– Всегда полезно иметь друзей наверху, – суховато заметил он.
Данная тема больше не затрагивалась, пока мы не распрощались с Бержье и не направились в гостиницу.
– Что твой приятель действительно сказал? – спросил я.
– В нашем распоряжении три дня.
– А потом?
– Потом они захотят узнать, что мы собираемся делать и какие у нас средства к существованию. Если ответ их не удовлетворит, мы получим распоряжение убраться. Но он советует, чтобы мы не ждали вызова и допроса, а сами бы обратились с просьбой о разрешении остаться на неделю. Может быть, ее удовлетворят. Но на большее рассчитывать не придется.
Сказать было нечего: в любом случае за неделю наши денежки уплывут. Через неделю мы будем без гроша.
Я помолчал. Горечь переполняла меня. Из-за безответственности Гутара нас вышвырнули из Греции. Из-за безответственности Гутара – его нападение на капитана Ван Буннена было бессмысленным – нас вышвырнут из Джибути.
Вышвырнут – но куда? На помойку? В тюрьму? Я старался придумать хоть что-нибудь, похожее на надежду, но ничего не мог. Впереди вырисовывался конец – грязный, мрачный, безысходный.
– Что ты собираешься делать? – спросил наконец я.
Я спросил потому, что любой ответ Гутара не мог посулить ничего путного. Если бы я смог придумать что-то противоположное, счастье, может быть, и улыбнулось мне.
Он взглянул на меня и осклабился. Он опять был совершенно уверен в себе.
– Остается только один выход, – сказал он.
– Какой же?
– Потолковать с майором Кинком.
Они потолковали на следующее утро. Я при этом не присутствовал.
День выдался чрезвычайно противный. Мы решили последовать совету приятеля Гутара и предварить вызов в полицию тем, что сами явились в паспортное бюро и попросили выдать разрешение на пребывание в течение недели. Это посещение оказалось отнюдь не формальностью, как мы предполагали. Нам устроили допрос, притом перекрестный. Полиция отнеслась к нам хуже некуда. Допрашивал француз, донельзя подозрительный и паскудный, давший с самого начала понять, что мы нежелательные элементы. Гутару пришлось хуже всего – он ведь тоже был француз, – но и мне досталось. Мой паспорт приняли с издевательской улыбочкой. Подонок не верил ни одному моему слову. Нам пришлось показать все наши деньги и пересчитать у него на глазах. Потом суммы записали в наших паспортах. Нас предупредили, чтобы мы не думали искать работу, кроме как на судах, отплывающих из Джибути, и не занялись торговлей наркотиками. Напоследок нам сказали, что если кто-то из нас окажется на этой территории семь суток спустя, то ему надо уметь хорошо плавать. Когда мы вышли, даже Гутар был подавлен.
Он собирался встретиться со своим приятелем из полиции за ленчем, чему я был рад. Ночью я придумал план, которым мне не хотелось с ним делиться.
До Адена было всего полторы сотни миль через Баб-эль-Мандебский пролив. Я подумал, что если смогу добраться до Адена, то, может быть, устроюсь официантом на какой-нибудь проходящий корабль. В Адене меня не знали, да и порт там был в любом случае более оживленный, чем в Джибути. Конечно, у меня не было ни профсоюзного билета, ни удостоверения моряка, но мог попасться капитан грузового судна, думал я, который не станет слишком привередничать, если у него случится нужда в работнике.
Я навел справки насчет парома до Адена и выяснил, что есть такой, доходящий за девять часов. Самолетом туда можно было долететь за час. Морем было дешевле, и я отправился в контору пароходства покупать билет.
Кассир уже было начал выписывать билет, как попросил показать мой паспорт. Я протянул ему документ, и он принялся листать его. Потом посмотрел на меня.
– Где же она?
– Кто – она?
– Виза в Аден?
– Я получу ее на месте.
– А, нет. Это не разрешается, за исключением лиц с британскими паспортами. Вам нужно получить визу здесь. В противном случае англичане не разрешат вам высадиться, и мы будем вынуждены доставить вас обратно. Сейчас в Адене неспокойно. Мы не продаем билета, если у пассажира нет визы. Таково правило.
– А где можно получить визу? – Но я уже догадался, каков будет ответ.
– Их выдает британское консульство.
Я вновь подумал о Г. Картере Гэвине и о том, что бы мне хотелось сделать с этим паршивым поросенком, но не стал тратить попусту время на посещение консульства. Вместо этого я провел вторую половину дня в порту. Там были дау – арабские торговые суденышки, ходившие в Аден и Йемен, и отчаянье мое было таково, что я был согласен на любую авантюру. Наконец я разыскал одного владельца суденышка, который согласился высадить меня на берег недалеко от Адена, но он запросил сотню долларов. По его словам, на такую сумму его оштрафуют, если он попадется английскому патрулю. Это был вонючий ублюдок бандитского вида, и я не верил ни одному его слову. Если бы даже у меня и было сто долларов, я бы подумал дважды, прежде чем довериться такому человеку. Скорее всего, он взял бы мои деньги и выкинул меня за борт, как только лодка оказалась вне видимости с берега. Я сказал ему по-арабски, что он может делать со своим дау. Он узнал мой акцент и обозвал меня грязным египтяшкой.
Я весь день провел на ногах и очень устал, но такси мне было не по карману, и до города я добирался пешком. Когда я дошел до гостиницы, я чувствовал себя полумертвым.
В подобном климате нужно пить много жидкости, чтобы избежать сердечной недостаточности или беды с почками, поэтому я выпил две или три бутылки пива, прежде чем заказать то, в чем я больше всего нуждался, чтобы хоть немного сбить свою депрессию, – двойное бренди. В результате я не очень-то здорово соображал, когда возвратился Гутар.
– Где это ты был? – осведомился он, усевшись рядом со мной.
Я принялся рассказывать. Раз мой аденский план не выгорел, не было смысла скрывать от него. Кроме того, я впал в великодушное, философское настроение. Поскольку Артур Абдель Симпсон является персоной нон грата для британских властей, а посему находится в такой яме, откуда не выбраться, почему бы Иву Гутару, французскому подданному, не попробовать получить визу и отправиться в Аден? Пусть он знает, что почем. У меня, конечно, есть свои недостатки, но я никогда не был собакой на сене.
Я объяснил ему все это, когда он прервал меня в своей грубейшей манере.
– Аден, – вымолвил он нетерпеливо. – Кому, к черту, нужен Аден? Послушай-ка! Я разговаривал с Кинком.
– Ну?
– У него очень любопытное предложение.
– Да что ты?
Даже такая незначительная перебивка вывела его из себя.
– Ты собираешься слушать или нет?
– Конечно.
– Я тебе говорил, что он набирает людей. И оказался прав. Предложение таково. Трехмесячный контракт, возобновляемый по взаимному согласию еще на три месяца. Условия: основное жалованье – две тысячи швейцарских франков в месяц, все расходы на проезд и проживание, на обмундирование плюс пятьдесят процентов премия через шесть месяцев. Выплачивается аванс в месячную зарплату по подписании контракта. Вот так! Как звучит?
Для меня это звучало как райская музыка, и я почувствовал острый приступ зависти.
– А что за работа? – спросил я.
Он усмехнулся своей самой уверенной и знающей усмешкой.
– Всего-навсего показать глупым макакам, как охранять и защищать участок земли.
– Одна из этих залежей редкоземельного добра?
– Ну конечно. Ты же слышал, что он рассказывал.
– А где это?
– Он пока не говорит. Естественно, ему нужно быть осторожным. Особенно на начальном этапе. Но это ни одно из двух Конго. Я ему прямо сказал, что туда меня не тянет. Он заверил меня, что это не там. Говорит, дальше на север. Мы вылетаем в четверг.
Паренек принес ему пиво. Я поднял свой стакан.
– Что ж, желаю удачи.
– Удачи? – Он поднял брови. – И это все? Никакой благодарности?
– За что?
Он ощетинился.
– Уж не станешь ли ты мне говорить, что тебе не нужна работа! Где еще можно получить такие легкие деньги? Ты же знал, что я иду говорить с Кинком. Если тебя это не интересует, почему же ты так и не сказал?
– Я? – разинув рот, я уставился на него.
– О ком же еще я толкую? – он снова начинал злиться. – Я-то его уламывал, убеждал насчет тебя, и он согласился только после того, как я рассказал ему о твоем послужном списке.
– О списке?! – Меня всего передернуло от страха. Единственный список, о котором я подумал, было мое досье в Интерполе. – Зачем тебе это понадобилось?
– Ну, сейчас ты не очень-то выглядишь как офицер Восьмой армии из Западной пустыни, а? Естественно, ему нужно было сказать о твоем военном опыте. А теперь ты говоришь, что тебя это не интересует. Что за шутки? Я не люблю выглядеть болваном. Что это за игру ты затеял?
На его лице появилось то самое оскаленное выражение, как перед его атакой на капитана Ван Буннена. Это меня испугало. Я знал, что нужно немедленно его остановить, иначе мне несдобровать.
