— Не скажи ты мне… — Гущин взял одну из фотографий. — Не скажи ты мне, что это талыши, я бы подумал, это азербайджанцы.
— Внешне у них много общего с азербайджанцами, но это два разных народа. И, главное, два разных языка.
Собрав фотографии в одну стопку, Гущин сказал:
— Ладно, добры молодцы, давайте думать.
— Давайте, — согласился Хрулев.
— Если бы вы были Тофиком Бакинцем и вам нужно было бы бесследно убрать Балмакова — подрядили бы вы этих ребят?
Некоторое время оба сидели молча. Наконец Хрулев сказал:
— Я бы точно подрядил.
— А ты, Юра?
Заметив, что Седов молчит, Хрулев сказал:
— Плечо небось болит?
— Плечо прошло, мякоть заживает быстро. Но ребята в самом деле лихие. Я еле выкрутился. Кстати, ты быстро вычислил эту четверку.
— Старался.
— Компьютер?
— Компьютер был тоже, но в основном я вычислил их через свои ресторанные знакомства. Стал спрашивать о четырех талышах, выяснил, что неких четырех талышей часто видели в «Баку» и «Ленкорани». Принялся наводить справки, один знакомый халдей обмолвился, дескать, он слышал, что да, есть такие, и он знает, что они якобы прошли подготовку в спецназе ФСБ. Я запросил файлы из военкоматов. Остальное, ты прав, была уже чисто компьютерная работа.
— Возможно, я бы их и подрядил, — сказал Седов. — На всякий случай запиши номера двух трейлеров. Очень может быть, что это те самые трейлеры, которые в день исчезновения Балмакова почти сразу же уехали с рынка. Один из этих трейлеров охранники называют «талышским», и он связан с этой четверкой.
— Диктуй. — Хрулев записал номера в блокнот. — Все, заметано. Буду выяснять.
Гущин отодвинул снимки.
— Вот что, Женя, я вроде тебя оторвал от дела?
— Намек понял. — Хрулев встал. — Я могу снова возвращаться к делу?
— Да. Спасибо, что быстро приехал.
— Я всегда быстро приезжаю. Всем общий привет.
— Счастливо, — сказал Седов.
Дождавшись, пока за Хрулевым захлопнется дверь, Гущин сказал:
— Подожди. У меня чай заваренный на кухне, под матрешкой. Принесу тебе и себе. Выпьешь?
— От чая я никогда не отказываюсь, вы знаете.
Гущин ушел на кухню и вскоре вернулся с двумя стаканами чая. Поставил один стакан перед Седовым, мягко положил ладонь на его руку:
— Юра, я все понимаю. Понимаю, что эти сорок тысяч нужны, что они идеально закрепят твою легенду. Но, Юра, мы с тобой сейчас должны думать не об этих сорока тысячах. Меня как раз эти сорок тысяч волнуют меньше всего. Первый этап пройден. Ты внедрен в систему, ты уже вошел в нее. Разрабатывать тех, кто мог убрать Балмакова, можно без тебя. Поэтому на Бутырском рынке тебе больше делать нечего.
Гущин прав, подумал Седов. Он и сам считал, что его миссия на Бутырском рынке себя исчерпала. Отхлебнув из своего стакана, сказал:
— Но сорок тысяч отдавать все равно придется.
— Придется. Всю сумму мне начальство, конечно, не даст, но какую-то часть я выбить смогу. Отдашь Зане эту часть, остальное пообещаешь отдать потом. И уйдешь с Бутырского рынка.
— Уйду — и что дальше?
Гущин посмотрел искоса:
— Займись Луи Феро. Сейчас, после покушения, он озабочен собственной безопасностью. Это делает его уязвимым. — Гущин помолчал. — Что ты скажешь насчет того, чтобы открыть частное охранное агентство?
— Частное охранное агентство?
— Как тебе идея?
— Идея отличная. Но для того, чтобы открыть такое охранное агентство, нужны деньги.
— Ты достанешь.
— Каким образом?
— Возьмешь ссуду в банке. Миллион долларов.
— Боюсь, Виктор Александрович, мне, Алексею Федорову по кличке Федя, такую ссуду не даст ни один банк в мире.
— Даже Алексею Федорову по кличке Федя приличный российский банк вполне может дать миллион — если он эту идею подаст банку красиво. И убедит руководство, что открытое им агентство сразу же начнет приносить доход. Если же при этом руководство банка каким-то образом прознает, что ссуду просит не Алексей Федоров, а Геннадий Будников, за которым стоят деньги Лукмаса, — оно наверняка раскошелится.
— Не уверен в этом, Виктор Александрович.
— Но попробовать можно?
— Ну… конечно, попробовать можно.
— Ладно. Давай не будем спешить. Заня ведь дал тебе неделю? Вот и езжай пока домой. А завтра, примерно в эти же часы, к девяти-десяти, приходи сюда. Я за это время попробую нащупать какие-то ходы. Может, что-то в голову придет и тебе.
Выйдя из квартиры и спустившись вниз, Седов сел в стоящий у тротуара «Москвич». Впереди был целый день, и он стал думать, куда может сейчас поехать. Все же в первую очередь он должен попасть наконец в свою настоящую квартиру, на 3-ю Владимирскую. С момента, как он стал Алексеем Федоровым, он жил на подставной квартире в районе Миусской площади, куда, естественно, не приходило никакой почты. Ключ от почтового ящика на 3-й Владимирской он, как всегда, оставил соседке по лестничной площадке. Служебная почта к нему домой не приходила, с живущими в Петербурге родителями переговаривался по телефону, поэтому писем от них тоже не ждал. Но он был подписан на «Известия», «Литературку» и «Вечерку», так что сможет сейчас хотя бы забрать газеты.
Выехал по набережной Москвы-реки к Таганке. Миновав несколько привычных в это время дня заторов у перекрестков, выбрался в конце концов на шоссе Энтузиастов — и, дав полный газ, уже минут через десять был дома.
Позвонил в дверь к соседке, она открыла, заулыбалась:
— Юрочка, приехал… Как съездил-то?
— Все в порядке, Мария Афанасьевна.
— Совсем вернулся-то?
— Нет, Мария Афанасьевна, опять уезжаю. Так что корреспонденцию продолжайте доставать. Если не трудно.
Соседка вынесла набитый газетами полиэтиленовый пакет.
В квартире Седова стоял запах затхлости, пыли, слежавшейся бумаги и еще чего-то трудноуловимого, что очень точно определяется как запах нежилья.
Пройдя в спальню, настежь распахнул окна. От ударившего в грудь холодного осеннего воздуха сразу стало легче.
Несколько минут стоял, разглядывая открывшийся из окон вид на Измайловский лесопарк. Знакомая картина… Облетевшие темные деревья, изредка поднимающиеся над ними стаи ворон, тяжелые осенние облака над уходящим вдаль лесом.
Пройдя на кухню, заглянул в холодильник. Здесь, если не считать двух коробок с бульонными кубиками, было пусто. От яичницы он бы не отказался, но подумал, что ему вполне хватит чашки кофе.
Заварив кофе, вернулся с чашкой в спальню. Взял пакет, сел в кресло, придвинул журнальный столик — и начал не спеша разбирать почту.
Как он и ожидал, писем оказалось мало. Писали из общества охотников и городского яхт-клуба, приглашая на очередные собрания, два напоминания с просьбой вернуть книгу прислала библиотека, которой он до сих пор не отдал подшивку журнала «Секретный путеводитель по компьютерам».
Допил кофе и стал сортировать газеты. Машинально перебирая и распрямляя согнутые газетные полосы, нашел среди них еще одно письмо.
Конверт был узким и длинным, из тех, которыми в России пользуются крайне редко.
Прочел обратный адрес, написанный по-английски: «От мистера Джеймса Стюарта, 14, Беннетт-роад, Дюмон, штат Нью-Джерси, США». Это был адрес отца Аллы.
Его опять охватила тоска. Тупая, ватная, безнадежная тоска.
Посмотрел в распахнутое окно. Подумал: будь оно все проклято. Это будет всегда. Любое напоминание об Алле, абсолютно любое, всегда будет вызывать у него приступ тупой отчаянной тоски. Он знает, он никогда не сможет смириться со смертью Аллы. Никогда не сможет поверить, что она вдруг ни с того ни с сего, ничего ему не объяснив, ничего не сказав, взяла и ушла, исчезла, растворилась в небытие. Не сможет.
В первом письме, которое ему прислали сразу после смерти Аллы ее родители, они просто уведомляли его, что Алла погибла в автомобильной катастрофе. И все. Непонятно, зачем они прислали ему второе письмо.
Взяв ножницы, вскрыл конверт. Достал листок, прочел короткое послание:
«Уважаемый мистер Седов! Заранее прошу прощения, что вынужден побеспокоить Вас еще раз. Приводя в порядок бумаги моей дочери Эллен после ее смерти, я выяснил, что на ее счету в „Чейз Манхэттен Банк“ лежит довольно большая сумма денег, записанная на Ваше имя. Для того чтобы Вы получили эти деньги, необходимо Ваше физическое присутствие в США. Прошу выяснить, как скоро Вы сможете вылететь в Нью-Йорк, и заранее сообщить номер Вашего рейса. Я Вас встречу. Все расходы, связанные с проездом и пребыванием в США, моя семья берет на себя.
С уважением, искренне Ваш Джеймс Стюарт».
Отложив письмо, подумал: большая сумма денег… Конечно, он помнил про миллион сорок тысяч долларов, которые они вместе с Аллой нашли на яхте, в тайнике за телевизором. Перед отлетом Алла как-то туманно сказала ему о том, что, хоть она и положила эти деньги на свой счет, это отнюдь не значит, что деньги будут принадлежать только ей. Ясно, он тогда не придал этим ее словам никакого значения. И довольно скоро о них забыл.
