Стрийском парке зазеленели дубы, в тир, некогда принадлежавший военно-политическому училищу, зачастили две студентки — Ядвига и Соломия. Девушки приходили со своим оружием — снайперскими винтовками с оптическим прицелом. По распоряжению начальника тира, бывшего старшины-сверхсрочника Гуменюка, Микола выдавал им патроны.
Вот тогда Микола и стал приглядываться к Соломии. Фамилия у нее была самая обыкновенная для Западной Украины — Кубиевич. Соломия — мастер спорта. В этом стрелковом тире она с подругой готовилась к международным соревнованиям, которые должны были состояться то ли в Греции, то ли в Македонии.
Девушки жгли патронов уйму — после их работы Микола приносил Гуменюку ящик гильз. К концу дня на девушек жалко было смотреть: бледные лица, стеклянные глаза. Соломия часто жаловалась на головную боль: весь день приходилось дышать сгоревшим порохом. Но ее настойчивости можно было только позавидовать.
— Пусть привыкают, — с гордостью за своих подшефных говорил Гуменюк. — На соревнованиях и не того нанюхаются.
— Жалко девчат, — высказывал Микола свое сочувствие. — Со временем они будут мамами, а у них уже в крови яду больше, чем кислорода.
— Сами себе долю выбрали, — говорил Гуменюк, но какую именно, прапорщик умалчивал.
Однажды, после очередной тренировки, когда в туманной дымке моросил мелкий дождь, Гуменюк попросил Миколу проводить девушек домой.
— Уже смеркается, а машину за ними не прислали, — говорил старшина. — Придется им воспользоваться городским транспортом, везти с собой оружие. В Стрийском парке, случается, хлопцы бешкетуют. Так что езжай с ними. Гляди, чтоб никто их не обидел. Возьми на всякий случай, — и Гуменюк передал Миколе газовый пистолет.
Микола сразу же почувствовал прилив бодрости. Пистолет этой конструкции он никогда раньше в руках не держал. По виду и по весу — почти вальтер. Как им пользоваться, не спросил, — постеснялся признаться, что слыл знатоком оружия.
В Стрийском парке было пустынно, как ночью на Лычаковском кладбище, с той лишь разницей, что на кладбище при входе стояла церквушка и там перед иконами всегда горят свечи. Горят свечи и над могилами. Только плати сторожу.
Под вековыми дубами рано сгустились сумерки. Микола нес зачехленные винтовки. Девушки шли сзади, тихо переговаривались, то и дело обращались к Миколе:
— Так ты с нами поедешь? — игриво спрашивала Соломия, пытаясь заглянуть Миколе в глаза.
— Вот билет возьму… — шуткой отвечал Микола.
Они знали: никуда он не поедет, если и захочет. На соревнования отбирают загодя, и то, если выполняешь норму мастера спорта.
— А кто будет оканчивать институт?
— Там ты, Миколка, пройдешь все университеты, — озорно играя синими глазами, уточнила Ядвига. Высокая, худенькая, с запавшими щеками, она неотступно соблюдала диету, чтоб выглядеть изящной и легкой в движениях.
У нее, как и у подруги, тоже было приподнятое настроение. Сегодня из боевой винтовки она выбила четыреста пятьдесят очков из пятисот возможных.
Ядвига обычно говорит загадками, без тени улыбки. Она как бы давала понять, что очень серьезная девушка, из интеллигентной семьи. Тут она не рисовалась: мать — доктор медицинских наук, специалист по микрохирургии глаза, отец — Ян Корниловский — философ, преподает в Краковском университете, во Львове бывает редко, но это не мешает ему интересоваться спортивными успехами дочери. Ядвига — его гордость и надежда: не у каждого философа сын или дочь — мастер спорта по стрельбе. У нее — арсенал оружия. Это подарки друзей и родственников, и все они люди знатные.
Как-то Зенон Мартынович Гуменюк намекнул Миколе, дескать, двоюродный дедушка Ядвиги — человек известный, на Западной Украине делал историю, дожил до нашего времени, умер в Мюнхене при почетной пенсии. Ядвига ездила с мамой на похороны. Тогда Ядвиге еще не исполнилось и пяти лет, но она хорошо запомнила дедушкины награды — белые крестики на муаровой ленте. Досужие языки шептали: сам фюрер вручал. Кто такой фюрер, Ядвига узнала потом. У Гуменюка была одна такая награда, но тот крестик принадлежал его отцу.
Из обрывков рассказов Микола догадывался, что Зенона Гуменюка и Ядвигу Корниловскую связывет нечто большее, чем тренировки в армейском тире. Допытываться было недосуг, да и зачем искать приключения на свою голову? Еще отец предостерегал: кто слишком любопытен, тот долго не живет, а если и живет, то остаток дней своих кровью харкает. Молчи да слушай и на ус мотай. Что намотаешь, над тем и размышляй. Жизнь у нас такая: меньше делай — больше размышляй, и тогда никто тебя не тронет, никто на тебя не окрысится, ты — добропорядочный гражданин, любая власть тебя устраивает, для соседей и коллег ты не опасен, для власти — тем более.
Ядя обычно говорила загадками. Миколу она мало интересовала, хотя было на что смотреть: высокая, стройная, синеглазая, с утонченными чертами благородного лица. Ей быть бы учительницей или врачом, а она выбрала себе профессию спортсменки, специалиста по стрельбе. Пока целы глаза да нервы — ты стрелок, занимай призовые места, тебе почет и слава и, конечно же, деньги. Все спортсмены любят деньги. Хорошо оплачивается любое мастерство, а если при этом ты рискуешь головой, тогда деньги не только любишь, но и ценишь как высшее благо.
Так думал Микола, сопровождая девушек. Если к Ядвиге, несмотря на ее высокий рост и аристическую внешность, он был совершенно равнодушен, то Соломия с каждой тренировкой ему нравилась все больше. В ней было что-то селянское, близкое Миколе. Когда она с Миколой разговаривала, улыбка не сходила с ее лица, и в темно-карих глазах ее, к вечеру заметно устававших, всегда проглядывала веселость.
Несомненно, этот слобожанский хлопец ее чем-то притягивал. Красотой? Отчасти да. Крупный, статный, с мужественным лицом. Таких девчата любят. К тому же — умница. Судя по специальности, которую он выбрал, человек он хозяйственный. Ныне хлопцы рвутся в экономисты, юристы, а он учится устанавливать и ремонтировать бытовую технику. А бытовая техника на всем земном шаре примерно одинакова.
К нему ее притягивало и то, что он при виде оружия словно преображался. Так преображается ребенок, когда ему показывают красивую игрушку.
Соломия тоже любила оружие. Откуда это у нее, она и сама толком не могла объяснить. Хотя… дед Куприян как-то обмолвился: «Хто не сдав зброю, той не поховав надию». В чем она заключалась, его надежда, он не сказал. С годами до нее дошло: оружие — это власть над людьми. При оружии ты волен действовать, как тебе требуется. А человеку с оружием требуется, прежде всего, зарабатывать себе на жизнь, но не каторжным трудом, а изящным мастерством, сопоставимым разве что с работой опытного ювелира.
Так она понимала, когда закончила среднюю школу в местечке
