— Алексей Гаврилович, привет. Да, Мыльников, есть разговор. Ты в каких отношениях находишься со Смирновым?.. Почему спрашиваю? Слушай, ты можешь организовать мне с ним встречу? Дело касается Минка. Ага, эта гнида такое тут сотворил. Я сейчас в Праге, пришлось свалить, он травлю на меня организовал, забрал все, я был вынужден отписать ему свою долю в «Третьем Риме» и переписать на него «Опт-Торг». Он ко мне беспредельщиков каких-то подослал, они Марию Федоровну при мне пытали так, что у нее инфаркт случился, короче, потом расскажу… Зачем мне Смирнов? Я в Москве сейчас кое-что предпринимаю в отношении Минка, думаю, его это заинтересует; может, и он мне подмогнет, или посоветует что дельное. Ну и, что я думаю, тебе будет интересно — хочу попросить его помочь мне в освоении, так сказать, бизнес пространства вашей области… Да, хочу залезть в уголь и металл. У меня есть предложение, которое будет интересно и ему, и тебе. Постараешься? Постарайся, дорогой, очень прошу, постарайся! Ага, жду звонка…
— Андрей Гаврилович, привет, зять твой… Продиктуй мне свои паспортные данные. Ага… записал. Слушай меня внимательно. Я сегодня через пражского нотариуса переправлю тебе доверенность на получение денег с моего счета в банке Москвы. Там у меня лежат кое-какие накопления. Деньги тебе скоро понадобятся. Кстати, а у тебя в Генеральной или в прокуратуре Москвы есть кто?… Найдешь? Отлично, найди, пожалуйста, поскорее, мне нужен такой человечек, который имел бы выход на первых лиц. Я хочу, чтобы мое дело похерили, и возбудили на Минка. Ага, давай, дорогой, очень на тебя надеюсь!
* * *
Прокурор Юго-Западного административного округа столицы, старший советник юстиции Иван Юрьевич Кубешкин крепко сидел в своем кресле. Наверх он не лез, уж слишком большая там турбулентность. Но и свое место, доставшееся ему пять лет назад в результате ожесточенной войны со ставленником тогдашнего и.о. Генерального прокурора, уступать не собирался.
Зарплата прокурора округа со всеми надбавками была смехотворна, а полномочия, которые он в результате чуть ли не ежедневных «тренировок» научился до автоматизма конвертировать в деньги и прочие материальные ценности, практически безграничны.
На своей территории он мог практически все. Прокуроры Москвы менялись с завидной частотой. Москва прокурорская напоминала бушующий океан, а его «вотчина» — тихую гавань. Многие считали его непотопляемым, а все почему? Да потому, что он умел налаживать с начальством отношения, в основе которых лежало умение Ивана Юрьевича быть радушным и хлебосольным. Ну и, само собой разумеется — делиться.
Бывало так — приходит, понимаешь, прокурорить на стольный град очередной выскочка и самодур. Хочет поставить на место Кубешкина своего преданного человечка, а Иван Юрьевич, не будь дураком, раз — и зазывает начальника «посмотреть, как организована служба» в его учреждении. Поедят они, попьют — и в баньку. А в баньке девочки — и красавицы все, как на подбор, и дела своего мастерицы. А действо-то все по приказу Ивана Юрьевича фиксируется на аудио-видео-записывающие устройства. Нет, конечно, он же не дурак, чтобы начальство высокое шантажировать. Но пусть будет на всякий случай, не помешает, одним словом. Вдруг что?
Проходит совсем немного времени, а у недавно назначенного начальника Кубешкина и квартира новая есть. В Юго-Западном округе.
И евроремонт в ней сделан, и гаражи-маражи там всякие, иномарка опять же новая — подарок от Союза ветеранов прокуратуры округа. И начинает думать этот начальник примерно так: «Чего это я, в самом деле, удумал — Кубешкина убрать? Таких опытных и знающих свое дело профессионалов раз-два и обчелся. Ну, пусть с законностью на поднадзорной территории у него не все в порядке, ну, особо тяжкие не особо раскрываются, так что, разве у других все в шоколаде? Нет. Ну, поставлю я еще одного своего вместо него, и что? И так вон почти всех прокуроров заменил, а толку? Хоть кто-нибудь из них мне квартиру подогнал? Или, может быть, богаче я стал благодаря им? Нет, только жопу лижут, а работать как следует не научились. Все, решено — Кубешкин остается. Мне еще дочь замуж выдавать, неплохо было бы ей на свадьбу квартирку подарить»…
— Иван Юрьевич, — в динамике раздался волнующий голос секретарши, — к Вам тут на прием какой-то мужчина просится.
— Скажи ему, что сегодня не приемный день, — Кубешкин недовольно оторвался от материалов порнографического характера, которые он изучал в предвкушении очередной вечерней забавы все с той же секретаршей. — Ты что, не знаешь, что сказать? Пусть приходит в часы приема.
— Он говорит, что ему срочно нужно с Вами встретиться, у него беда, у зятя бандиты бизнес отобрали и чуть не убили.
— У зятя-бизнесмена, говоришь? Ладно, пусть проходит…
* * *
— Иван Юрьевич, добрый вечер! — На пороге прокурорского кабинета стоял высокий поджарый мужчина лет пятидесяти пяти, в дорогой дубленке, под которой был модный и дорогой деловой костюм-тройка.
— Добрый-добрый! — Кубешкин внимательным оценивающим взглядом сверлил нежданного посетителя, и похоже, остался доволен. — Проходите, присаживайтесь, внимательно Вас слушаю.
— Меня зовут Андрей Гаврилович. Прежде чем перейти к сути дела, скажу, что мне рекомендовал обратиться к Вам за помощью один из наших с Вами общих друзей, Константин Леонидович Царьков. Скажу так — это один из самых лучших моих друзей. Я и моя семья — люди далеко не бедные, и в случае, если Вы согласитесь оказать нам помощь, будем Вам очень признательны.
— Не могу понять, о чем Вы. Скажите, а почему Вы не позвонили мне на рабочий телефон и заранее не договорились о встрече? Действительно, Костя мне звонил, говорил, что Вы должны обратиться, но почему это нельзя было сделать нормально, так, как это делают остальные?
— Так получилось, Иван Юрьевич, извините, но в процессе моего рассказа Вы все поймете.
Вкратце изложив суть злоключений Мыльникова и положив на стол прокурора записку с их письменным изложением, тесть Мыльникова попросил оказать ему содействие в прекращении уголовного преследования своего зятя, а также в возбуждении уголовного дела против Минка.
— Я должен внимательно изучить все материалы на предмет законности возбуждения уголовного дела и обоснованности действий… — Иван Юрьевич продолжал говорить, а его рука аккуратно вывела на листе бумаги сумму.
— Да, — кивнул «представитель потерпевшего», — я Вас прекрасно понял, — одновременно написав на том же листе: «Согласен. Деньги будут в банковской ячейке, депонированной на имя Царькова!»
Март 1998 года.
— Ага, так, понял, точно прекращено? А розыск мой отменен? Отлично!
Ну, наконец-то! А что, по Минку возбудили? По пяти статьям? Ну молодца! А сколько отдал? Пол-ляма выложить пришлось? Ладно, хрен с ними, еще заработаем. Там двести штук должны остаться. Съемщики-то мои, которые у меня квартиры снимают, платят все вовремя? Ну, вот и хорошо, главное, что у меня теперь руки развязаны! Ну, ладно, спасибо тебе, Гаврилыч, давай, я в долгу не останусь, ты меня знаешь, до связи…
Мыльников был готов прыгать до неба от счастья. Он тут же позвонил брату тестя в Северово.
— Привет, узнал? Богатым все равно буду! Ну что там по моему вопросу? Собирался сам мне звонить? Ага, да, завтра же и буду. Встретишь? Машину в аэропорт пришлешь? И на том спасибо. Алексей Гаврилыч, просьба у меня к тебе такая: там, в Москве на меня розыск сняли, но вдруг чего, ты же знаешь, — это же Россия, вдруг не дошло до Северово еще, в общем, подстрахуй там меня через ваших правоохранителей, чтобы меня ненароком не приняли и не закрыли. А за это я тебе отдельное спасибо скажу. Сделаешь? Ну, вот и отлично, а я прямо сейчас заказываю билеты на самолет и тебе потом отзвонюсь. Ну, давай, до встречи!..
* * *
Губернатор Северовской области Мыльникова принять не смог, его срочно вызвали в Москву. Ситуация в регионе продолжала накаляться и грозила выйти из-под контроля областной администрации. Шахтеры опять стали перекрывать железнодорожные пути, выдвигая уже не только экономические, но и политические требования. А как же им было не бастовать, если угольная отрасль крупнейшего в России угольного региона, добывавшая миллионы тонн этого природного топлива, находилась в глубочайшем кризисе?
Несмотря на увещевания и меры воздействия, руководители шахт, добывавших стратегическое сырье, продолжали, как и в начале девяностых годов, отгружать добытый уголь в адрес фирм-«однодневок». После этого он растворялся на необъятных просторах страны, в конце концов попадая к западноевропейским потребителям. Директора угольных предприятий и их приближенные обрастали загородными особняками, джипами и прочими материальными благами, оставляя при этом львиную часть украденных у горняков и государства денег на своих валютных счетах за границей. А шахтерские семьи прозябали в нищете.
