Рокотал мотор лёгкого геликоптера Бо-105, крутился винт над крышей. Оранжевый, непривычно огромный диск солнца заходил за горизонт. Линия его была не прямая, а выпуклая. Из-за этого казалось, что солнце не опускается, а просто катится вбок. Впервые Артур Тураев видел, как вращается Земля, и понимал, почему наступает ночь. Он наблюдал себя со стороны внутри прозрачного вертолёта на полозьях и удивлялся, что ему совсем не больно, хоть сгоревшая кожа сползает чулком.
Матерясь и шмыгая носом, фельдшер резал ножницами его мокрую, грязную, обугленную одежду. Тряпки слезали вместе с кусками плоти, обнажая красное мясо. Врач-реаниматолог наклонился над Тураевым, выискивая, куда можно воткнуть иглу капельницы, и тоже тихонько ругался. Наконец, нашёл, воткнул, закрепил иглу и повернулся ко второму раненому — Арсению Райникову. Больше никого этот вертолёт принять на борт не мог.
Артур одновременно находился внутри геликоптера и видел забитые транспортом дороги. Над ревущим пламенем заправки висели два пожарных вертолёта, а на шоссе сгрудились красные автомобили. С высоких деревьев и крыш молодёжь снимала огонь на телефоны, и в азарте едва не падала вниз. Из-за чрезвычайного происшествия на заправке уже перекрыли дороги, и люди в пробках привычно ругались, не понимая, что же опять произошло. Тураев слышал каждое их слово на невероятно большом расстоянии и очень удивлялся этому.
Вертолёт был уже далеко от заправки, а Артур видел их всех перед собой — мать, механика Виталия, Пашку Бушуева, даже Ольгу Васильевну и Антона Маматова. Но Лёвкиного кузена Арсения не было среди них, и Александры с Никитой тоже. Куда подевались продавец Матвей и Альгис Бузас, Артур так и не мог понять. Вроде бы, Альгис потащил раненого Матвея в магазинчик, отчаявшись успокоить неистовую Ольгу. А Вика? Неужели погибла? Ведь совсем недавно вышла замуж…
Арсений здесь, а где его ребята? Неужели тоже сгинули? Артур ведь так и не узнал их фамилий, даже толком не разглядел. Хорошо бы бандитов перехватили побыстрее, пока они не рассеялись, не расползлись по щелям. Если они с «оборотнями» в одной упряжке, вряд ли можно на что-то надеяться. Впрочем, могут и сдать «братву», чтобы самим выскочить. Тогда повяжут их, как цуциков. Только какой во всём этом смысл?..
«Мама, мамочка!.. Пашка, Модернист… Да простите же! Простите, что я снова живой! Наверное, я столь грешен, что смерть отринула меня, и теперь мне мучиться вечно!»
Как несправедлива судьба — ведь именно за ним, Артуром Тураевым, гнался враг. А погибли те, о ком нападавшие вообще ничего не знали. Он опять выжил ценой чужой крови — по крайней мере, пока. Теперь долго не придётся встречаться со Стефаном. Мальчишка будет ждать понапрасну, а потом решит, что Артур солгал ему…
Вертолёт рокотал над шоссе, по которому люди ехали за город. Ехали, чтобы через несколько дней возвратиться в Москву и зажить по-прежнему. Но для нескольких человек завтрашнего утра уже не будет. Не откроет дверь своей квартиры на Таганке Нора Мансуровна Тураева, и зря жалобно мяукает у дверей почуявшая беду кошка Кази. Не закудахтает по мобиле Ольга Васильевна Царенко, которую Артур давно за всё простил. Не взметнётся под ветром пепельный чуб Пашки Бушуева, который совсем недавно стрелял у него сигареты и таскал из общаги мебель. А механик Виталий, должно быть, уже встретился с любимой женой…
А где остальные — те, кто оставались в доме? Только бы Альгис уцелел и дожил до своей свадьбы! И Александре надо выкарабкаться — хотя бы ради ребёнка. Юрьича жалко, хороший дед был, со светлой душой. Хотел вскоре в больницу ложиться, на операцию — не случилось. Сейчас ему должно быть легко — все недуги остались в прошлом.
Есть и такие, которые, подобно Артуру, трепещут между жизнью и смертью. Они точно так же видят заходящее солнце, слышат разговоры людей вдалеке и удивляются, что такое вообще может быть. Ведь даже сегодня утром эти люди ни о чём не подозревали. Строили планы на выходные, на лето, даже на будущий год. Никита Шунькин ходил пьяный от счастья — всё же удалось не сесть в тюрьму, и сын родился благополучно, в семье, при отце. Вытянула его Ольга Васильевна, как обещала, через своего адвоката, а сама погибла…
Мама, кажется, просила оторвать в клинике, где лежит Стефан, листочки от фикуса. Она всю жизнь так делала — верила, что украденные листья лучше приживаются. И очень часто из гостей, из присутственных мест приносила росточек. Шутливо каялась перед знакомыми, что много в жизни воровала. А когда те, удивлённые, требовали объяснений, стыдливо опускала глаза и уточняла: «Цветы…»
Сколько же жертв, включая Стефана и тех, убитых ранее помощников Тураева! И так странно закольцевался сюжет — ведь на заправке вновь оказался тот самый огромный джип «Мерседес МL», с которого всё начиналось. Он там, пробитый пулями, залитый кровью трёх человек, которые вполне могли бы сегодня и не оказаться там. Но они оказались — на свою голову.
Правда, есть и счастливчики, которых давно оплакали. Жив сам Артур, заваривший эту кашу. Жив Воронович — пусть даже лишился рассудка. И Сибилла здравствует, хоть именно она и передала ампулы с ядом. И тот неведомый, кто сегодня направил убийц на заправку, тоже, конечно, ещё дышит.
А ведь кто-то ещё до приезда врачей перевязал Артура, наложил жгуты, остановил кровь. Салфетки и пластыри, когда-то белые, а теперь алые, комками валялись на полу под носилками. Видимо, и искусственное дыхание ему делали, и нашатырь под нос совали. Вроде бы среди них был Матвей, тоже раненый, и Игнат с мойки…
Тураев так и не мог определить, где же, собственно, находится. Он лежал на носилках внутри вертолёта и одновременно видел винтокрылую машину со стороны. Парил высоко в небе и созерцал всё происходящее на земле в мельчайших подробностях. Знал, что вертолёт скользит над Москвой, на которую неудержимо накатывается тьма. Но в тот же самый момент Артур вновь переживал перестрелку, как будто она всё ещё продолжалась. Два кадра наложились один на другой, как бывало в детстве, когда он забывал перевести плёнку в фотоаппарате.
Понятия пространства и времени перестали существовать для него в прежнем, земном виде, и обрели новый смысл. Теперь Артур отлично понимал, как можно одновременно находиться в разных местах и эпохах. Видеть глазами одно, а затылком другое — давно минувшее. Он не представлял, как давно они завернули на АЗС, и было ли это в действительности…
Артур хотел сказать фельдшеру, что рядом стреляют, но не мог. Прямое русло вечной реки как будто скривилось, завязалось петлёй. И вместо Васи, внука Ольги Царенко, Артур увидел на шоссе себя — маленького и одинокого. Мать уходила от него к заходящему солнцу под руку с отчимом. Сын бежал со всех ног следом, пытаясь догнать её, но не мог. Он кричал, сам не слыша своего голоса; а мать и подавно не слышала.
Она опять оставила, предала его. Но, в то же время, спасла, прикрыв собой от пуль, сохранила для ненавистной Сибиллы. Мама не захотела мешать им и ушла к тому, кто любил её в этом мире, и будет любить в ином. Нора Тураева великодушно уступила сына женщине, которую он выбрал. Но сама ушла не смирившейся, тем самым обрекая Артура на вечные душевные муки. Она привыкла вести себя по-королевски, и сейчас поступила точно в своём стиле.
Как теперь встретиться с Ноликом, любимым своим братишкой, которого именно он лишил обожаемой матери, оставив круглым сиротой? Пусть Арнольд давно уже взрослый, и сам — отец, ему трудно в течение полугода потерять обоих родителей…
Артур не мог дождаться, когда закончится такой короткий и в то же время непереносимо долгий бой. Звуки словно распадались на отдельные составляющие, и привычные хлопки выстрелов воспринимались иначе. Каждый словно состоял из нескольких, продолжавших предыдущие, — как неумолчное эхо. Артур слышал это и видел, как летят многочисленные пули, сверкая на весеннем солнце, и входят в человеческие тела — очень медленно, нехотя, как бы осознавая весь ужас происходящего.
Артур видел пули в воздухе — не серые, а красные, как рой раскалённых оводов. Они насмерть жалили людей, остывали в их крови, и Артур даже слышал шипение. Он заново вспоминал страшный январский сон, который сбылся через одиннадцать недель — перед ночью с четверга на пятницу.
Тураев видел выпущенную из-за фургона гранату, которая так же медленно, покинув вздрогнувшую на плече стрелка «трубу», поплыла к заправке. По её корпусу растекался жидкий огонь, словно граната покрылась трещинами. А потом оттуда, изнутри, полыхнула пламенем. И скрюченные, светящиеся куски металла не спеша полетели в разные стороны. Они вонзались в стёкла, в деревья, в людей. Кое-какое железо отлетело к осевшим по весне сугробам, упало в лужи, увязло в жидкой холодной грязи полей и обочин. Один осколок даже пробил лобовое стекло проезжавшего мимо грузовика, по счастью, не задев водителя.
