– Почему ты так считаешь? – сделал вид, что удивился, Роман Эдуардович.
– Я их все время видела. Один даже сидел со мной вчера на заседании нашего фонда. А сегодня другой придержал мне дверь, когда я выходила из магазина. И ты представь, до какой степени они обнаглели! Первый, такой небольшого роста со смешным лицом, сегодня даже заглянул в женскую раздевалку, где я переодевалась.
– Действительно безобразие, – согласился Хаусман.
– И тогда я подумала, что только с твоего разрешения они могли появляться в магазинах и так откровенно за мной следить, – закончила свою речь Ирина.
Хаусман не смутился. Только осторожно положил вилку и нож на тарелку. Затем взглянул на супругу.
– Ты думаешь, что я специально нанял людей, чтобы они следили за тобой?
– Я уверена в этом, – ответила Ирина, – иначе они бы не вели себя так нагло. А наши охранники не стали бы делать вид, что они ничего не замечают.
– Может, это другие наблюдатели, – словно раздумывая вслух, произнес Роман Эдуардович. – Во всяком случае, спасибо, что сообщила, я теперь проверю.
– И тебе не стыдно? Устраивать такую слежку за собственной женой. Эх, Хаусман, Хаусман, я думала, что ты выше каких бы то ни было глупых подозрений.
– А я действительно выше, – неожиданно ответил Роман Эдуардович. – Только я не совсем понял, что у тебя получилось с этим фитнес-центром, который принадлежал Роберту Туманову и без санкции которого нельзя было туда попасть. Без личного разрешения самого Туманова. А ты ведь с ним не так близко знакома, чтобы он разрешал тебе посещать свой клуб.
Ирина замерла. Роберт никогда не говорил ей об этом. Очевидно, просто забыл. Как это глупо с его стороны. И с ее стороны тоже. Она обязана была узнать правила членства в этом клубе.
– Почему ты молчишь? – спросил Хаусман недовольным тоном. – Или ты уже забыла, как он тебе давал разрешение?
– Не понимаю, о чем ты говоришь.
– О том самом фитнес-центре, где ты бывала. В нем нельзя просто оформить карточку гостя. Даже платить деньги можно только с разрешения самого хозяина клуба. И сама клубная карточка на год стоит двадцать пять тысяч долларов. Я не помню, чтобы ты снимала со своей карточки такую сумму. Тогда как ты там оказалась и кто тебе разрешил там появляться?
– Опять ревнуешь? – покачала головой Ирина.
– Я не ревную, а просто задаю вопрос. Ты можешь мне внятно объяснить, каким образом ты там оказалась и кто именно тебе рассказал об этом клубе.
– Не помню. Кажется, Кира или Нина Константиновна. – Еще не договорив до конца, она поняла, что совершает ошибку, ведь муж наверняка позвонил обеим женщинам и уточнил, кто именно говорил ей об этом клубе. И самое печальное то, что старая сплетница Нина Константиновна наверняка рассказала Хаусману о членских карточках и об их оплате в этом клубе.
– Нет, – торопливо сказала Ирина, чтобы супруг не успел ничего ей возразить, – кажется, я ошибаюсь. По-моему, это мне сказал не кто-то из них. Я ведь получила карточку, на которой уже была подпись хозяина клуба.
– И кто дал тебе эту карточку? – уточнил Роман Эдуардович. – Сам хозяин клуба?
– Нет. Я же тебе говорила, что его совсем не знаю. Кажется, Виолетта Максимовна. Да, именно так ее зовут. Она работает в дорогом бутике, и она дала мне клубную карточку. Особым клиентам они выдают подобные карточки, – вдохновенно соврала Ирина.
– Как ее зовут? – переспросил муж.
– Виолетта Максимовна, – выдохнула Ирина. – Я слишком много покупок делала в ее магазине, вот она и дала мне эту клубную карточку.
– У тебя есть ее телефон?
– Конечно, есть. Мобильный. А ты будешь звонить и проверять?
– Нужно проверить, чтобы между нами не было никаких недомолвок, – сказал Роман Эдуардович.
– Тогда запиши номер телефона, – Ирина продиктовала номер с каменным выражением лица и только затем спросила: – Мне самой ей позвонить или ты перезвонишь?
– Я сам перезвоню, – Роман Эдуардович достал свой мобильный телефон и быстро набрал номер. Она с замиранием сердца следила. Роберт сказал, что это надежный вариант. Если женщина сообразительная, то она сумеет дать нужный ответ.
– Здравствуйте, Виолетта Максимовна! – начал Хаусман. – С вами говорит Роман Эдуардович. Я супруг известной вам Ирины Хаусман.
– Да, конечно, – сразу сказала Виолетта Максимовна. – Она наша лучшая клиентка. С ней что-то случилось?
– Нет, все в порядке, – сообщил Роман Эдуардович. – Я только хотел уточнить один момент. Это нужно для наших знакомых.
Он не смотрел в лицо своей супруги и не мог видеть, как она переживает. Ирина стояла отвернувшись, и капелька пота стекала по ее щеке.
– Я вас слушаю, – приветливо ответила Виолетта Максимовна. – Что именно вас интересует?
– Моя супруга несколько раз посещала фитнес-центр на Покровке, – сообщил Хаусман, – но, насколько я знаю, там не общедоступный центр, а закрытый клуб, куда можно попасть только с разрешения руководства клуба. А затем заплатить двадцать пять тысяч долларов. Но моя супруга ничего не платила, а вспомнила, что именно вы дали ей карточку. Я хотел бы уточнить, сколько денег мы вам остались должны и как в клуб можно записаться посторонним людям.
– Посторонним нельзя, – сказала Виолетта Максимовна. – Это как семейный клуб, в него не пускают посторонних. А насчет клубной карточки все соответствует действительности. Я действительно дала ей эту карточку с подписью Роберта Туманова
Ирина стояла рядом и слышала эти слова. Она прикусила губу. Какой молодец Роберт, он предусмотрел даже такие варианты ответов женщины.
– Я все понял, – улыбнувшись сказал Роман Эдуардович, – извините, что я вас побеспокоил.
Он положил телефон на столик и посмотрел на супругу.
– Извини, – произнес он после недолгого молчания. – Она подтвердила. Дала тебе клубную карточку.
Ирина молчала. Она уже все услышала и поняла. В который раз она подумала, что Роберт словно умеет предвидеть различные события в их жизни. Но нужно было ответить мужу.
– Не извиняю! – выдохнула она. – Так нельзя себя вести. Что они подумают обо мне, когда узнают, что ты мне не доверяешь и все перепроверяешь. Об этом ты подумал?
Ирина повернулась и вышла из комнаты. Хаусман озадаченно посмотрел ей вслед и весело улыбнулся. С этого дня наблюдать за супругой не будут. А ночью он снова принял таблетки и пришел в спальню к супруге. Она сделала вид, что между ними ничего не произошло. И Роман Эдуардович был особенно благодарен жене за это понимание.
Все называют меня Отшельником. Меня короновали в ростовской тюрьме еще шесть лет назад. Причем с согласия очень авторитетных «воров в законе». Моя биография может вызвать зависть у любого из преступных авторитетов, а мои достижения настолько бесспорны, что о них говорят с восхищением и завистью. Я родился в Уфе, и меня звали тогда Ринатом Давлетшиным. Рос в обычной семье вместе с двумя братьями. Отец работал на заводе. Я еще не окончил школу, когда он умер. Старшие братья ушли в армию, а я стал грозой соседних кварталов, – отнимал у школьников деньги. Все это кончилось тем, что меня поставили на учет в милиции и предупредили, что мои выкрутасы закончатся в колонии для несовершеннолетних. Моего старшего брата убили в Афганистане и вернули нам в запаянном гробу, который нельзя было даже открывать. Так мы этот цинковый ящик и похоронили, даже не зная, чьи именно останки в нем лежат.
Школу я все-таки окончил, и меня сразу призвали в армию. К этому времени я был кандидатом в мастера спорта по боксу. Можете себе представить, как я умел драться. Меня и отправили в спецназ, в самые горячие точки бывшего Союза. Призвали меня в восемьдесят девятом, а демобилизовали летом девяносто первого года. То есть вы уже поняли, что это были самые сложные годы в истории разваливающейся страны. И самые поганые. Меня отправили в Азербайджан, когда в Нагорном Карабахе шла настоящая война между азербайджанской и армянской общинами. И эта война развращала нас, как заразная болезнь.
В наших частях часто появлялись визитеры, которые платили офицерам за использованную бронетехнику, за списанное оружие, за патроны, даже за солдат, которых забирали на операции. По ночам некоторые офицеры выезжали охотиться на «чернозадых», так мы называли местных азеров. Учитывая, что я из Башкирии, меня могли бы не включать в такие рейды, но я был хорошим стрелком, и меня охотно забирали для подобной «охоты». Армяне платили больше, азербайджанцы меньше. Но когда платили они, мы выезжали уже для охоты на «хачиков». Вот так и служили. Война – вещь паскудная, а гражданская война вообще не знает никаких правил. Семьи вырезаются, женщин насилуют и убивают, детям выкалывают глаза, даже страшно вспоминать. А человек, который один раз переходит через эту грань, уже теряет человеческий облик. Он превращается в зверя. Вот мы часто удивляемся, что немецкая армия, перешедшая наши границы в сорок первом, действовала против мирных жителей так, словно сорвалась с цепи. Словно их всех сразу подменили – этих воспитанных, культурных, цивилизованных немцев, так много давших миру в области философии и музыки. А на самом деле все понятно. Они два года до этого воевали. Два года убивали людей. Понимаете, о чем я говорю? За два года воюющая армия постепенно привыкает к крови, солдаты не боятся убивать, не стесняются насиловать по праву победителей, не опасаются крови. Любая война превращает армию в узаконенных убийц, особенно когда воюют против мирного населения.
