Два года назад она потеряла ребенка, и в этот раз они решили, что она остается дома и не будет путешествовать с ним. Фэрли спросил:
— Хочешь, чтобы я вернулся домой? — И в тот же момент возненавидел себя за этот вопрос: он знал, что его решения не могут основываться на ее желаниях.
— Конечно да, — ответила она. Ирония любящего человека, послышавшаяся в ее мягком голосе, лишала эти слова сентиментальности: так же, как и он, она знала, что по ее прихоти он не прилетит сразу домой, бросив все дела.
— …тер Этридж останется до завтрашнего утра в военном госпитале Уолтера Рида для обследования и проверки состояния здоровья, но, по-видимому, он испытал не более чем несколько сотрясений, и его врач говорит, что он находится в наилучшем состоянии. Преподобный доктор Джон Мозли, священник палаты представителей, находится в критическом состоянии в…
— …но я не могла просить ее об этом.
— Что?
— О, дорогой, ты не слушаешь, да? Это неважно. Я сказала только, что Мэри предложила упаковать свой дорожный чемоданчик и приехать сюда на несколько дней помочь присмотреть за детьми.
— Знаешь, возможно, это неплохая идея.
— Я думаю, Клифф, мне лучше нести свою печаль одной. Сегодня мы потеряли слишком много друзей.
— Да, — сказал он. — Да.
— …омные потери понес пресс-корпус в Вашингтоне, это вызвало глубокую скорбь президента. В настоящий момент известно, что семьдесят один корреспондент потерял свою жизнь в случившемся…
— У тебя включен телевизор? — спросил он.
— Да, я смотрю одним глазом.
— Тебе не кажется, что Перри Херн выглядит ужасно?
— Я знаю. Мидж Люк позвонила мне недавно, чтобы только сказать, что Милт остался невредим, и что она так рада, что ты не был там, и что президент выглядит как последний оставшийся в живых из пехотного дозора, по колено в грязи в какой-нибудь траншее. Господи, Клифф, как это могло случиться?
— …здания Капитолия. Аварийные команды во главе с архитектором Капитолия Джеймсом Делейни уже устанавливают подпорки во избежание обвала внутренних помещений, но до тех пор, пока не будет произведено полное обследование, мы считаем, что все здание представляет опасность, и все сотрудники и службы эвакуируются во временное…
В телефонной трубке продолжал раздаваться голос Жанетт, и он, уже не разбирая ее слов, вслушивался в его звучание, интонацию, ощущая мягкое ласкающее чувство, которое она так легко вызывала в нем. Он подумал, что она звонила не столько в свое собственное утешение, сколько для того, чтобы напомнить ему об их неразрывном романтическом союзе, поддержать его в трудный момент, и почувствовал, как к горлу подкатывает волна благодарности и обожания.
— …Президент обратится к нации сегодня вечером в семь часов по восточному времени…
— Давай лучше закончим разговор, милая. Я жду звонка от президента Брюстера.
— …приказал приспустить флаги до дальнейшего…
— Ты думаешь, он попросит тебя вернуться?
— Не знаю. Мы говорили об этом, и он сказал, что еще раз позвонит мне.
— А как ты думаешь, что ты должен делать, Клифф?
— Если бы они каким-либо образом причинили вред Дексу Этриджу, мне, безусловно, следовало бы ехать прямо домой, но с ним, кажется, все в порядке, и, поскольку они поймали преступников, я не думаю, что мое присутствие так уж необходимо, чтобы…
— Что? Я около минуты ничего не слышала. Кажется, связь пропадает. Я думаю, мне лучше освободить линию. Но позвони мне, когда примешь окончательное решение. Любишь меня?
— Люблю тебя, — нежно сказал он в прижатую к плечу трубку. Он услышал щелчок и шум помех трансатлантического кабеля.
— …список погибших включает имена сенаторов Адамсона, Гейса, Хантера, Марша, Наджента…
Он удержал руку на положенной телефонной трубке, как будто стараясь сохранить нить, связывающую его с Жанетт. Поднял глаза.
— Ордвей, Оксфорд, Робинсон, Скоби, Тачман…
То, что рот Перри Херна двигался не в такт звучащему по радио голосу, выглядело отвратительно, и Фэрли отвел взгляд от экрана и перенес свою рюмку к бутылке «Дюбонне».
Жанетт: мягкие губы и зачесанные назад волосы. Она была все той же девушкой, которую он провожал в те неповторимые дни, когда он еще ухаживал за девушками. Она специализировалась по психологии в Вассарском колледже, носила плиссированную юбку и сандалии, и в течение шести месяцев возвращала нераспечатанными его приглашения на уик-энд, потому что когда девушка в Вассаре получала что-либо со штемпелем Уорсестера, ей было известно, что это от молодого человека из Холи-Кросс, а вассарские девушки не назначают свиданий молодым людям из Холи-Кросс.
В конце концов один из одноклассников проинформировал об этом Фэрли, и у него хватило ума съездить в Кембридж, чтобы отправить следующее приглашение оттуда. Должно быть, она получила его, во всяком случае, оно к нему не вернулось. Но и ответа тоже не было. В то лето он написал еще два приглашения из дома, за пределами Чейни, Пенсильвании. На них она ответила короткими записками с сухим отказом. Почти полностью отчаявшись, он добился своего с помощью профессора по ботанике, который уезжал в свой очередной отпуск. Профессор взял запечатанный конверт и согласился отправить его. Неделю спустя Фэрли победил: раздался телефонный звонок из Вассара: «Каким ветром тебя занесло на Аляску?»
Через год, который он провел, занимаясь в юридическом университете, она согласилась выйти за него замуж. Через два года они поженились. После адвокатских экзаменов он привез ее в Чейни, и она Влюбилась в это место — величественные деревья, плавные холмы, беспокойный негритянский университет и его увлеченно учащиеся студенты.
Сначала, когда у них не было детей, энергия ее молодости проявлялась в несколько деспотичном стремлении организовать, привести в порядок все вокруг. У нее вошло в привычку составлять для Фэрли и для себя списки дел, которые надо сделать; эти листки, написанные ее размашистым почерком, она прикрепляла к дверце холодильника. Он отучил ее от этой манеры, добавив еще один пункт в ее листочки: «Проверь вероятность того, что вторая жена тоже будет мучить меня составлением списков дел».
Они были идеальной и нетипично счастливой парой. Скоро появились дети — Лиз было четырнадцать, Клею уже почти десять, так как прошло больше шести месяцев после его девятого дня рождения. Напряжение его политической деятельности, которая занимала двадцать четыре часа в сутки, не могло не отразиться на отношениях между ними, но их уважение к личности друг друга и неизменное чувство юмора оберегало их во всех ситуациях. Однажды, поздно вернувшись, он рано встал, чтобы одеться к официальному завтраку и, когда был уже полностью готов и собирался выйти из номера отеля, он прокрался в спальню, где она еще дремала, и, покусывая ее ухо и лаская грудь, услышав ее воркование, прошептал: «Где Клифф?» Она вскочила как ужаленная и завизжала. Несколько недель она распекала его за это, но всегда со смехом.
— Президент Брюстер.
Он поднял глаза. МакНили протягивал ему телефонную трубку. Фэрли не слышал звонка. По крайней мере, МакНили не сказал: «Этот дерьмовый Наполеон».
Он взял трубку и сказал в микрофон:
— Фэрли слушает.
— Подождите минутку, господин Фэрли. — Это был секретарь Брюстера.
Затем раздался голос Брюстера:
— Клифф.
— Хелло, господин президент.
— Спасибо, что подождал. — Ненужная любезность — Фэрли было некуда идти. Гнусавый, с орегонским выговором голос Брюстера звучал устало. — Билл Саттертвайт только что говорил с врачами из Уолтер Рида. Старина Декс Этридж в полном порядке.
— Они уже отпустили его?
— Нет, они хотят еще позаниматься с ним денек-другой, провести несусветное множество анализов, как они это любят. — Ему было слышно, как президент содрогнулся на другом конце телефонного кабеля, протяженностью около шести тысяч миль. — Но с Дексом ничего не случилось, он выглядит великолепно и даже щеголевато. Я всегда говорил, что одной затрещиной республиканца не свалишь.
— Все мы в какой-то степени слоны.[3]
Ответом на это был взрыв лающего смеха на другом конце провода, после чего Брюстер прочистил горло и сказал своим обычным голосом:
— Клифф, я собираюсь сегодня вечером обратиться к народу. По твоим часам будет уже поздно, но я бы попросил тебя воздержаться от любых заявлений с твоей стороны до тех пор, пока я не сделаю собственное.
— Конечно, господин президент.
— Кроме того, я буду очень признателен тебе, если ты поддержишь меня. Сейчас нам как никогда нужно показать солидарность в этом вопросе.
— Я тоже так думаю, — осторожно ответил Фэрли, не желая связывать себя необдуманными обещаниями. — Вы не будете возражать, если я узнаю, в чем состоит суть заявления?
