– Порядок, – проскрипел Леня. – Приехали. Давай, посигналь, что ли.
Филимонов ударил по клаксону. Потом еще и еще раз. Пока, дверь не открылась, выпустив взлохмаченного мужичка лет шестидесяти с небольшим. Разбуженный весьма беспардонным образом, он щурился и часто моргал.
– Смотри, Леня, сейчас за ружбайку схватится, – посмеиваясь, предупредил Ногай.
– За х… схватится, – ощерился Филимонов. Леня опустил окно:
– Палыч, здоров. – Его голос подействовал, как магия. Мужичок, встрепенувшись, шагнул к машине:
– Леонид Львович? Здравствуйте. Не узнал вас.
– Ты ж меня знаешь, я всегда – как снег на голову.
– Когда вам только удобно, – расшаркивался Палыч. Перед Леонидом он держался заискивающе, чтобы не сказать подобострастно.
– Тогда вот что, – Витряков щелкнул пальцами. – Давай, номер организуй. С удобствами…
– Надолго к нам, Леонид Львович?
– Там видно будет.
– Пять минут, Леонид Львович, пять минут.
– Мухой давай.
Палыч со всех ног кинулся выполнять поручение.
– Водки и пожрать! – крикнул вдогонку Филимонов. Ногай и Забинтованный оживились.
– Что-то я засиделся. – Ни к кому конкретно не обращаясь, сказал Витряков. Потянулся так, что захрустели кости, и полез из машины.
– Леня, ты куда?
– Пойду, облегчусь.
* * *
Ждать пришлось недолго. Палыч вернулся так быстро, словно вообще никуда не уходил.
– Домик, крайний у моря, – сложившись едва не пополам, доложил Палыч, передав Витрякову связку длинных ригельных ключей. – Постели я сухие застлал. Газовый котел включил. И два калорифера, чтобы вам зябко не показалось. Только, пока дом прогреется…
– Давай, – Витряков резким движением перехватил ключи.
– Кушать сейчас супруга приготовит, – еще ниже согнулся Палыч. – Через двадцать минут будет подано.
– Двадцать – пойдет. – Развернувшись, Витряков зашагал к крайнему домику.
Палыч нырнул в дом, где на кухне уже вовсю шипела полная мяса сковорода. Пожилая супруга Палыча, поднятая с постели, как солдат по тревоге, развернула кипучую деятельность. Пока поросятина покрывалась нежнейшей розовой корочкой, женщина нарезала кругляшками лук и потянулась за сыром.
– Как у тебя? – спросил Палыч, смахивая пот со лба. – Может, помочь чего?
– Справлюсь, – жена отложила терку и повернулась к плите. – Отбивные надо перевернуть. А то подгорят.
– Видела, кто прикатил?
– А как же, – женщина осенила себя крестом. – Ох, и боюсь я их.
Палыч кивнул. Тут их мнения совпадали. Жена уложила лук поверх отбивных, присыпала сверху сыром. – Майонез подай.
Палыч вынул из холодильника четыре двухсотграммовые банки «Провансаля», вооружился ключом:
– Все четыре открывать?
Жена сделала утвердительный жест.
– Девушка с ними, – проговорила женщина, накрывая сковородку крышкой и устанавливая конфорку на минимум. – Одна на четверых. Глазищи – перепуганные.
– Я ничего не видел, – потупился Палыч. – Не мое это, старуха, дело. Меньше знаешь – дольше живешь.
– И не мое тоже.
* * *
Витряков втолкнул Милу Сергеевну в гостиную и одним ловким движением сорвал плащ. Мила осталась совершенно голой. Дрожа всем телом, она попятилась от двери.
– Холодно, – ощерился Витряков. – Сейчас согреешься, б-дь на х…
– Леня? Ребята? Не надо. Ну, пожалуйста…
Филя заиграл желваками, не отрывая глаз от ее аккуратно подстриженного лобка. Ногай нервно захихикал и потер ладони. Дима Кашкет переминался с ноги на ногу, глядя в пол.
– Двигай, – Витряков показал на приоткрытую дверь в спальню.
– Пожалуйста…
– Пацаны, – начал Кашкет нерешительно. – Вы это…
Мила почувствовала, что он колеблется. И шагнула к нему:
– Дима, пожалуйста!
– Вот, сука! – выбросив руку, Леня схватил Милу за волосы и потащил в спальню. Ногай заворожено проводил глазами ее упругие розовые ягодицы, мелькнувшие в дверном проеме.
– Пацаны, – повторил Кашкет еле слышно.
– Ты чего, Бинт, хочешь свою жопу вместо нее подставить? – спросил Шрам. Забинтованный покрутил головой. Этого он не хотел.
* * *
Когда через десять минут Витряков вышел из комнаты, на ходу застегивая зиппер, Филимонов и Ногай встретили его раскрасневшимися физиономиями и похотливыми взглядами. Спальню и гостиную разделяла тонкая фанерная стена, скорее, даже перегородка. Тяжелое дыхание Леонида, вскрики госпожи Кларчук и ритмичный скрип пружинного матраца подействовали на них, как транквилизатор.
– Ну, как, Леня? – осведомился Шрам, сглатывая.
– Никак, б-дь на х… – Витряков со злобой саданул табуретку, и она упала на бок. Прошел мимо стола и опустился в кресло.
– Не дала? – не удержался Шрам. Ногай громко заржал.
– Палыч, что, жрачку не приволок? – спросил Леня, темнея лицом.
– Так рано еще, – сверившись с часами, сказал Филя и прикусил язык под испепеляющим взглядом Витрякова. Ногай стянул свитер через голову.
– Ладно, я пошел.
– Почему это ты, первый? – Филя приподнял бровь.
– Валите вдвоем, она не против, – процедил Витряков, закусив губу. – Продуйте сучку в два ствола.
Филимонов и Ногай отправились в спальню. На пороге Шрам обернулся:
– Бинт, ты идешь?
Кашкет молча покачал головой.
– Ну и мудак.
* * *
Когда Палыч, с огромным подносом, заставленным тарелками и бутылками со спиртным, постучался в номер, ему открыл Забинтованный. Пропустив Палыча, Бинт вышел наружу и, с видом сомнамбулы, поплелся к берегу.
– Можно? – еле слышно спросил Палыч и кашлянул.
– Валяй, заходи, – разрешил Витряков. Леня развалился на диване, забросив обе ноги на стол, и курил, пуская колечки в потолок. Лицо Витрякова было непроницаемым, как у какого-нибудь египетского божества. Из спальни доносились возбужденные мужские голоса и отрывистые женские стоны.
«Это не мое дело», – повторил про себя Палыч и принялся на скорую руку сервировать стол. Расставил тарелки и бутылки, разложил вилки с салфетками. Справившись с работой, отступил на шаг и вопросительно посмотрел на Витрякова.
– Ой, ой, ой! – закричала из спальни женщина.
– Спину прогни, сучка! – посоветовал мужской голос. – А теперь жопой виляй.
– Что, хочется? – прищурившись, Витряков смерил Палыча взглядом.
– А?
– Хочешь, говорю? – Леонид показал на дверь спальни. – Так иди, почеши конец. Я сегодня добрый. А женщина бесплатно дает.
– Спасибо, Леонид Львович, – пробормотал Палыч. Чувствовалось, что он опешил.
– Спасибо да, или спасибо нет?
– Я, пожалуй, пойду, ладно…
– Вали, – холодно сказал Витряков. – Иди на х… – неожиданно заорал он. Палыч вылетел из бунгало, как пробка из бутылки. – Старый педераст!
* * *
– Ну, что там? – спросила супруга, когда Палыч вернулся в кухню.
– Кушают, – сказал он.
– А девушка?
– Не видел, – отвечал Палыч, и это не было ложью.
– Не нравится мне это, – покачала головой жена.
– Слушай, – он повысил голос, – твое дело стряпня, мое – белье менять! Ясно! Заладила: нравится, не нравится! Еще возьми, накаркай.
* * *
Когда через несколько часов Витряков приказал поднести еще четыре бутылки водки, Палыч обнаружил бандитов режущимися в карты. Не хватало только Забинтованного, ну так Палыч видел его на берегу. Молодой человек сидел на песке, и, не отрываясь, смотрел на море. «Сколько можно там торчать? – еще удивился Палыч, и, не долго думая, причислил Забинтованного к наркоманам. – Обкололся, видать. Вот и штормит, теперь, по полной программе». Вынув водку, Палыч заменил фужеры, собрал грязную посуду и пустые бутылки, и шмыгнул за дверь. Женщины нигде видно не было. Из спальни не доносилось ни звука.
* * *
Компания прокутила до вечера, убравшись восвояси около двадцати одного ноль-ноль. Палыч как раз собрался смотреть программу девятичасовых новостей НТВ, когда автомобильный клаксон под дверями заставил его подскочить, как от удара тока. Выглянув наружу, он увидел «Галант» Витрякова.
– На вот, – сказал Леня, бросая в окно скомканную сотку. Не успел Палыч нагнуться за деньгами, как машина сорвалась с места, обдав его мокрым песком.
– Ну, что? – спросила жена. Он стоял с банкнотой в руке, глядя на быстро удаляющиеся габариты «Галанта».
– Укатили, – сказал Палыч.
– Господи, спасибо тебе, – пробормотала жена, и снова перекрестилась.
– Пойдем, что ли, приберемся, – предложил Палыч.
* * *
Дверь домика осталась открытой нараспашку. На полу в гостиной их дожидались осколки разбитых бутылок, перевернутый стол и разбросанные повсюду карты.
– Скатерть прокурили, – всплеснула руками жена. – А ваза? Ваза кому помешала?
– Далась она тебе? – сказал Палыч, с содроганием заглядывая в спальню и ожидая увидеть тело несчастной женщины, со следами сигарет на груди и удавкой на шее.
