Теперь, когда авторитет Майкла вошел в зенит, Клеменца безболезненно отпочковался от Семьи, создав собственный синдикат. Капитаном стал Рокко Лампеоне, доказавший на деле преданность и высокий профессионализм. Альберту Нери поручили возглавить службу безопасности в отелях и казино Невады, входящих в новый семейный синдикат Семьи Корлеоне. Хейген раньше всех обосновался в Лас-Вегасе, подготовил добрую почву для развития семейного бизнеса.
Говорят, время — лучший лекарь, оно залечивает любые раны. Конни очень быстро помирилась с братом: неделю спустя после своего возвращения в Лонг-Бич и истерики в гостиной Майкла она одумалась, осознала ситуацию и явилась к брату с извинениями, умоляя Кей не верить ее глупым речам, сказанным в запальчивости. Разве может быть хоть слово правды в необдуманных воплях молодой вдовы? Горе свело ее с ума, Кей должна понять это.
Собственно, вдовой Конни пробыла очень недолго. Не прошел еще даже срок годового траура, как она обрела мужа, и место Карло в их просторной двуспальной постели занял скромный молодой итальянец из приличной семьи. Несмотря на свое прекрасное образование, он обретался в должности секретаря в бывшей фирме «Торговый дом Дженко», но теперь женитьбой на младшей сестре дона обеспечил себе карьеру и полное благополучие.
Кей Адамс, ныне Корлеоне, к радости всего семейства супруга, неожиданно перешла в католичество. Теперь оба мальчика росли под благословением и покровительством Римского папы. Впрочем, сам Майкл не слишком восторженно принял такой поворот событий. С его точки зрения, детям было бы лучше расти протестантами, как принято в большинстве нормальных американских домов.
Как ни странно, жизнь в Неваде пришлась Кей по вкусу. Ей понравились западные пейзажи с их каменистыми пространствами, красноватыми от глины каньонами и раскаленной под жарким солнцем пустыней. После жары прохлада бассейнов дарила неземное блаженство, поэтому даже жара полюбилась Кей. Мальчикам подарили пони, на которых они охотно катались. У Кей, наконец, были не телохранители, а обычная прислуга. И Майкл в Неваде жил вполне нормальной жизнью богатого дельца: занимался строительной компанией, посещал местный клуб, стал членом каких-то общественных комитетов, а его интерес к политическим играм штата был окрашен совсем иными тонами, чем закулисные интриги в Нью-Йорке под прикрытием вооруженных банд. Впрочем, настоящего интереса к политике в Лас-Вегасе Майкл все же не проявлял, предпочитая оставаться в стороне. Все-таки хорошо, что его посетила мысль переселиться на Запад! И хорошо, что они оставляют свой дом в Лонг-Бич, Кей уже не выносила его мрачные стены. Теперь она с удовольствием занималась упаковкой и отправкой вещей, вкладывая в это весь свой пыл и все желание поскорее уехать. Так выздоравливающий торопится выписаться из опостылевшей ему больницы, чтобы забыть о болезни, оставив ее позади. Новый дом в Лас-Вегасе Кей решила устраивать по собственному разумению.
В последнее утро перед отъездом Кей, как обычно, проснулась чуть свет, но на площади среди домов уже урчали автофургоны для перевозки мебели: дневным рейсом вся Семья, включая маму Корлеоне, отбывала навсегда в Лас-Вегас. Кей тихо, чтобы не потревожить мужа, вышла в ванную, но когда вернулась, Майкл, приподнявшись на локте, уже курил сигарету.
— Давно хочу спросить — с чего это ты так зачастила в церковь? — с интересом проговорил он. — Ну, по воскресеньям, на праздники — это святое, но чтобы каждое утро? Какого черта тебе это надо, скажи на милость? Ты стала совсем, как моя мать, — он протянул руку и зажег лампу на столике рядом с постелью. Кей упрямо натягивала на ногу чулок.
— Все новообращенные католики отличаются особым рвением, — сказала она. — Они куда серьезнее относятся к обрядам, чем католики от рождения.
Майкл испытующе посмотрел на нее и слегка усмехнулся:
— Вот как, — он коснулся рукой полоски теплой кожи над гладким чулком.
Кей отпрянула.
— О, Майк, сегодня не надо — мне принимать причастие.
Он не стал настаивать, но Кей почувствовала, как сузились зрачки мужа и каким пронизывающим стал его взгляд — «взгляд дона», как определяла его она.
— Что ж тогда мальчишки растут в грехе, если ты столь ревностная католичка? — поинтересовался он. — Им ты позволяешь пропускать службы.
Кей смутилась.
— Ну, они еще успеют наверстать, потом, когда подрастут, — она наклонилась, поцеловала Майкла и вышла из дома. Летнее утро обещало жаркий солнечный день. На востоке розовели облака. Кей направилась прямо к воротам, где в машине, закутанная в черный вдовий платок, ее уже ждала свекровь. Теперь они каждое утро начинали с ранней мессы.
Кей приложилась губами к сухой морщинистой щеке мамы Корлеоне. Та спросила с подозрением:
— Ты не завтракала сегодня?
— Нет, нет, — ответила Кей, усаживаясь за руль. Она однажды забыла, что с полуночи до принятия святого причастия положено поститься, и старушка каждый раз считал своим долгом напомнить ей о церковных правилах. Получив ответ, мама Корлеоне удовлетворенно кивнула.
Церковь в утренних солнечных лучах выглядела маленькой и беззащитной перед окружающими ее мирскими страстями. Внутри всегда было прохладно и чуточку зябко. Витражи на сводчатых окнах не пропускали солнечных лучей. Кей подала руку маме Корлеоне и они вместе поднялись по белым каменным ступенькам в храм. Старушка прошла вперед, к алтарю. Кей последовала за ней, но вперед пройти не решилась: в ее душе робость мешалась с надеждой.
Стоя в прохладном полумраке, омочив кончики пальцев святой водой, она медленно перекрестилась и приложила влажные пальцы к сухим губам. Потом прошла на свое место, встала коленями на жесткий деревянный настил за барьером. В ожидании, пока святой отец пригласит ее к церемонии причастия, Кей склонила голову. Со стороны казалось, что она усердно возносит молитвы. Но на самом деле ее мысли были заняты совсем другим. Только здесь, под сумеречными сводами маленькой церквушки, позволяла она себе задуматься о греховной, тайной жизни мужа. Только здесь вспоминала события, произошедшие год назад, когда Майкл воззвал к ее любви и доверию, чтобы пойти на откровенную ложь. И она поверила этой лжи — поверила, что в смерти мужа своей сестры ее Майкл неповинен.
Господи, зачем он солгал тогда!
На следующее утро она ушла из его дома — не из-за того, что он совершил, а из-за того, что смог обмануть ее так ужасно. Она взяла с собой сыновей и увезла их в Нью-Гемпшир, к своим родителям, никому не сказав ни слова и, вероятно, не очень осознавая, какую цель преследует.
Майкл все понял лучше ее самой. Он в тот же день позвонил, а потом недели на две оставил ее в покое. Но однажды возле дома семейства Адамсов опять остановился черный лимузин с нью-йоркским номером. За рулем сидел Том Хейген.
Часы, проведенные ею с Томом, были самые длинные и мучительные в ее жизни. Они не стали беседовать в доме, а отправились на природу, в лесок на окраине ее родного города.
Кей поначалу решила встретить его в штыки. Но роль независимой гордячки не слишком подходила для нее.
— Майкл приказал тебе силой доставить меня? — вскинулась она на Тома. — Что ж он тогда не прислал полную машину ребят, увешанных автоматами? Им было бы проще справиться со мной.
Впервые она увидела, что Том вышел из себя.
— Не дури, Кей, — сказал он резко, — не изображай девицу из подворотни. Вот уж не ожидал такой встречи, я думал о тебе лучше. Пойдем прогуляемся, Кей.
— Пойдем, — согласилась она.
Некоторое время они молча шли между зеленых изгородей. Потом Том Хейген спросил просто:
— Ты чего удрала-то?
Она обернулась к нему, пылая обидой:
— Он убил мужа своей сестры. И обманул меня. Я просила его стать крестным отцом сына Конни. Он предал меня, из-за него я тоже обманщица. Я не могу любить такого человека. И не хочу, чтобы у моих сыновей был такой отец.
— Ты что-то не то говоришь, — сказал Том.
Настал черед Кей выходить из себя.
— Я знаю, что говорю. Он убил мужа Конни. Понимаешь? — она сорвалась на крик. — И обманул меня…
Какое-то время они молча шли по все той же дороге. Наконец Хейген сказал:
— Ну, положим, знать этого ты не можешь, это одни предположения. Но допустим, что это так, — допустим, я говорю, а вовсе не подтверждаю, что ты права. Но если бы это и была правда, я готов привести неопровержимые доказательства, смягчающие вину Майкла.
— Тебе не идет быть адвокатом, Том, — снисходительно парировала его слова Кей. — У тебя нет к этому таланта.
Том улыбнулся:
— Возможно, но ты все-таки выслушай меня. А если Карло действительно продал Санни? Если он не случайно спровоцировал скандал и избил жену, а его напарники прекрасно знали, по какой дороге Санни ездит из Лонг-Бич? Ты не допускаешь, что Карло просто-напросто заплатили за голову Санни? А если все было так, что тогда?
