На удивление, Храмов, хотя и морщился, словно от зубной боли, терпеливо выслушал его до конца.
– И это все? – иронично поинтересовался полковник. – Не густо.
– Да уж… – буркнул в ответ капитан.
– Значит, ты настаиваешь, что Кралю брать рано?
– Девка она битая, надежд на то, что расколется, у нас маловато. Стоит взять Кралю – и ее подельников днем с огнем не сыщешь.
– Что ты предлагаешь?
– Нужны улики прямые, а не косвенные. Хочу подобраться с другого конца.
– Ну-ну… – поторопил капитана Храмов.
– Ребята из отдела по экономическим преступлениям подцепили одного типчика, грузина, с несколькими отрезами трико. (Кроме всего прочего). Того самого трико, что украдено в промтоварном магазине.
– Грузин занимался сбытом краденого?
– Нет. У него на рынке палатка с промышленными товарами. Происхождение которых не подтверждено документально и сейчас устанавливается.
– Насчет трико – это точно?
– Экспертиза подтвердила.
– Интересно… Что дальше?
– Грузин открещивается от трико, как черт от ладана. Говорит, купил у кого-то по случаю. Соблазнился, говорит, дешевизной. А вот у кого конкретно купил – не помнит. Случайный клиент…
– И, конечно же, он обрисовал этого «клиента» достаточно подробно…
– Именно так. Считает нас придурками. Я сделал запрос и вчера по спецпочте получил из Грузии данные на этого… трудягу. Так вот, лет десять назад, еще в советские времена, он проходил по одному делу в Кутаиси вместе с Михеем.
– Михей? Занятно…
– Еще как занятно. А если учесть, что Михей – барыга[18] Крапленого с давних пор, его особо доверенное лицо, и что в послевоенные годы Валет и Щука были подельниками того же самого Крапленого, то и вовсе интересно.
– Да, узел вяжется тугой… Кто из ныне здравствующих воров, окопавшихся в нашем городе, был связан с Крапленым?
– Кривой и Профессор. Пока удалось установить только этих двоих, не считая Щуки и Валета.
– Профессор… Хитрая бестия.
– Хитер, – согласился Тесленко. – Голыми руками не возьмешь.
– Как он сейчас?
– Чист. Не подкопаешься. Ковыряется у себя на даче, клубнику выращивает, розы. Торгует на рынке. В общем – пенсионер.
– Хм… – хмыкнул недоверчиво Храмов. – Старо предание… Этот паразит мне в свое время немало крови попортил, так что в его смирение верится с трудом. Небось, и в церковь ходит?
– Угадали, товарищ полковник. Вместе со своим братцем, Михеем. Самые примерные прихожане.
– Грехи замаливают?
– Глаза замыливают. Людям и правоохранительным органам.
– Похоже. Ну, а что Кривой?
– Тоже остепенился. Работает в поте лица.
– Кем?
– Грузчиком.
– Кривой – и грузчиком? Ну, батенька, что-то в лесу издохло… И с каких пор?
– Полгода.
– Где?
– В промтоварном, напротив банка.
– Что?! – Храмов даже привстал от возбуждения. – А, черт! Почему я об этом узнаю только сейчас?!
– Вы думаете?..
– Именно! Мать твою… Ах, бараны…
Храмов от злости побагровел, глаза его метали молнии.
– Почему вы мне не доложили раньше? Я вас спрашиваю, Тесленко!
Капитан счел за лучшее промолчать. Храмова «понесло», а в таком состоянии он становился похожим на быка, которого мог остановить только хороший удар шпагой. Себя же Тесленко матадором не считал…
Высказав все, что он думает о Тесленко и других оперативниках, Храмов наконец выдохся.
Вытирая покрывшуюся испариной лысину, он спросил, не глядя на капитана:
– Ты инкассатора Федякина проверил?
– Конечно… – осторожно ответил Тесленко.
– Что значит – конечно?! – снова вспылил Храмов.
Но, похоже, предыдущий взрыв эмоций отобрал у него чересчур много сил и он быстро успокоился.
– Рассказывай… – потребовал полковник; и добавил еще что-то, но тихо, про себя.
– Довольно странная личность, этот Федякин…
Тесленко приободрился – после подобного разноса Храмов обычно впадал в черную меланхолию и был тих и кроток, словно ягненок.
– Как работник, Федякин так себе, звезд с неба не хватает. На работе не пьет, не курит. Но к слабому полу неравнодушен. Волочится за каждой юбкой. С виду мужик симпатичный. Холост. Тридцать один год.
Больничный получил на общих основаниях – температура, кашель, гланды… Говорит, простыл на рыбалке.
Поди, проверь…
– С врачом, который выдал ему больничный, беседовал?
– А то как же. Старая, битая выдра. Диагноз подтвердила. Правда, уж больно честные глаза мне состроила. Не верю я ей. Все руки в дорогих перстнях, золотая цепь, сережки немалой цены. И это на ее весьма скромную зарплату.
– Подозреваешь, что больничный Федякин получил за взятку?
– Подозревать можно все, что угодно. Доказательств только нет. А расколоть врачиху – кишка у нас тонка. Разве что под пытками. Еще та рыба…
– Федякин… – задумчиво пробубнил Храмов. – Надо бы его допросить.
– Что толку? Он ведь не дурак. Быть соучастником «мокрого» дела – не шутка. И Федякин это прекрасно понимает.
– Понимает… И алиби у него – будь здоров. Но упускать его из виду никак нельзя.
– Нельзя, – согласился Тесленко. – Вот только некому за ним присматривать.
– Подумаем. Найдем. У тебя все?
– Нет… – после некоторого колебания ответил капитан. – Есть у меня одна мыслишка. Хочу посоветоваться.
– Давай, только пошустрей. Время… – постучал ногтем по циферблату наручных часов Храмов.
– Я проанализировал все кражи и грабежи в городе за последний год. Получается интересная картина…
Тесленко развернул крупномасштабную карту города и окрестностей.
– Были «облагодетельствованы» почти все районы города, в равной мере. Почти все, за исключением Старозаводского. Здесь тоже были, конечно, кражи, но все по мелочам, и «почерк» другой. Кое-кого мы взяли, но все не то, что нужно. Мелюзга. Так вот, напрашивается мысль, что волк никогда не шкодит там, где находится его логово. Параллель, естественно, условная, но все же…
– Ты предполагаешь, что «малина» Крапленого в Старозаводском районе?
– Почему нет? По крайней мере, судя по его прежним делам, это характерная особенность «почерка» Крапленого. Он как волк: никогда не режет баранов там, где находится его логово.
– Возможно…
– И еще, товарищ полковник. Я считаю целесообразным размножить и выдать постовым и участковым фотографии Кривого, Михея и Профессора (фото Крапленого у них уже есть). Смотришь, кто-нибудь из этих ловчил и объявится в каком-нибудь интересном местечке.
– Согласен. Распорядись от моего имени. Только учти – под твоим контролем! Никакой самодеятельности. Наблюдать – и точка. И пусть сразу сообщают в управление. Это приказ. Нам не нужны мертвые герои. А свинцовую пилюлю переварить сложно – хищники серьезные, медлить не будут.
Глава 14. ИНКАССАТОР ФЕДЯКИН
Участковый, лейтенант Сушко, был зол. Мало того, что вчера получил нагоняй от начальника за слабую воспитательную работу среди подростков своего участка, что сегодня вдрызг разругался с женой из-за какого-то пустяка, так еще и небезызвестный в районе пьянчуга Клушин устроил потасовку во дворе своего дома с такими же выпивохами, как и он сам. А после, с раскровененной рожей, гонялся за своей женой и орал, матерясь по черному: « Убью, сука!
Изничтожу! Падла! И тебя… и мать твою!..»
Конечно, все закончилось так, как уже было не раз.
Клушин ползал перед ним на коленях, слезно просил прощения у жены, лобызал своих насмерть перепуганных детей, ревевших во весь голос, клялся, что последний раз, что за стакан ни в жизнь не возьмется…
Наконец завыла дурным голосом и его жена: «Ой, не забирайте корми-ильца-а!..» А затем вцепилась мертвой хваткой в мундир Сушко и стала целовать ему руки.
Бр-р! Черт бы их всех побрал, этих придурков!
«Дать бы тебе, паразит, по морде, да еще и носком под зад, чтобы летел без остановок куда-нибудь подальше… например, в мордовские ИТК…» – думал Сушко, торопливо выписывая квитанцию очередного штрафа за нарушение общественного порядка.
Ан, нельзя. Закон не разрешает.
А Клушину можно. Ему все можно. Попробуй к нему подступись, сразу весь Кодекс наизусть, как стих, прочитает. За Конституцию и говорить нечего – настольная книга. Постоянно открыта на той странице, где про права сказано. Пытался Сушко уговорить соседей написать на Клушина заявление в райотдел милиции, чтобы передать дело в суд, – тщетно. Боятся.
«С него, недоделанного, все как с гуся вода, – отвечают. – А у нас дети. Ну, дадут ему год, а толку?
Уже сидел… Выйдет – того и гляди бутылкой по черепушке где-нибудь в темном углу шандарахнет…
Пусть уж лучше на него бумагу пишет соседский пес Бобик. Ему терять нечего, все равно от старости скоро подохнет…»
