— А… Митч! Как приятно, что ты смог к нам присоединиться.
Черный на меня пристально посмотрел, глаза большие-пребольшие, и в них мольба о помощи. Гант говорит:
— Как я уже сказал, я высоко ценю твою сольную работу с этими… защитниками. Поэтому сейчас, в знак благодарности, отдаю тебе одного из них.
Я глубоко вздохнул:
— Это не тот.
Гант чуть не взорвался от ярости, посмотрел на Нортона, на черного, потом медленно перевел взгляд на меня. Глаза у него были как черные камешки. Говорит:
— Откуда ты знаешь? Они все на одно лицо.
— Мистер Гант, тех, кто лупит тебя с особым старанием, запоминаешь очень хорошо.
Он с размаху пнул черного по колену.
Потом повернулся к Нортону, сказал:
— Ты, урод, ты что сделал — притащил сюда первого попавшегося негра?
Нортон промолчал.
Гант взял себя в руки, пожал плечами, произнес:
— Ну бог с ним.
И выстрелил черному в голову.
Выстрел гулко отозвался в подвале, и, клянусь, я даже слышал, как испуганно взлетели голуби.
— Извини, Митч, потратил твое время, — сказал Гант.
Тысяча мыслей пронеслась в моей черепушке, но я решил: играть так играть. Говорю:
— Еще не все потеряно, мистер Гант.
Он, сдерживая сарказм, говорит:
— Правда?
— Надо все это оформить. Оставляете чувака на стуле, привозите в таком виде к дому в Брикстоне, вешаете табличку, типа…
— Табличку? — переспросил Гант.
— Ну да. Как вам, например, такая:
ВЫ ЗАНИМАЛИ.
ВАМ РАСПЛАЧИВАТЬСЯ
Гант заулыбался, прямо расплылся в ухмылке. Говорит:
— Блестяще, мне нравится. Нортон, приготовь что нужно.
Нортон, в полном расстройстве, заметил:
— Мистер Гант, уж слишком это мудрено.
Гант пронзил его взглядом.
Подошел ко мне, руку на плечо положил, говорит:
— Мистер Митчелл, мне кажется, я вас недооценил.
Я скромно на него взглянул. Он отступил на шаг, говорит:
— Бог мой, классный костюм.
В четверг утром собираюсь на работу, нос болит как бешеная собака. Все попытки проанализировать события прошлого вечера я отмел.
«Тринадцатая долина», Джо де Веккио: «Всё ништяк, давай рули».
Притворимся, что так было нужно.
В очереди все платят чеком или карточкой. У меня нет недельного проездного, поскольку я вот-вот собираюсь обзавестись машиной. Передо мной стоит пожилой мужчина, очень расстроенный из-за того, что приходится терять время. Наконец мы получили наши билеты и пошли к турникетам. Пока проходили, у него выпал бумажник.
Толстый такой.
Видели только я и билетный контролер.
Бывают такие мгновения, всего одна яркая секунда, когда ваши инстинкты опережают убеждения. Я наклонился, поднял бумажник и сказал:
— Сэр, это вы, наверное, обронили.
Встретился глазами с контролером; он указательный палец приложил к фуражке. Пожилой мужчина поражен и очень доволен.
Движением плеча я отмел его благодарности. Себя я очень хорошо знаю. Когда по двенадцать часов лежишь взаперти на двухъярусной койке, проникаешь в самые глубины. Если бы контролер не заметил, я бы кошелек подхватил, плевое дело.
Зайдя в вагон, занял место в углу, собираюсь включить «Уокмен». У меня там был Леонард Коэн: «Танцуй, пока не кончится любовь» и «Старый синий плащ». Только кнопку нажать.
Старикан уселся рядом, говорит:
— Страшно не люблю беспокоить, но я вам ужасно благодарен.
А голос у него еще мягче, чем у Маргарет Тэтчер, когда она предлагает ввести налог на доходы физических лиц. Я кивнул. Он приободрился, говорит:
— Я должен рассказать вам совершенно невероятную историю. Это имеет некоторое отношение к тому, что сейчас произошло.
У каждого хмыря в Лондоне есть своя история. Я только одного хочу — чтобы они их не рассказывали в метро. Но этот начал:
— Мне нужно было сдать анализ мочи!
Недолго помолчал, словно хотел убедиться, знаю ли я, что такое моча, продолжил:
— А поскольку я не смог в больнице, они предложили мне сделать это дома.
Я постарался сделать вид, будто вслушиваюсь в каждое его слово.
— Но, боже ты мой, в чем же это можно принести?
Мне было совершенно до фонаря, я кивнул:
— Это сложно.
— Поэтому я взял старую бутылочку из-под «Джонни Уокера».
Если он ждал от меня одобрения, то он его не дождался. Заговорил снова:
— А по пути в больницу я зашел на почту за своей пенсией.
— Хм-м…
— А когда вышел, бутылочка пропала. Вот казус, да?
Мы подъехали к станции «Набережная», мне нужно было перейти на Кольцо. Я сказал:
— Есть еще в штанах, да?
Старикан выдавил улыбку, но теперь уже увядшую.
ВСЮ ПЯТНИЦУ Я ПРОВЕЛ на крыше; ее нужно было капитально ремонтировать, и я решил сказать об этом Джордану. Он ответил:
— Мы полагаем, что будем иметь с ней дело и в следующую зиму.
— Мне что, тогда не беспокоиться?
Он ответил с вялой улыбкой:
— Заделай самые безотлагательные прорехи, мы же не хотим, чтобы на мадам протекало.
Я прикинул, что могу сделать так, как мне заблагорассудится. После целого дня косметического ремонта у меня начала кружиться голова. Решил принять душ и пивка. Новый спортивный костюм не ждал меня на кровати. И что интересно, я был немного, самую малость, разочарован.
Моя первая полная неделя если уж не самой честной, то, по крайней мере, регулярной работы.
Появился Джордан, протянул мне конверт и сказал:
— Мы подумали, что вы предпочитаете наличные.
— Вы правильно подумали, Джорд.
Он не уходил, и меня так и подмывало сказать ему: «Свободен». Но я только спросил:
— Что еще?
— Вы не хотите их пересчитать?
— Я тебе доверяю, приятель.
Он щелкнул по волоску на лацкане, сказал:
— Тогда вы сделаете серьезную ошибку.
Я пересчитал деньги, сказал:
— Черт… Это за неделю или за месяц?
Он улыбнулся. Я не то чтобы воспарил до небес, но для вчерашнего заключенного это было совсем неплохо. Я добавил:
— Вот что я тебе скажу, Джорди, я куплю тебе громадный пузырь выпить чего-нибудь, из твоих краев.
А он ответил, как отрезал:
— Я не якшаюсь с наемными работниками.
Я надеялся хоть мельком увидеть Лилиан, но не получилось. В метро прикинул, какие у меня планы на выходные. Планы были хорошие: найти двух отморозков, которые запинали Джои до смерти. В восемь вечера того же дня я перекусил карри и собрался выйти купить полдюжины пива.
Зазвонил телефон.
— Да?
— Мистер Митчелл, это Гант, надеюсь, я вас не побеспокоил?
— Нет, сэр, немного расслабляюсь.
— Правильно делаешь, Митч… Я могу тебя так называть?
— Конечно.
— Не осталось плохих воспоминаний от вчерашнего вечера?
— Нет, сэр.
— Могу я задать тебе один вопрос?
Хотелось бы мне знать, с чего это он говорит, как придурок, но, может, он так прикалывается. Я говорю:
— Стреляйте.
Пауза, потом:
— Очень хорошо, очень вовремя. Мой вопрос: что ты считаешь самой большой ценностью?
— Черт, я не знаю. Может быть, деньги… секс… цифровой телевизор.
— Это власть, Митч, а самый мощный инструмент власти — это информация.
— Вы к чему-то клоните, сэр.
Прямо кишки мне выматывает. Он говорит:
— Я бы хотел поделиться с тобой кое-какой информацией.
— Слушаю, сэр.
— Не по телефону. Я заказал столик на восемь часов в «Браунз», завтра вечером.
— «Браунз»?
— Это в Ковент-Гарден.
— О'кей.
Он положил трубку. Все это «сэрство» оставило какой-то горький привкус, и я пошел прополоскать рот. За всю свою жизнь я не смог бы придумать, что он может мне сказать такого, чтобы это было хоть немного мне интересно.
В СУББОТУ УТРОМ я проснулся от похмелья с небольшим привкусом карри. Ничего серьезного, просто немного перебрал красного перца. Вспомнил о «Браунз».
Это место для меня.
Вообще-то, по правилам меня бы туда не впустили, и я бы на них за это не обиделся. Мы свой статус понимаем. Для них я был низовка. Но когда дергаешься на крючке у Ганта, лучше, если всё будет чинно.
Между тем мне было чем заняться. Я знал, что убийцы Джои были подростками. Один был одет в майку, как у Бекхэма, другой черный. В субботу после обеда они, должно быть, мяч гоняют.
Переоделся.
Надел потертые джинсы, грязный свитер — типа, хозяйством занимался. Достал «глок», проверил. Все в порядке. Быстро его зарядил. По дороге к метро у Овала все время его рукой придерживал. Если нужно описать, как я себя чувствовал, я бы сказал, что я был
уверен в себе
и
абсолютно спокоен.
Проверил Кеннингтон Истейт, все тихо пока. О'кей. Прошелся до Уолворт Роуд, поручкался с местными бандитами — я с ними когда-то работал. Они зазвали меня в паб, спросили, чего принести. Я сказал:
