— Ах да! Забегала, верно. Но всего минут на десять.
— Видел, как она уходила?
— Да. Я на улице стоял. Двадцать монет за это?
— В общем, да.
— А я думал… — Муррей удивленно посмотрел на Брэкетта и пожал плечами. — Черт, дай же, наконец, штаны напялить.
— Муррей, все в зале видели, что мы тут. Примутся на сотни ладов толковать, почему заперта дверь, и очень скоро попытаются войти. Так что давай, не тяни, выкладывай.
— Ты англичанин? Был когда в Кингстоне?
Вздохнув, Брэкетт потянулся за банкнотой.
— Ладно, ладно, — быстро остановил его руку Муррей. — Что узнать-то хочешь? Господи, ну и вонища тут!
— Она ушла не одна, верно?
— Цыпочка? Нет. С Лумисом. Послушай, а с ним что? Не знаешь?
— Сделай зарубку на память, спросишь позже. Как они ушли?
— Ну как… Ушли и ушли. Обыкновенно.
— Но как? Пешком? На машине?
— На машине.
— Желтая такая? Японская?
— Кто ж ее знает! Может, и японская. Огромный такой драндулет.
— И Лумис сел в машину?
— А как же? Сел. Я сам видел. Сзади сел.
— А девушка? Она была за рулем?
— Ага.
— Лумис, значит, сзади. Странно. Как по-твоему?
— Нет. — Ямаец сосредоточенно поджал губы. — Может, ему поговорить требовалось. С тем, другим.
— С каким другим? — насторожился Брэкетт.
— Сзади еще один сидел.
— Знаешь его?
— Нет. Не разглядел. Темно было.
— Но кто-то сидел. Еще один.
— Я и говорю. Сидел. Когда девчонка открыла дверцу, зажегся свет. Тот его поскорее выключил, но я его засек.
— И какой он из себя?
— Не видел. Свет погас. Белый…
Брэкетт пытливо посмотрел на ямайца.
— И где он сидел?
— Сзади! Я же сказал.
— Но где? Позади девушки или…
— Да, позади нее. Помню, Лумису еще пришлось обойти машину.
— И они уехали…
— Да.
— Спасибо, — Брэкетт направился к двери.
— Все, что ли? — окликнул Муррей, стоя посреди кабинки.
— Все.
— Чтоб тебя, парень! Когда следующий раз что понадобится, не набрасывайся так!
Брэкетт попробовал улыбнуться, но улыбки не получилось. Открыв дверь, он вернулся в преисподнюю. Спрашивать больше нечего. Ничто уже не могло удивить его. И все-таки он удивился, поняв, что все события, начиная с его визита в морг, заняли всего-навсего тринадцать часов.
Паренек переждал в тени вестибюля, пока не затих шум машины, осторожно приоткрыл дверь и высунулся на улицу. Глянул в одну сторону, в другую — никого. Медленно сосчитал до двадцати, поглубже вздохнул, затолкал под куртку парусиновую сумку и рванулся, припустив во всю прыть, сторонясь света фонарей…
Брэкетт вспомнил о Горовитце. Войдя в главный зал «Джими», увязая в тягучей атмосфере и цепких взглядах, он понял, что меньше всего ему хочется, чтобы Горовитц заявился сюда. Это было бы сейчас совсем некстати. В клуб Брэкетт, конечно, вступать не собирался (он никогда никуда не вступал), но не хотелось лишаться маскировки. Правда, она прозрачная, как целлофан, но какая-никакая, а все же защита. Как знать, может, еще и потребуется. Он перехватил изучающий взгляд кубинца, одарил его улыбкой и повернулся к рыженькой.
— Где тут у вас телефон?
— Телефон?
— Ну да, телефон. Ведь он у вас есть?
— О, само собой!
— Так где же он?
— Во-он там!
— Покажи.
— Сразу за дверью.
— Может, проводишь?
Состроив гримаску, рыженькая взяла его под руку.
— Как тебя зовут? — спросила она.
— Что?
— Нет, погоди! Сама отгадаю. Чарльз? Как принца?
Кубинец пустился в сложное путешествие в полумраке, двигаясь по стенке к туалету.
— Послушай, милочка…
— Милочка? — заулыбалась рыженькая. — Как интересно! Меня так еще никто не называл!
— Веди к телефону.
— А ты всех так зовешь — «милочка»?
— Таксистов пропускаю. Давай, показывай.
— Филипп? Теплее?
Брэкетт вздохнул и направился к двери.
— А меня зовут Зелда. Но… Это не мое взаправдашнее имя.
— Ох, удивила!
— Я книжку прочитала про одну девушку, ее звали Зелда, — тараторила рыженькая. — Всю-то я ее не одолела, а имя мне понравилось. А тебе нравится?
— Что-то телефона не вижу.
— Она была замужем за писателем. Этим… как его, Хемингуэем. Знаешь?
— Слушай…
— Зелда. Первая буква — «3».
— Где все-таки телефон?
— Подружке охота звякнуть?
Они свернули по коридору, и Брэкетт увидел телефон. Бывшая кабина «седана». Ее превратили в телефонную будку, покрасили в розовый цвет и убрали подальше от шума.
— Спасибо, — любезно поблагодарил Брэкетт, — теперь уж не заблужусь.
— Хочешь, войду, посижу с тобой?
— Да нет, управлюсь сам. Подожди в зале. Я только позвоню.
— Недолго?
— Нет.
— Я у двери подожду.
— Ну давай.
Брэкетт ждал, положив руку на кабину, рыженькая, наконец, отошла и остановилась, поглядывая па него глазами настороженного щенка.
— Подожду здесь. Вдруг будет занято.
— Оставь меня на несколько минут. Приготовь пока выпить.
Рыженькая закусила губу и пробурчала:
— О’кей!
Пригнувшись, Брэкетт вошел в бывший «седан».
— Спорю, уже забыл, как меня зовут.
Она опять топталась рядом.
— Зелда! — выпалил Брэкетт. — Слушай, ты оставишь меня в покое? — Заметив выражение ее лица, он смягчил тон. — Всего на минутку. Идет?
— Извини. — Рыженькая приняла вид оскорбленной невинности, но тут же передумала. — Прости… что я так навязчива. Я знаю, мужчины не любят, когда женщины… наседают, но знаешь…
— Ладно. Встретимся в зале.
— Зелда.
— Зелда.
— Первая — «3»!
Девушка начертила в воздухе «3», улыбнулась и ушла. Брэкетт устроился на мягком кожаном сиденье, вложил монетку в щель. Машинально стал набирать домашний номер Горовитца, но тут же вспомнил, что Сидней на дежурстве, и положил трубку. Телефон затрезвонил, звонки гулко отдавались в тесном пространстве кабинки. Брэкетт изумленно уставился на аппарат, потом заинтересовался. Подняв трубку, он услышал девичий голосок:
— Алло? Ал-ло! Позабыла совсем, что ты желаешь выпить?
Брэкетт выругался, но тут же по привычке, приобретенной с паспортом, извинился.
— Прости, нечаянно вырвалось.
— Не важно. Так что же? Старомодное что-нибудь?
— Зелда! Мне надо позвонить!
Но девушку трудно было остановить. Она принимала заказ, декламируя всю мешанину коктейля «Манхэттен». Вдруг в трубке все смолкло, и Брэкетт почувствовал, что начинает двигаться. Кабину чуть заметно покачивало. Двое неизвестных ухватились за ручки седана и подняли кабину, точно королевские носилки. Брэкетт обернулся, стараясь понять, что происходит. Трубку он так и не выпустил. Вдруг будку швырнули о стену. Он метнулся, пытаясь добраться до двери, но его опрокинуло назад; будку снова ударили о стену, его бросило вбок. Теперь их было четверо. Брэкетт понял, что он в ловушке. Перед ним мелькнула физиономия Муррея, толстяк ухмылялся. Его снова опрокинуло назад, голова стукнулась о деревянную раму. Он пополз к двери, но завалился набок. Будку брякнули оземь, потом понесли, она царапалась о цемент. Брэкетт увидел лестницу. Пролеты ее обрывались далеко внизу, в темноте. Он повернулся, зацепился было ногами, но опоздал. Голова дернулась, он опять опрокинулся вверх ногами; «седан» водрузили на верхнюю площадку лестницы, будка зашаталась, толчок — она медленно накренилась и повалилась. Брэкетт беспомощно болтался в коробке, перед глазами все кружилось… В панике он прикрыл голову руками. Раздался треск — будка загрохотала вниз со ступеньки на ступеньку, только щепки трещали. Брэкетт выругался — надо же свалять такого дурака! Грохнувшись на пол, будка опрокинулась. Наверху заливисто захохотала женщина.
— Уолтер!
Дорогие итальянские туфли, такие полагается чистить особой жидкостью. При покупке продавец подает их в шерстяном мешочке, затянутом шнурком, а иногда кладет еще и сапожный рожок.
— Ну как ты, Уолтер?
Теперь появилось лицо, озабоченно вглядывающееся в Брэкетта. Брэкетт не ответил; он размышлял, чего это он разлегся на каменном полу и почему на него глазеет толпа.
— Послушай, Уолтер, давай-ка уйдем. Можешь двигаться?
Медленно приподняв голову, Брэкетт взглянул на Горовитца, собираясь ответить, но тут вспомнил, что с ним приключилось, и потерял сознание.
На улице было темно, часы в машине показывали 1.25. Брэкетт сидел рядом с Горовитцем. Вроде он цел и невредим, но не произнес ни слова, как очнулся.
Молчал он потому, что сосредоточился на хитросплетениях событий.
— Сидней? — Брэкетт искоса взглянул на друга.
