Секретарша Градова предупредила лейтенанта, что в Управление едут Иркутовы, и майор приказал вызвать сержанта Попова.
Доктор вошел к Градову один, без Людмилы. По его лицу было видно, что он чем-то сильно расстроен.
- Старость не радость, майор, - сказал Иркутов, закуривая папиросу. - Не поспал ночь, и все колесики расшатались.
- Старость - понятие условное, - возразил Градов. - Вам, как врачу, это должно быть известно лучше меня.
- Конечно, - вздохнул Иркутов, - но ведь все же нам «не по восемнадцатому годочку». Кстати, о молодежи… Разрешите поговорить о дочери. Вчера она мне все откровенно рассказала. Я очень много думал над этим. Вряд ли вы стали бы, не имея на то основания, допрашивать ее. Но она могла вам и не сказать всего. Поэтому я на правах отца учинил ей форменный допрос и вот теперь заявляю: она невиновна в том, в чем вы ее подозреваете!
- Я рад, что вы желаете нам помочь. И мы обещаем разобраться в этом деле со всей тщательностью. Но как отнесется ко всему этому Людмила Павловна?
- О, Людмила?! - воскликнул Иркутов. - Я сейчас позову ее! - Он вскочил.
- Не беспокойтесь! - Градов позвонил секретарше и приказал пригласить девушку.
Людмила вошла, молча кивнула майору. Он подвинул второе кресло к столу. Она села, взглянула на отца и Градова, пытаясь по их лицам угадать, к чему свелась их беседа. Потом опустила ресницы и тихо сказала:
- Я хотела успокоить отца, майор, но думаю, что пока вы не закончите следствия, ничего не изменится…
- Нет, многое изменилось бы, Людмила Павловна, если бы вы ничего от нас не скрывали.
- А что я скрыла, майор?
- Вам привезли шоферские права?
- Да!
- И, кроме них, ничего?
- Я получила еще квитанцию об уплате какого-то штрафа.
- Почему вы об этом мне не рассказали?
- Зачем же мне говорить? Вы об этом сами знаете.
- За что вы уплатили штраф двадцать восьмого июля?
- Я не платила.
- Но в том же конверте было еще девяносто рублей. Очевидно, вы дали сто рублей и вам прислали сдачи?
- Девяносто рублей было, но ста рублей я никому не давала!
- Куда же вы дели девяносто рублей?
- Я переслала все, кроме моих шоферских прав, обратно.
- Вы носите права в кармане?
- Только теперь, а до того, как угнали машину, я клала их в ящичек водительской кабины.
- Сейчас я попрошу сюда милиционера, который вас штрафовал двадцать восьмого числа. Я уверен, что вы его узнаете!
В кабинет вошли Мозарин и Попов. Девушка сказала, что видит сержанта первый раз в жизни. Внимательно посмотрев на Людмилу, бывалый сержант милиции уверенно объявил, что он штрафовал не эту девушку. Градов поблагодарил Иркутовых, попрощался с ними. Когда отец и дочь вышли из кабинета, майор выяснил у сержанта, что оштрафованная женщина старше Людмилы, подмалевана, пониже ростом, но главное - и голос и манера говорить совсем другие.
- Товарищ майор, - вмешался Мозарин, - идя к вам, я беседовал с сержантом. Он ведь задержал женщину посредине мостовой, было темно, и он не мог разглядеть ее хорошенько. А когда подвел ее к фонарю, все внимание обратил на ее документы. Эта Иркутова очень умная девица. Может, она нарочно изменила манеру разговаривать. Ведь на актрису учится…
- Что же вы предлагаете? - спросил Градов.
- Я хочу показать Иркутову свидетелю Грунину.
На следующий день Мозарин позвонил в Министерство строительных материалов. Ему объяснили, что Петр Иванович Грунин ночевал в общежитии для командированных только одну ночь после приезда в Москву, а где сейчас живет - неизвестно. Лейтенант решил, что произошла обычная история: экономист просто не захотел тратить время на свидетельские показания в милиции. Сгоряча пообещал, а потом увильнул. Звонил же по телефону просто «для очищения совести». Но, может быть, действительно он сегодня вечером укатит в Новосибирск?
Мозарин поехал на Ярославский и Казанский вокзалы, дважды обошел вагоны скорых поездов, отправляющихся, в Новосибирск или следующих через этот город, но Грунина не встретил.
Не улетел ли Грунин утром на самолете? Лейтенант позвонил в Новосибирский строительный трест. Заместитель начальника, узнав, что звонят из московской милиции, сказал:
- Мы знаем-знаем о беде, случившейся с Петром Ивановичем Груниным. Деньги ему высланы телеграфом и продлили командировку до двадцатых чисел августа: пусть закончит все дела в Москве.
- О какой беде вы говорите? - удивился лейтенант.
- Как, разве вы об этом не знаете? - в свою очередь, удивился зам. начальника треста. - У него ведь украли паспорт и все деньги. Я думал, вы по этому поводу звоните.
Мозарин положил трубку. «Вот, значит, почему Грунин не звонил, не являлся, - подумал лейтенант. - Однако странно, что он об этом не заявил нам, не попросил помощи…»
Узнав об этом разговоре, майор Градов посоветовал лейтенанту составить описание внешности и особых примет экономиста. Комиссар прикажет разыскать его по «словесному портрету». Кроме того, надо проверить однофамильцев в Москве и Подмосковье. Может, он остановился у родственников.
В Москве и подмосковных дачных поселках у различных Груниных оказалось три непрописанных приезжих гостя, но только они не приехали из Новосибирска и не были Петрами Ивановичами.
Мозарин снова позвонил в министерство и, к огорчению своему, узнал, что Грунин загрипповал и уже дня два отлеживается где-то у родни, а в министерство так и не заходил.
Круг замкнулся. Лейтенант уже отчаялся найти столь нужного ему свидетеля, как вдруг пришло сообщение, что в Томилине на даче артиста Миронова появился неизвестный, по приметам схожий с разыскиваемым: средних лет, тонкие усики, ярко-красный портфель, зеленая шляпа. Он был замечен дежурным милиционером по станции Томилино и прослежен агентом Уголовного розыска до дачи Миронова на Школьной улице, против здания школы.
Уже сгустились сумерки, но офицер решил сейчас же отправиться на дачу Миронова. Градов предложил вызвать для него мотоцикл с коляской и водителем. Лейтенант отмахнулся.
- Зачем ждать да зря гонять человека. Я на своем мотоцикле поеду.
Мозарин примчался в Томилино в девятом часу. Вечер был светлый. Справа в густой синеве возникло здание школы, издали напоминающее гипсовый игрушечный домик, освещенный изнутри свечой. Сквозь прозрачную листву в березовом парке, как жар-птицы, еще светили электрические фонари. А вверху, над парком, в темно-голубом небе, словно на трепещущих серебряных нитях, висели августовские яркие звезды. Мозарин почему-то вспомнил о Наде Корневой и вздохнул.
Офицер завернул к изгороди дачи Миронова, затормозил мотоцикл и увидел, как с террасы сбегает ему навстречу молодой человек в военной гимнастерке без погон, бриджах и сапогах.
- Скажите, не тут ли временно живет Петр Иванович Грунин? - спросил лейтенант.
- Да, он гостит здесь, - ответил тот, - но я сам на положении его гостя. Подождите, Грунин побежал на станцию - в ларек и к автомату, скоро вернется. - Он сошел с террасы к калитке и, вглядываясь при свете фонаря в лицо офицера, спросил: - Если не ошибаюсь, лейтенант Мозарин?
- А вы откуда меня знаете?
- Забыли? Прошлой осенью вы штрафовали меня за быструю езду на Арбатской площади.
- Возможно! - ответил офицер. - Вы к Мироновым приехали?
- Честно говоря, к Грунину. Мне очень нужно с ним поговорить, товарищ лейтенант. Случайно узнал, что Грунин был свидетелем происшествия на улице Горького. Хочу с ним потолковать, а завтра собирался вам звонить, просить о встрече на полчасика во внеслужебное время. Но видите, какое удачное совпадение: вы сами сюда приехали!
Мозарин удивлялся все больше и больше.
- Но позвольте спросить сначала, кто вы? - поинтересовался офицер.
- Пожалуйста, вот мои документы. - Молодой человек вынул из кармана гимнастерки паспорт, орденскую книжку и протянул лейтенанту. - Я инженер Башлыков, - добавил он.
Мозарин внимательно просмотрел документы и вернул их инженеру.
- Слушаю вас, гражданин Башлыков.
- Здесь не совсем удобно - дачники ходят. На всякий пожарный случай введите сюда вашу машину. - И он раскрыл одну створку деревянных ворот.
Что-то заставило лейтенанта насторожиться. По привычке незаметно отстегнув крышку кобуры, он повел мотоцикл по дорожке. Поставил его возле скамейки и поднялся с молодым человеком на террасу.
Толкаясь в туго натянутый шелк, ночные бабочки кружились под красным абажуром настольной лампы. Вся терраса была застеклена разноцветными ромбиками, которые поблескивали, многократно повторяя в себе свет лампы. Эти ромбики напомнили Мозарину те далекие времена, когда он, еще будучи ребенком, находил во дворе цветное стеклышко и смотрел сквозь него одним глазом, дивясь, как волшебно выглядят самые обыденные вещи.
