– Вы родственница подсудимого, поэтому вы не приносите присягу, – заявил председатель. – Суд вас слушает.
Она приготовилась заранее, но сейчас чувствовала устремленные ей в спину взгляды.
– Он этого не делал, – прошептала она.
Послышались смешки. Она покраснела.
– Говорите громче. Что вы сказали? – переспросил председатель.
Ей захотелось исчезнуть, увидеть, как у нее под ногами разверзается земля.
– Уходи, сестренка! – завопил Ксавье. – Уходи, разве ты не видишь, что они из себя представляют?
Он вцепился в барьер, и конвоиры еле удерживали его. Внезапно он развернулся и с силой выбросил вперед правую руку.
Послышался хлюпающий звук и хруст костей. Один конвоир, обмякнув, рухнул. Женевьев вскрикнула. Ла Скумун инстинктивно хотел броситься на помощь другу, сломленному численным превосходством врагов. Но он ничем не мог ему помочь. Ксавье уволокли.
Гул стал оглушительным. В конце концов с помощью колокольчика удалось добиться тишины. Судьи встали. Зал опустел.
Ла Скумун подошел к Женевьев. Она вцепилась в его руку. Они больше часа простояли в стороне от толпы, ожидая возобновления заседания.
Ксавье в наручниках слушал речи обвинителя и защитника, сжав зубы. Процесс закончился самым что ни на есть обыденным образом. Совесть судей была спокойна.
Все свидетельствовало против подсудимого, который продолжал отпираться, что, впрочем, было естественно, учитывая его богатый опыт.
– Вы упрекаете этого человека в принадлежности к преступному миру, – сказал в своей речи мэтр Рош, – в том, что он живет за гранью закона, со всеми уловками дичи, на которую часто велась охота. И в то же время вас не удивляет, что труп найден в его собственной машине, а орудие преступление – под сиденьем, что, возвращаясь домой, он выбирает центральные улицы, где рискует попасть в мелкую аварию или быть остановленным постовым полицейским. Господа присяжные заседатели, это предположение могло быть истиной, будь обвиняемый сумасшедшим или, по крайней мере, слабоумным, либо невменяемым. Но признано, что он – человек из преступного мира, осторожный, опытный, хитрый. Это подтверждают полицейские рапорты. В них описывается Ксавье Аде, живущий грабежами, что, впрочем, мой клиент охотно признал…
Аргументация казалась Ла Скумуну довольно ловкой. Тем более, что защите было не за что зацепиться.
– Он прав, – прошептала Женевьев.
Но так думали далеко не все. Нокаут конвоиру произвел неблагоприятное впечатление. Взгляд Ксавье казался потерянным, даже когда он останавливался на сестре или друге. Им казалось, что он их не видит.
Потом наступил момент вынесения вердикта. Бокс опустел; подсудимый ждал в соседней комнате. Часть публики покинула зал. Мэтр Рош подошел к Женевьев и Ла Скумуну.
– Ходят слухи о давлении на суд в пользу обвиняемого, – признался он вполголоса.
Женевьев подняла на мужчин свои огромные глаза, в которых загорелась искорка надежды.
– Знаете, дела обстоят очень плохо, но такая помощь может несколько улучшить положение.
– А-а! – произнесла она.
– А кто пытается ему помочь? – спросил Ла Скумун.
– Мэр. Он прислал письмо. Думаю, хочет, чтобы за Аде были признаны смягчающие обстоятельства.
– Передайте Ксавье, чтобы он не беспокоился. В любом случае я здесь.
Мэтр Рош посмотрел на него. Он знал механизм процесса. За Ла Рокой никто не стоял, так что он мог обещать другу лишь моральную поддержку.
– Передам, – пообещал он.
Зрители группами возвращались в зал. Женевьев и Ла Рока последовали за ними. Женевьев была взволнована и вся разбита ожиданием.
Судьи заняли свои места. Люди затаили дыхания, слышались тихие покашливания, как перед третьим звонком в театре.
Женевьев и Ла Скумун стояли возле скамьи подсудимых. Когда Ксавье занял свое место, его отделяло от них каких-то два метра. Председатель строгим голосом огласил вердикт: единогласно признан виновным, но со смягчающими обстоятельствами.
Убийство со смягчающими обстоятельствами. Смешно! Двадцать лет строгого режима. Хорошо еще, что отменили высылку в Гвиану.
– Не может быть! – простонала Женевьев, и по ее щекам покатились слезы.
Люди смотрели на осужденного, не испытывая больше к нему зла. Еще немного, и они начали бы ему сочувствовать. Осужденный – как и побежденный – вызывает сострадание. Он побит, повержен, так что можно себе позволить немного великодушия.
Ксавье нагнулся и неловко из-за наручников поцеловал сестру.
– Напиши отцу, у меня не хватит смелости, – попросил он.
Ксавье наконец оторвался от мокрого лица сестры.
– Привет, Робертс, – поздоровался он с другом. – Позаботься о ней.
Он указал на Женевьев.
Ла Скумун пожал ему руку и шепнул:
– Не волнуйся, старик.
И они постарались улыбнуться.
Ксавье увели в маленькую дверь. Женевьев страшно побледнела, и Ла Скумун усадил ее на скамью. Зал опустел. Остались только они и адвокат.
– Я сделал что мог, – сказал он, протягивая руку.
Ла Скумун пожал ее. Говорить не хотелось. Его глаза встретились с глазами мэтра Роша.
– Удачи, – пожелал ему адвокат. – Если я вам понадоблюсь…
Его шаги гулко отдавались от плит пола. Роберто обнял Женевьев за плечи, и они медленно вышли из Дворца правосудия.
На улице холод привел Женевьев в чувство, но она не возражала, чтобы спутник поддерживал ее до самой машины.
– Что с ним будет? – проговорила она бесцветным голосом.
Ла Скумун повернул ее, чтобы посмотреть в глаза, и большим пальцем поднял ее подбородок. Потом привлек к себе с нежностью, которую в нем невозможно было заподозрить, и поцеловал в висок, возле уха.
– Не беспокойся, – прошептал он. – Я здесь. Ни о чем не беспокойся…
– Роберто…
– Девочка моя…
По проспекту бесшумно катили ярко освещенные троллейбусы. Ставни закрывали окна старых домов. Было поздно. Надо было садиться в машину и возвращаться в Марсель.
У Ксавье не было никого, кроме них. Это было и много, и почти ничего. С какой стороны посмотреть.
Негры появились в городе достаточно неожиданно и местные блатные не успели как следует подготовиться к их нашествию, и вместе с тем негры все же не свалились местным, как снег на голову, чтобы заставить их вовремя заволноваться.
Вскоре наглое поведение пришельцев стало весьма ощутимо. Сначала их видели по двое, потом по трое, потом по пять и, наконец, по шесть человек сразу. Они расхаживали группами, нарочито-лениво, воспитанные на американском гангстерском опыте.
Это были не добродушные сенегальские негры, а продукт Бруклина: раскованные ребята атлетического сложения.
Неприятности начались из-за женщин. Негры считали себя сильнее белых, эксплуатировавших женщин в городе, и не видели причин, почему бы женщинам не перейти под крышу к сильнейшим. Так что они стали с фланирующим видом обходить бордели, выясняя обстановку.
Сутенеры сбились в стаю. Одно присутствие негров в заведении в течение целой ночи вредило бизнесу.
Они не шумели. Просто смотрели, ходили повсюду и возвращались в исходную точку – заведение, принадлежавшее Тулузцу. Им управляла его подружка; не первой молодости, но еще очень красивая. Тулузец любил ее. Среди негров был один, выделявшийся высоким ростом. Он всегда поднимался первым, подавая сигнал к уходу, и приходя, казалось, выбирал столик или угол из составленных банкеток. Ночью они всегда передвигались группами.
В тот вечер высокий встал и обратился к мадам:
– Поднимемся?
Казалось, он единственный из них говорил по-французски, да и то с сильным акцентом. Его друзья разговаривали только между собой и совсем немного.
Мадам поискала глазами девицу в большом зале.
– Нет, с тобой, – уточнил негр.
Женщина была обескуражена. Ее покровитель как раз был здесь – разговаривал с приятелем в соседней комнате.
– Я не работаю, – ответила она с улыбкой.
Но высокий негр уже сжал ее запястье.
– Зови меня Сим, – сказал он, притягивая ее к себе.
Подруга Тулузца заметила, что одна из девиц, бросив клиента, поспешила в соседнюю комнату. Через минуту появился Робер Тулузец в сопровождении друга.
Сим продолжал сжимать запястье женщины, рука которой занемела до самого плеча.
– Это моя жена, – заявил Робер.
Ничего больше он сказать не успел. Негр отпустил женщину, и Робер получил удар в живот, за которым последовал невероятной силы апперкот в челюсть, оторвавший его от пола.
Сопровождавший Робера тип выхватил нож с выкидным лезвием и стал в боевую стойку.
Сим указал на нечто у него за спиной. Тот обернулся и увидел негра, державшего его на мушке пистолета.
– Уходи, – приказал Сим.
Тот ушел, пройдя мимо неподвижно лежавшего Робера через уже опустевший зал. Никому не хочется смотреть на такие спектакли.
– Ну, пошли, – повторил Сим женщине Робера.
