— Формально ты прав… — начал Чернов.
— Я прав и формально, и фактически!
— Ничего подобного! Если копнуть глубже, а не жонглировать формальной логикой, то именно ты заварил всю эту кашу. А теперь хочешь сделать шаг в сторону?! Не-е-ет, — поводил Федор указательным пальцем, — такой финт у тебя не пройдет! Не надейся!
— Заварил кашу не я, а ты со своим дружком строителем. Это вы привезли в дом Кисина сварочный аппарат, которым и была разрезана металлическая решетка.
— А кто убеждал меня, что стройка должна выглядеть как можно более грандиозно?! Кто просил передвинуть хотя бы пару стен?! Зачем это тебе было нужно?! Может, ты специально все подстроил, чтобы иметь под рукой сварку и украсть танцовщиц?! — по правде говоря, Федор не верил в подобный вариант развития событий, но он и не собирался взваливать всю ответственность на свои плечи.
Сидевший в кресле в вальяжной позе Сухоруков даже не пошевелился. Он лишь исподлобья посмотрел на Чернова и спокойно бросил:
— Не смешно!
— Нет, в самом деле, в этой версии все очень хорошо стыкуется, — пытался Федор хоть чем-то прижать Арнольда, лишить его спокойствия. — Узнав, что шеф желает перестроить свой дом, ты находишь меня. С одной стороны, ты вроде бы пытаешься помочь мне хорошо заработать, а с другой — я становлюсь зависимым от тебя и вынужден следовать твоим вроде бы ненавязчивым советам. Таким образом, «на сцене» появляется сварочный аппарат. Ну а проникнуть в дом Кисина для тебя не составляло труда, не говоря уже о том, что ты просто мечтал подстроить своему начальнику подлянку. Украсть статуэтки Дега — это гораздо круче, чем даже нагреть на двести тысяч баксов! Ты не боишься, что я кому-нибудь все это расскажу?!
Сухоруков отмахнулся как от назойливой мухи. Было очевидно, что угроза его ничуть не испугала.
— Во-первых, — сказал он, — у меня есть железное алиби. В субботу, когда собственно и совершалось ограбление, и утром в воскресенье, пока не позвонил Кисин, я находился у сестры в Твери. Там меня видело много людей. Во-вторых, если бы я заполучил танцовщиц, то зачем бы цеплялся за двести тысяч?! Провоцировать скандал — совсем не в моих интересах. Ну и, наконец, куда ты пойдешь со своим бредом?! В суд?! К следователю?! Да кто поверит в то, что именно я заставил тебя передвигать стены?! Все это выглядит, как отговорка.
С этими аргументами трудно было поспорить. Именно поэтому Чернов с трудом удерживался от желания перепрыгнуть через стол, вцепиться собеседнику в глотку и душить до тех пор, пока тот не согласится вернуть деньги, пока не вылезут наружу его бледные, бесстыжие глаза! Однако остатками разума он понимал, что в результате лишь окажется в милиции и вряд ли скоро оттуда выйдет.
Подумав немного, Федор решил ответить на наглость соперника чем-нибудь таким же мерзким.
— Следователь мне, возможно, и не поверит, — словно размышляя вслух, сказал он. — А вот Кисину наверняка будет любопытно узнать, кто заварил всю эту кашу!
— Ему — да, — оживленно согласился Арнольд. — Но что он сможет со мной сделать? Выгнать? Так я и сам собираюсь от него уходить. Мне просто не хотелось бросать его сейчас. Из чувства сострадания. У меня все-таки очень чуткое сердце, — он демонстративно посмотрел на часы. — Извини, я сегодня безумно устал. Как ты знаешь, мой начальник ужасный зануда. Ну пока, увидимся…
Пробираясь между столиками к выходу, Сухоруков даже не оглянулся. Его спина выражала полную уверенность, что никаких пакостей подстроить ему нельзя — все учтено и просчитано на десять шагов вперед. Он — хозяин положения, он играет белыми фигурами эту черную игру.
В этот вечер Чернов прилично набрался. И это было лучшим вариантом. Все равно сегодня он ничего разумного не придумал бы, так что стоило хотя бы просто расслабиться.
— Ты будешь последним идиотом, если вернешь Кисину двести тысяч! — заявила Рита. Она села в постели, и ее упругие груди немедленно выпрыгнули из-под простыни. — Да и где ты их возьмешь?! У тебя что, есть свободные капиталы?! — последняя фраза прозвучала с иронией. — Рокфеллер! Тогда отдай мне зарплату за последние два месяца!
Эту ночь она провела в квартире Чернова, и занятия любовью они перемежали спорами о том, как выкрутиться из ситуации, возникшей в связи с пропажей бронзовых статуэток. По большому счету, речь вообще шла о сохранении дизайнерского бюро, так как им нужны были деньги для продления аренды помещений, для ремонта ксерокса, для оплаты междугородных переговоров, да и много для чего еще. Больная для обоих тема была продолжена и утром.
— Ты что, глухой?! — Рита локтем толкнула в бок Федора, который, заложив руки под голову, лежал на спине и флегматично смотрел в потолок.
В спальне этой новой квартиры Чернова пока стояла лишь одна кровать. Приобрести сюда что-нибудь еще у него просто не было денег. Да и лично для себя он не любил покупать все сразу, как правило, подбирая вещи по одной и стараясь, чтобы они были не только функциональны, но и грели душу. Вот и его постель отличалась изысканностью, оригинальностью. В одном из антикварных магазинов он отыскал спинку от старинной венецианской кровати, обтянутой роскошным, но уже кое-где потертым голубым шелком с золотой искрой. Сверху ее украшала замысловатая деревянная резьба, покрытая позолотой — естественно, тоже облезшей от времени во многих местах. А к этой спинке Федор купил огромный пружинный матрац, на который бросил атласное покрывало и подушки. Получилось очень стильно.
— Легко сказать: не отдавай! — наконец буркнул он. — Как практически это сделать?!
— Практически ты как раз ничего не должен делать!
— Кисин вполне может засадить меня в кутузку. Ты что, не понимаешь таких простых вещей?! У него на руках все козыри, ведь мы действительно даже не приступали к ремонту, а аванс получили. И у меня нет никаких сомнений, что его юристы найдут основания разорвать договор!
От избытка чувств девушка отбросила на край постели подушку.
— Тогда набей Арнольду его поганую морду!
— Прекрасная рекомендация… Кстати, насколько я помню, кто-то очень любил попотчевать его чаем.
— Это нечестно! Я старалась ради общего блага.
— Ага. Я как раз это и имел в виду…
Чернов поднялся и пошел в ванную комнату. На левом плече у него была сделана разноцветная татуировка, изображавшая дракона. Рита пошла вслед за ним. Он стал бриться у умывальника, а она залезла под душ.
— Ты считаешь меня глупой, — продолжила она дискуссию из-за шторки, — конечно, где уж нам. Однако у меня есть женское чутье и оно подсказывает: что-то во всей этой истории не так! С самого начала она казалась мне подозрительной!
— Ну и что дальше?! — отвел он бритву от лица и застыл на секунду в вопросительной позе. — Дальше что?! Можешь дать хотя бы один дельный совет?
— Ты не должен сдаваться!
— Гениально! Ненавижу штампы! Их используют тогда, когда на все наплевать!
Рита возмущенно выглянула из-за шторки и тут же опять яростно задернула ее, едва не сорвав с петель. Некоторое время слышался лишь шум льющейся из душа воды, а потом Чернов сказал:
— Мне все-таки придется раздобыть где-то и вернуть Кисину двести тысяч. Кровь из носа! Это даст передышку и возможность спокойно во всем разобраться, исправить ошибки. Иначе меня загонят в угол.
В этот раз ответом на его слова было демонстративное молчание, мол, разбирайся сам, никого твои проблемы здесь не интересуют.
После Риты под душ залез Федор. Когда он вышел из ванной комнаты, девушка уже жарила яичницу. Он отобрал у нее вилку и сам встал к плите.
— Ну да, надо же показать, кто в доме хозяин, — огрызнулась она.
— Ты абсолютно права, — невозмутимо парировал он. — Как только какая-нибудь особа противоположного пола почувствует себя хозяйкой на этой кухне, я в тот же день перееду на другую квартиру.
На глазах у Риты выступили слезы.
— Ты не имеешь права так разговаривать с человеком, который тебя любит! Это не повод для унижения! С другими людьми ты ничего подобного себе не позволяешь! К тебе со всей душой, стараешься помочь, а ты… — она хотела еще что-то добавить, но лишь махнула рукой и, сев за стол, уткнулась лбом в сложенные по-ученически руки.
Эта сцена повторялась уже не в первый раз. Впрочем, и разрешилась она вполне традиционно.
— Извини, я был не прав, — виновато сказал Чернов, огорченный, что опять сорвался. — Ты слышишь, я попросил у тебя прощения… — погладил он ее по плечу. — Ну хорошо, я разрешу тебе самой приготовить кофе. И тосты поджаришь именно ты. По два куска на брата. Мир? Мир!
Из дома они вышли вместе.
— Мне нужно повидаться с Балабановым, — сказал Федор. — Я сейчас к нему. А ты побудь пока в бюро на хозяйстве: вдруг позвонит кто-нибудь из клиентов. Тебя подвезти?
