— Пухов сигнализировал о браконьерах. Вовремя мер не приняли, а сейчас высокое начальство как с цепи сорвалось. Требует копии накладной…
— А первые экземпляры?
— Как всегда! Списали, переслали, подшили, отфутболили. И концов не видать… И копии найти не можем… Я покурю пока на крыльце.
Он вышел.
Тура дотронулся до ее руки.
— Спасибо, — он положил ладонь на карман, где лежала переданная ею тетрадь.
Она взглянула на него осмысленно-понимающе:
— Дай вам Бог!
Когда Саматов вышел из дома, Кадыров протирал лобовое стекло своей машины. Тура направился к «Ниве», но Кадыров остановил его:
— Как? Прокурор дал санкцию на арест Мазута?
— Дал! Мазут уже в Красноводском следизоляторе…
— Я чувствовал! Он бандит! Злостный рецидивист и браконьер! — Кадыров словно обрадовался. — Главный враг Пухова был на этом участке! А мне не верили… Вот! Видал? — Он достал из кармана маленький, размером с носовой платок, полотняный мешочек. Сунул Саматову.
Тура взял в руки мешочек, раздернул завязочку — черные сухари с какой-то темной смесью. Принюхался — перец.
Тура чихнул.
— Что это? — спросил он.
— Это здешняя черная метка. Предупреждение о смерти.
— Где ты это взял?
— Взял! — усмехнулся Кадыров. — На веревочке к двери моего дома привязали сегодня. Предупреждают, чтобы я их не доставал. Перед тем, как сожгли Саттара Аббасова, мне тоже такую прислали. Я приносил Буракову. Показывал. Они ведь не на Саттара охотились — на меня. Умар решил, что я в инспекции ночую…
— А что Бураков? — спросил Тура.
— Сказал, что у каждого милиционера десяток таких дома. И у него тоже… Но я им всем яйца поотрываю, прежде чем они до меня доберутся!
— Что за странные у вас здесь обычаи? — усмехнулся Тура. — Черные метки присылают одним, а убивают других.
Тура и Анна шли вдоль берега. Небольшая волна набегала на песок. Место было пустынное. За горизонтом садилось солнце. Анна объясняла:
— Как ни странно, власть здесь дает только одно… Красная рыба!
Тура внимательно слушал.
— Красная рыба — это продукт, без которого вы абсолютно безболезненно обходитесь…
Тура подтвердил это смешком.
— …Но есть люди, для которых икра, осетрина — обязательный показатель принадлежности к элите. Ни одного высокого гостя, человека, который что-то значит, — не отпустят отсюда без красной рыбы. И ни один уважающий себя функционер не поедет отсюда в республику, тем более в Москву, без осетрины или икры! А теперь представь себе положение людей, поставленных на борьбу с браконьерством… Например, вашего друга — полковника Агаева! Для видимости они должны ловить браконьеров, а по существу? Кто будет снабжать осетриной обком, облисполком, их гостей, нужных людей… Родственников? Суд? Прокуратуру, московское начальство…
— А как же эти мероприятия на море…
— «Невод»?
— Вы знаете условное наименование?
— Народ все знает! Даже точную дату. Мне ее говорили сегодня… У нас ведь как обычно делается? Браконьеры получат задание от начальства. И сами все принесут. А когда они откупятся, начальство для вида устроит облаву. С катерами, с вертолетами. Только ловить будет некого!.. В доме у моего бывшего мужа, помню, стояли в подвале огромные чаны. Икра, осетрина…
— Вы разошлись?
— Официально? — она вздохнула. — Нет еще… Он не дает мне развод, боится, чтобы это не отразилось на его карьере.
— Он — из местного руководства? — Она кивнула.
— Он теперь живет не здесь. Но наезжает иногда с проверкой, по оказанию помощи. Скоро опять приедет. У директора Сажевого комбината, у Кудреватых, большое событие: сына женит на дочери предсовмина. Соберется весь бомонд… Ты слышал о нем. Амиров…
— Наш замминистра? Генерал Амиров? — Тура от неожиданности расхохотался.
Некоторое время они шли молча. Анна зашла вперед, загородила ему дорогу, взглянула на него.
— Тебя это останавливает? Мы можем не встречаться, пока он здесь.
— Смешно! — сказал Тура. — Чтобы мы, два взрослых человека, скрывались как несмышленые дети… А то нас увидят и скажут родителям!.. — Он взял ее за плечи. — Плевать. Мы живем нашу собственную жизнь — единственную…
— Я подумала о том, как все осложнилось теперь для нас обоих…
Тура лежал на тахте в маленькой уютной квартирке Мурадовой. Сбоку на подносике стояла традиционная азиатская закуска — орешки, миндаль, изюм, чайник с двумя пиалами. По другую сторону на корточках сидела Анна перед горящими свечами. Круглым небольшим зеркалом Анна ловила изображение свеч и следила за ними. Она была похожа сейчас на маленькую девочку-подростка, поглощенную игрой.
— На кого ты гадаешь? — спросил ее Тура. От неожиданности она вздрогнула.
— На вас.
— Говори мне «ты».
Она отложила зеркало, легла рядом.
— Закрыться бы вот так, — Анна натянула простыню на голову себе и Туре, они оказались словно внутри палатки. Две головы близко друг к другу. — Отгородиться от всего мира… И ни о чем не думать. Только о нас…
Они ехали по городу.
— О чем вы думаете? — спросила Анна.
— Честно? — он улыбнулся.
— Да.
— Я думал о деле Пухова…
— Бедный Тура, — Анна погладила его по руке. — Никто не скажет вам правды. Побоится! Здесь все разуверились. Человек утром жалуется должностному лицу на мерзавца, который потребовал от него взятку, а вечером тот, на кого он жалуется, уже в курсе дела. И расплата грядет!
— У тебя есть хоть один пример?
— Конечно! Хотя, как ты понимаешь, у меня тоже только одна жизнь…
— Я обещаю защитить ее!
Мурадова покачала головой, грустно улыбнулась:
— Ты видел труп этого охотника в морге, которого привезли вместе с Пуховым? — спросила она.
— Сейфуллин? Несчастный случай на охоте?
— Чушь! Это никакой не несчастный случай.
— Бураков произвел проверку. Сейфуллин поехал с приятелем на ночную охоту. На качкалдаков. В темноте качнул лодку, прикладом случайно ударил о днище. Ружье — старое, спусковой механизм изношен. Экспертиза удостоверила. В результате — выстрел…
— Сейфуллина убили! — сказала Мурадова с горечью.
— Закатили ему в лоб полный заряд дроби. На берегу. У метеостанции. Принародно! И свидетели есть! Человек десять, а, может, пятнадцать, которые приехали за рыбой. Но они ничего тебе не скажут.
— Откуда тебе это известно? И про выстрел, и про свидетелей? — Он остановил машину недалеко от Судебно-медицинской экспертизы.
— Все знают!
— В том числе и вдова?
— Конечно!
— Вот ты и попалась, — Тура легко похлопал Анну по руке. — С ней тоже разговаривали. Она даже не намекнула на то, что ее мужа убили!
Анна рассмеялась:
— Господи! Да она боится! Я именно от нее и слышала об этом!
Саматов был сбит с толку.
— Поэтому я и говорю: ничего вы не знаете о здешних трагедиях! Сколько людей гибнет! И все списывают на несчастные случаи!
— Закон всеобщего молчания?
— Конечно! Сейфуллина убили, потому что он знал больше, чем требовалось, и не хотел держать язык за зубами… Ты поговори сам с этим очевидцем…
Анна вышла из машины и пошла к себе.
Дача Садыка Баларгимова не была роскошной — хозяин Берега довольствовался в жизни простым: безыскусный интерьер, немудреная одежда, неприхотливый стол.
Любовница Баларгимова — не поражающая воображение молодая женщина — уложила дочь спать, выключила свет, вышла на кухню.
Садык Баларгимов и его гость — майор Бураков как раз вставали из-за стола. У них шел серьезный разговор, он уже заканчивался.
— …Фамилия-то твоя все равно в допросах упоминается. Как ты не понимаешь! — говорил Бураков.
— Да плевал я на этого Хаджинура Орезова!.. — возмутился Баларгимов. — Подумаешь! Выйдет он на меня из-за того, что два года назад Мазута подрезали! Так Мазуту заплатили! И он сказал, что ничего не знает! Претензий ни к кому не имеет!
— Но фамилия-то твоя осталась! Саматов все равно на тебя выйдет. Или его новый зам, который приезжает. Тоже битый, прожженный… У них одна зацепка. Бинокль и фотоаппарат Пухова подбросил враг Мазута!
— Так пусть она исчезнет! Зацепка! Вместе с делом!
— Легко сказать!
— Ты-то для чего?
— Зачем тебе нужно было подкладывать пистолет именно Мазуту?
Баларгимов зашелся:
— Зачем? Чтоб знал, что хозяину надо отстегивать! Ты же деньги хочешь получать? Хочешь! Большие звезды на погонах носить хочешь? Так? Хочешь рыбку съесть и на хер не сесть… Так не бывает! Запомни! В жизни за все надо платить!
— Да много вы платите?!
— Дочке своей, инвалидке, лекарства покупать из-за «бугра» на валюту хватает?! Ты зачем ко мне пришел? На дачу посмотреть? Или посоветоваться?!
— И то, и другое!
— Так я тебе все сказал! Иди и думай! Все думайте… Да, ладно! Не расстраивайся. Может, выпьешь? — Баларгимов резко сменил тон.
— Нет, нет… Мне на работу! — Бураков никак не мог еще отойти после разговора. — И с Сейфуллиным не чисто! Чье ты ружье бросил в воду, знаешь? Саматов, он все поднимет! Недаром тебя вызвал!
