раскидали, так и осталось. Кому без надобности, возвращает.
– И не один тайник не открыли?
– Все может быть, Корт, я не все знаю.
– Тут все, и паспорта новые сделать можно?
– Вот ты докопался. Память короткая? Это, как энциклопедия, как путеводитель по воровской земле. Только я не хочу так быстро разбегаться. Понял?
– Да понял я, понял. Давай спать.
Уже неделю, как Кортнев сбежал из колонии вместе с вором по кличке Могила. Так называемый справочник, которым Могила обещал поделиться с Вячеславом, был довольно объемным, и не всегда понятно написанным. Но одно, где-то в самом конце, Кортнев отметил сразу. Было это написано как бы между строк, но смысл он понял. И состоял он в том, что если путеводитель этот попадет в руки чужого, не входящего в братву, к которой принадлежал Могила, человеку, его надлежит немедленно кончить. При Могиле Кортнев редко брал справочник в руки, лишь так, полистать, да картинки посмотреть, поэтому он был уверен в том, что Могила не знает о том, что Вячеслав ждет от того удара в спину. Хоть он и помог Могиле сбежать. Хоть и достиг на зоне уважения, чем он поначалу не гордился, но после привык, и к концу второго года был в авторитете, о чем узнали не только в его колонии. И случилось это не потому, что все знали, за что он сидел, конкретно, за кого, а просто был он сам по себе таким. И сейчас он ясно осознавал, что он уже далеко не майор Российской армии, он Корт, блатной, авторитет.
Когда съестные запасы начали подходить к концу, на удачу, снег прекратил падать, а наоборот, начал таять, они вышли из укрытия и двинулись на запад. Начиналась весна.
«Маша, я иду к тебе, – с содроганием сердца, думал Вячеслав. – Скоро мы снова будем вместе!»
Могила с Кортневым искали брод через реку. Было это уже километрах в ста от колонии. До первого тайника оставалось совсем немного.
– Умыться бы, – сказал Могила. – Давно такой воды не было. – Он присел на корточки на берегу и зачерпнул воду руками.
– Согласен, – сказал Кортнев, в тоже время, заметив незнакомые нотки в интонации Могилы. Он присел на корточки, но просто смотрел на воду.
Могила закончил умываться и поднялся, отходя от берега. Вячеслав продолжал сидеть, не теребя речную гладь. Он еле расслышал шаги за спиной и тут же в отражении реки увидел, как Могила замахивается ножом. Кортнев в мгновение ока отскочил, перехватил руку Могилы, выбил нож, и оттолкнул нападавшего ногой. Нож лежал возле ног Вячеслава.
– Я ждал этого, – сказал он. – Ты не представляешь, как тяжело мне было засыпать каждый раз, зная, что ты можешь во сне перерезать мне горло. Кстати, почему ты этого не сделал? – Кортнев подобрал нож.
– Ты брат, в авторитете. Я уважаю тебе. Хочешь верь, хочешь нет. Не хотел, чтоб ты сдох, как собака. Не правильно это.
– А в спину правильно? – Кортнев подходил к Могиле.
– Э, ну что ты. Давай мирно разбежимся, прямо здесь. Я Могила, ты знаешь.
– Знаю, что сдашь меня своим корешам. Ведь эту библию я тебе не отдам.
Могила зло смотрел на Кортнева. Он был в отчаянии.
– Есть еще перо? – спросил Вячеслав.
– Одно, ты же знаешь.
– Тогда, прости.
Кортнев вонзил нож в сердце Могилы.
Мария работала официанткой в том же ресторане. Несколько раз, после того, как Славу отправили отбывать срок, она пыталась устроиться либо на саму станцию, либо на предприятия, смежные с ней, либо каким-то образом, имеющим к ней отношение, либо на какой другой завод города, ее никуда не брали.
Май полыхал, весна бежала навстречу лету, которое здесь уже было в самом разгаре. Весна рвала душу Маши. Слезы уже не спасали, закралась опасная тоска.
Ее смена подходила к концу. За окном было еще светло, и она собиралась по окончании работы прогуляться по городу. Домой идти не хотелось. Последний разговор с матерью не пускал ее в родные объятия. А такого рода разговоры неумолимо набирали обороты и учащались в последнее время. Мария услышала, как хлопнула входная дверь.
– Маш, обслужи последнего на сегодня, хорошо?
– Без проблем, – ответила та.
Она взяла меню и направилась к мужчине, который только что вошел и, присев у входа, развернул газету, полностью, таким образом, закрыв себя.
«Интересный гражданин, – подумала Мария. – Кто газеты тут читает, да и, вообще, читает газеты?»
– Чего изволите? – спросила она подойдя.
– Маша, не подавай вида, я просто хотел убедиться, что ты тут. – Мужчина опустил газету.
Меню выпало из рук Марии.
– Слава, – дрожащим голосом произнесла она.
– Принеси мне чашку кофе и все. Я буду ждать тебя снаружи. Ты когда заканчиваешь?
– Прямо сейчас, – ответила Маша, еле сдерживая слезы, и в то же время, улыбаясь.
– И меню подними. Успокойся. Нельзя, чтобы кто-нибудь тебя сейчас в таком состоянии увидел. Готова?
– Да, – Маша мигом вытерла слезы, подняла меню и отошла от столика.
– Слава, Слава, – твердила Маша, пока они удалялись от ресторана.
– Подожди, дорогая, давай где-нибудь присядем. Вон, парк, наконец.
– Тебя выпустили? – спрашивала Маша, когда они присели на лавку. – А мама не верила, все женихов мне навязывает.
– Маша, выслушай меня внимательно, – серьезно проговорил Кортнев.
Маша удивленно взглянула на него.
– Маша, – повторил Вячеслав. Но тут же не выдержал и что есть силы обнял Марию. – Машенька, как долго я к тебе шел, как мне тебя не хватало, только о тебе я и думал… Маша.
– Слава. – Мария опять заплакала.
– Меня не выпустили, – спустя некоторое время проговорил Кортнев. – Это побег. Я в розыске. Ты понимаешь, что это означает?
Мария испуганно кивнула.
– Если я попадусь, то сяду уже до конца дней своих. Но, пятнадцать лет, это почти то же самое. У меня новый паспорт. Я не Слава. Я Алексей Федорович Котов. Но, лицо я не поменял. – Слава усмехнулся. – Так что, не все так гладко. Оставаться здесь я не могу, как нельзя, чтобы кто-нибудь здесь меня увидел, даже твоя мама. И даже сейчас я рискую. Не исключено, что за тобой ведется наблюдение. Прошло уже… но я не мог иначе. Я не выдержал. Рискнул – прямо в ресторан! Я пришел за тобой.
– Славочка, я готова пойти за тобой, куда ты скажешь! – в сердцах воскликнула Мария.
– Не торопись, Маша. Подумай. Ты потеряешь ту жизнь, что у тебя есть, что была всегда, ты станешь моей соучастницей, ты будешь также в бегах, пока я что-то не придумаю. Это очень тяжело. Для меня тоже. Я не хотел
