно… Как же вы полюбили такого? - произнесла Наталья.
- Два аборта сделала.
- Вот! - Наталья всплеснула руками. - Разве такому можно прощать!
- Знаешь, девочка… Другое дело - когда мужчина этому противится. А он хотел оставить ребенка… Я действительно его любила. И в то же время…
Наталья пожала плечами, но промолчала.
- Любить мужчину - одно, а желать, чтобы он стал отцом твоего ребенка, - другое, - продолжала Лера. - Это начинаешь понимать потом, когда ты опустошена и одинока. Наедине со своими мыслями. Хоть он и рядом - только протяни руку… В такие минуты я четко понимала - отцом моего ребенка должен быть другой. Во всяком случае, не такой… Понимаешь, Наташа, ты еще очень молода… Мы многое делаем на потребу своему хорошему настроению. Часто от скуки. А вот на потребу души… Тот, о котором я тебе рассказываю, человек разный. В нем уживается и белое, и черное. А бороться за него мне трудно. Чтобы вытащить его, надо и самой быть чистой. А я? Что я? В сущности, мы одного поля ягоды, только разного срока созревания.
Наталья резко отвернулась от Леры и с досадой хлопнула себя по коленям:
- Да что вы говорите, Валерия Семеновна?! Если вы все видите, понимаете…
Голос Натальи дрогнул и умолк.
Лера метнула быстрый взгляд, в котором мелькнуло смятение:
- Что же ты замолчала? - Она встала с дивана, подобрала болтавшийся поясок халата. - Возможно, и тот, отец твой… Ты переживаешь, страдаешь. А вдруг - бац! И хоть отрекайся потом. Вот когда настоящее переживание начнется. - Казалось, она хотела сказать другое.
- Что вы, что вы! - заволновалась Наталья. - И вовсе не так! Как вы не можете понять! Хорошенькая сцена: открывается дверь, входит здоровенная деваха и говорит незнакомому мужчине: «Здравствуй, папа!» Любому обморок гарантирован. Он еще держался молодцом, честное слово. А вы сразу мне: «Надо его взять в оборот». Он не такой, я чувствую. Он порядочный человек. Если бы вы видели тогда его лицо… Правда, он всякие глупости болтал, я и психанула.
Глаза Натальи счастливо сияли детским лукавством. Точно она видела то, что никто не видит. И радовалась своей проницательности.
- Что же ты тогда, милая, домой собралась? Или тоже психанула? - беспомощно проговорила Лера.
- Вы все еще не поняли, - досадливо поморщилась Наталья. - Это он мне нужен, он! А нужна ли я ему, неизвестно. Вот что меня мучает! - И добавила огорченно: - А вы - в оборот его надо взять, в оборот… Просто вы, наверное, иначе и не представляете…
Лера провела ладонью по щеке.
- В твоих глазах я изверг.
- Почему сразу… изверг? - смутилась Наталья. - У вас свое представление о жизни…
- А у тебя свое, - подхватила Лера.
- A y меня свое, - кивнула Наталья.
- Чем же тебя не устраивает мое представление?
Наталья пожала плечами. Ей не хотелось продолжать этот разговор.
