Фрэнки сел рядом — разговор предстоял серьезный. Старик словно читал его личное дело, хранящееся в Вашингтоне, в сейфе отдела кадров ФБР под грифом «строго секретно».
— Откуда вам все это известно? — шепотом спросил Фрэнки Галлахер.
— Давайте договоримся, мой друг, не задавать вопросов, на которые нет ответа. Скажу вам только: у меня много преданных друзей. Вот, например, Майкл… — Старик сделал паузу, наблюдая за тем, какое действие возымела на собеседника последняя информация — Фрэнки сглотнул подступивший спазм. — Итак, что мне нужно от вас? Совсем немного. Я думаю, вы знаете русского бизнесмена Владислава Игнатова?
— Ах вот вы о чем? Разумеется!
— Так вот. Я бы посоветовал вам беречь здоровье и жизнь мистера Игнатова как зеницу ока. Я надеюсь, у него в тюрьме нет неприятелей? Камера со всеми удобствами? Кормят хорошо? Обслуживание на уровне?
Сначала Фрэнки Галлахер подумал, что старик насмехается над ним, но, внимательно всмотревшись, увидел в его глубоко запавших холодных глазах скрытую угрозу. Ему стало не по себе. Если не сказать, что умудренного опытом Фрэнки Галлахера охватил животный страх.
— Вы хотите добиться его освобождения под залог? — спросил он дрогнувшим голосом.
Старик усмехнулся.
— Я хочу добиться его выхода из тюрьмы за отсутствием состава преступления. Вам знаком такой юридический термин? Мистер Игнатов ведь ни в чем не виноват. Правда?!
Фрэнки Галлахер пожал плечами.
— Но это же невозможно. Во всяком случае, лично я не имею полномочий отдать такое распоряжение.
Старик недовольно поднял руку.
— Вам придется потрудиться. А сейчас от вас требуется лишь одно — обеспечить мистеру Игнатову личную безопасность и нормальные условия пребывания в тюрьме на те несколько десятков часов, которые ему осталось там провести. Вам это по силам, я знаю. А в знак моего доверия к вам я, пожалуй, отдам вам этот пакет. Чтобы вы могли вспомнить романтические приключения двадцатилетней давности!
У Фрэнки Галлахера нестерпимо заломило в висках. Кровь прилила к лицу.
— Мне бы потом хотелось получить негативы этих пленок.
— Обязательно. Вы их получите после освобождения Владислава Игнатова.
— Каким образом я могу освободить его? Может, вы мне подскажете? — с иронией сказал Фрэнки.
Фрэнки невольно улыбнулся, вспомнив о том, как в заснеженной Москве трое коротко стриженных парней, угрожая ножом, сняли с него куртку. Если бы нечто подобное случилось с ним в Сан-Франциско, так он по тревоге поднял бы половину города, а в русской столице столь маленькое происшествие вызвало у блюстителей закона легкое сочувствие и пожелание не бродить в одиночестве по ночным улицам.
Пожалуй, старик будет покрепче тех русских молодцов.
— С удовольствием… Вы должны прессе дать полную информацию о происшествии. И как только они поднимут шум, вы должны будете убедить свое начальство как можно быстрее избавиться от этого русского. Такой поступок во всех отношениях будет хорошим. Вы докажете всему обществу, что не намерены терпеть бесчинства иностранцев, и пусть они отправляются туда, откуда прибыли. И, во-вторых, своими действиями очень поможете нам. Уверяю вас, в глазах всех вы будете выглядеть героем!
— Но таким образом я подставлю начальника тюрьмы. А если поднимется шум в прессе, то он не пожелает расхлебывать всю эту кашу в одиночестве и потянет за собой и меня.
— Что я могу вам здесь посоветовать… Если он бабник, то предложите ему красивую женщину. Если ему нужны деньги… этот вопрос тоже решаем. Если у вас имеется на него какой-то компрометирующий материал, то сейчас самое время, чтобы ткнуть ему в нос эти факты. Для меня сейчас самое главное, чтобы мой человек в ближайшее время выехал в Россию.
— Можно мне вам задать еще несколько вопросов?
Старик кивнул:
— Я вас слушаю.
— Валентина работала в КГБ? Все-таки вы тоже оттуда?
Нестеренко внимательно посмотрел на американца. Он, конечно, мог бы ему рассказать, что в России существуют организации не менее мощные, но гораздо более законспирированные, чем КГБ, ФСБ и так далее.
Нестеренко мог бы также рассказать Фрэнки, что кроме него у Валентины в тот год было еще четыре клиента, перед которыми она так же лихо оголяла сиськи: начальник владимирской тюрьмы, два генерала из управления МВД и пожилой полковник из госбезопасности. Молоденький американский лейтенант был для нее всего лишь одним из многих. Однако Валентина обладала удивительным даром, который свойственен только очень тонким и чувствительным натурам: оставаясь с мужчиной наедине, она была способна внушить ему, что он ее единственный избранник. Возможно, в эти минуты она и сама верила в созданный ею миф.
«Да, — подумал Егор Сергеевич, — в Валентине скрывалась актриса потрясающего дарования…»
— Она не работала на КГБ, — спокойным голосом произнес Нестеренко. — И я тем более не оттуда.
Он увидел, что этот короткий ответ вполне устроил мистера Галлахера. Лицо американца просветлело, озарившись надеждой и решимостью сделать все, о чем его попросил этот опасный старец.
Фрэнки Галлахер попал в переплет. Старик русский взял его за горло — отказать ему было невозможно. Потому что если бы даже сейчас, через двадцать лет, в Вашингтоне узнали о его московских похождениях, ему — конец! Мало того, что он вылетел бы из ФБР, так его могли еще начать «разматывать» по линии Министерства обороны и ЦРУ и копать, копать — выведывая, не сболтнул ли он тогда лишнего, не взяли ли его под свое крыло оборотистые кагэбэшники и не была ли его мимолетная связь с русской красоткой тонкой операцией вербовки.
Но и вытащить Игнатова из петли сейчас тоже было совершенно невозможно: приказ на уничтожение был отдан давно, еще неделю назад, маховик, как обычно, раскрутился, и остановить его теперь уже не мог никто. Даже адвокат Игнатова успел все просечь и куда-то смылся.
Во всяком случае, то, что он, Фрэнки Галлахер, не сможет остановить машину уничтожения, так это уж точно. За последнюю неделю делом Игнатова занялся окружной прокурор Джуди Хант — дотошный, въедливый, педантичный человек, да к тому же и упрямый борец с «русской мафией». Он готов был годы потратить на то, чтобы нарыть на Владислава Игнатова обвинительный материал и засадить русского лет на восемьдесят. Вот только умник Хант не ведал, что Игнатову не суждено было дожить даже до предварительного слушания в окружном суде.
Что же это за фрукт такой, мистер Игнатов?
Фрэнки знал, что русского арестовали чуть ли не на месте преступления: был убит босс калифорнийской мафии дон Монтессори. Игнатова также взяли по подозрению в убийстве старого итальянца Барбарелли. Русского посадили в блок предварительного заключения без права выхода под залог. Об этом рассказал и Ховански, который регулярно докладывал ему о всех вновь поступивших заключенных, не подозревая, что очень часто они направлялись к нему в тюрьму с ведома Фрэнки. Потом к делу Игнатова подключили окружного прокурора Джуди Ханта. И это означало только одно: Дядя Сэм намеревался устроить показательный суд и упрятать русского за решетку до седых волос.
Джуди Хант был знаменит тем, что почти все его обвинительные заключения — а за многие годы практики у него их набралось больше трех сотен — были поддержаны в судах, обвиняемые получали по полной программе. И вдруг из штаб-квартиры ФБР пришла шифровка, состоящая только из двух слов: «Медвежья охота». Это был смертный приговор Игнатову (русские клиенты в секретном шифре ФБР проходили как «медведи»). Непонятно только, кому понадобилось убрать русского прямо в тюрьме? Ведь участие в деле прокурора Джуди Ханта служило гарантией того, что Игнатову дадут не меньше полусотни лет. Выходит, в Вашингтоне разыгрывалась какая-то очень сложная многоходовая партия и ставкой в ней была жизнь таинственного русского бизнесмена. Во всяком случае, ясно одно: его приятель Майкл играл явно не на стороне тех, кто хотел убрать Игнатова.
Итак, что же теперь делать? Надо каким-то образом дать отбой Стиву и отменить казнь русского. Фрэнки уже потянулся было к телефону, как раздалась трель переговорника. Он нажал клавишу:
— Да, Мэри?
— Вас спрашивает Майкл из Вашингтона. Будете говорить?
О боже! Она еще спрашивает! Конечно буду! Только этого разговора и жду. Взяв себя в руки, Фрэнки наигранно спокойно ответил секретарше:
— Соедините.
Это было спасение. Майкл должен помочь! Фрэнки схватил телефонную трубку.
— Хелло, Майкл! Как погода в Вашингтоне?
— Здравствуй, Фрэнки! — голос Майкла был строг. — Скажи мне лучше: как там обстоят дела с твоим подопечным? С ним все в порядке?
Фрэнки не понял вопроса. Теперь он уже вообще ничего не понимал. О чем спрашивает Майкл? «В порядке» — в смысле, жив или убит? Но отвечать надо было одновременно четко и туманно, так как Фрэнки не знал наверняка, не прослушивается ли его линия.
