— Бух!
Когда я вышел на улицу, Мальчонка, Рыжий, Бенни и Луи играли в «парные монетки». В этой игре игроки подбрасывают монетки, ловят их и накрывают ладонью. Затем открывают и смотрят, у кого «орлы», а у кого «решки». У кого нет пары, тот и забирает все монетки. Если же пары есть у каждого, монетки подбрасываются снова. Увидев меня, Мальчонка тотчас же остановил игру.
— Ну что, Джи-джи был здорово недоволен тем, что мы привезли только десять ящиков?
— Он хочет получить остальные тридцать, — ответил я и, помолчав, добавил: — К вечеру пятницы.
Широко раскрыв глаза, Мальчонка воскликнул:
— Он хочет, чтобы мы снова наведались на железнодорожный склад?!
Достав пачку «Лаки страйк», я вытряхнул сигарету, сунул ее в рот и зажег спичку.
— Нет. Он хочет, чтобы мы обчистили Федеральный.
Бенни, Рыжий и Луи недоуменно переглянулись. Им было известно, что Джи-джи и Драго принадлежат к Семье Лучано, и они понимали, что просьба напасть на склад, хозяином которого является член собственной Семьи, — это какая-то чертовщина.
Достав нож с выкидным лезвием, Рыжий раскрыл его и начал точить деревянную спичку.
— Ты не против сообщить нам свой ответ? — спросил Бенни.
Я ухмыльнулся. Луи прикусил губу, засунул большие пальцы за ремень и воспроизвел с небольшими изменениями знаменитую фразу Хэмфри Богарта из «Касабланки», мастерски пародируя его шепелявый говор:
— Из всех складов, на всех реках, в этом долбаном мире…
— Заткнись, Луи, — остановил его Мальчонка. — Винни, правда, что ты об этом думаешь?
Я сказал:
— Я думаю, сначала нам надо выспаться, а завтра утром встретимся в «Мустанге» и все обсудим.
— Можно спать хоть целую неделю, — возразил Мальчонка, — но, когда мы проснемся, это все равно будет склад Драго. Это же бред какой-то! — не унимался он. — Какого черта Джи-джи хочет натравить нас на склад, который принадлежит человеку из его собственной Семьи?
— Это мы и должны понять, — сказал я.
Мальчонка в отчаянии развел руками.
— Но как?
— Вероятно, обчистив склад. — Сделав глубокую затяжку, я медленно выпустил дым.
Мы поехали к Бенни, чтобы разделить деньги. Никто не сказал больше ни слова. Говорить было не о чем.
Было уже пятнадцать минут третьего, когда я вошел в наш дом на углу Тридцать шестой улицы и Одиннадцатой авеню и был встречен неистребимым запахом чеснока. Преодолев бегом четыре пролета лестницы, я открыл дверь в квартиру и получил в лицо свирепый удар плотного, душного воздуха. Раздевшись до трусов, я выбрался через открытое окно гостиной на площадку пожарной лестницы и устроился на матрасе. Сидни сидел на соседней площадке в обычной позе и в обычном наряде — но только сейчас он не читал.
— Привет, Винни, — сказал он, как только я уютно уселся спиной к стене.
Повернувшись к железным прутьям, я оперся на локоть и спросил:
— Сегодня книги нет?
— Батарейки сели. Но на самом деле я ждал тебя… Я тут подумал…
— О чем? — спросил я.
— Ну, мы посвятили целое лето классике… — Он оставил фразу недоконченной.
Я кивнул.
— Верно… ну и?
— Ну, я и подумал, может быть, нам надо перейти на что-то более современное.
— Например?
— Например, на американских писателей… Взять хотя бы Скотта Фитцджеральда. «Великий Гэтсби». Это о двадцатых годах. Я читал про эту книгу в книжном обозрении.
— Замечательно, — сказал я. — И добавь ее к списку Терри.
— Хорошо, — согласился Сидни. — Она идет с нами завтра?
Я виновато покачал головой.
— Сидни, я завтра не смогу пойти в библиотеку.
— Но завтра же пятница, — возразил Сидни. — Все понедельники, среды и пятницы, и так до конца лета. Ты же обещал.
С начала лета мы не пропустили ни одного дня, однако неприятности на железнодорожном складе поставили передо мной проблемы, которые требовали срочного решения.
— Сидни, я очень сожалею, — сказал я. — Честное слово. Но тут возникло одно дело, и мне надо встретиться с ребятами.
— Ну а днем?
— Может быть. Но в два я иду к Терри.
— Тогда, быть может, после?
— Может быть, — сказал я. — Я постараюсь, но это уже будет ближе к вечеру. Половина четвертого, а то и четыре. — Услышав, как хлопнула входная дверь нашей квартиры, я сказал: — Наверное, это пришли мой старик и Анджело. Поговорим завтра.
— Хорошо, — разочарованно произнес Сидни. — Но только ты обещай.
— Что? — спросил я, поднимаясь.
— Что ты постараешься освободиться, — выпалил Сидни. — Даже если это получится только вечером… Я буду ждать.
— Обещаю. — Похлопав его по плечу, я нырнул в комнату.
Как всегда, мой отец был одет безукоризненно: строгий консервативный костюм, сорочка, галстук. Когда я вошел на кухню, отец как раз снимал пиджак, открывая пистолет 45-го калибра в кобуре под мышкой, которая была такой же неотъемлемой частью его одежды, как галстук. Кивнув на кипящий чайник на плите, отец встретил меня словами:
— Привет, Винченцо… кофе будешь?
Покачав головой, я достал из холодильника бутылку молока, а отец, взяв с верха нашего старенького «Кельвинатора» кружку, налил себе кофе.
— Я слышал, у тебя кое-какие неприятности, — заметил он.
— Слухи распространяются быстро, — ответил я, подливая ему в кофе молоко.
Усмехнувшись, отец сел за стол.
— Джи-джи прямо-таки изнывал от нетерпения сообщить мне, что с тобой приключилась беда. Он приказал Недотроге Грилло позвонить Анджело. — Он указал на коридор, где как раз появился вышедший из туалета Анджело Мазерелли.
Кивнув мне, Анджело проворчал:
— У меня дела все хуже и хуже. Приходится мочиться уже каждые два часа.
Несмотря на то что он снял пиджак, расстегнул жилет и ослабил узел галстука, воротник сорочки удавкой стягивал его девятнадцатидюймовую шею, а лицо заливал пот.
Мой отец хихикнул:
— Что поделаешь, Анджело, мы стареем…
Неопределенно махнув рукой, Анджело повернулся ко мне.
— Костоправы говорят, это какой-то по… про… пос… в общем, какой-то «статит». Ну, да ладно, до нас дошло, что у тебя неприятности. Сам-то ты как?
— Со мной все в порядке, — ответил я. — Спасибо за беспокойство.
Но Анджело и не думал останавливаться на этом. Застегнув жилет, он надел пиджак и, сверкнув взглядом, спросил:
— Что-нибудь такое, о чем нам следует знать?
Поняв, к чему он клонит, я ответил:
— Пока что нет.
Посмотрев на моего отца, Анджело усмехнулся.
— Как я уже сказал, этот малыш умеет держать язык за зубами. Очень хорошо. В половине девятого?
Отец кивнул.
— В половине девятого.
— Увидимся утром… — Анджело открыл дверь. — А ты, молчун, будь осторожен.
Махнув рукой, он вышел.
Отец, отпив кофе, поднял взгляд и сказал:
— Он спросил, так как ему известно, что Аттиллио был с тобой.
Я сел напротив.
— Раз я был там, Порошок был там со мной.
Отец снова глотнул кофе.
— И теперь Джи-джи хочет, чтобы ты достал остальной товар, как и было обговорено.
— Совершенно верно — я должен обчистить склад Драго.
Отец изумленно поднял брови.
— Что?
— Сам знаю, — согласился я. — Это ни в какие ворота не лезет.
Шумно засопев, отец поставил кружку на стол.
— Я займусь этим сам!
Покачав головой, я ответил:
— Не надо, папа! Тут явно какая-то чертовщина. Пока что я не знаю, что и почему, но Джи-джи не случайно пытается натравить меня на склад, принадлежащий члену Семьи.
Отец вынужден был согласиться.
— Тут никаких вопросов! — раздраженно заметил он. — Тут что-то есть — но что именно?
— Послушай, папа, — сказал я, — я взялся выполнить заказ и должен достать товар. Джи-джи только что прямо не пригрозил, что если я не привезу ему оставшиеся тридцать ящиков… Если ты вступишься за меня и его остановишь, мы так и не узнаем, в чем дело.
— Ну а если Драго узнает, что ты обчистил его склад, у тебя вместо носа появится дырка от пули.
Я пожал плечами.
— Возможно… но или это, или мы будем и дальше блуждать в темноте.
Прищурившись, отец начал рассуждать вслух:
— Джи-джи должен был понимать, что ты обязательно расскажешь обо всем мне. Он понимает, что это полное безумие, и хочет, чтобы я об этом знал. Почему?
— Есть только один способ это выяснить, — сказал я. — Обчистить склад.
Отец махнул рукой, решительно отвергая это предложение. Подавшись вперед, я переменил тон:
— А как насчет того… я это сделаю, но представлю все так, будто за этим стоит кто-то другой?
Отец покачал головой.
— Джи-джи все равно будет знать, что это твоих рук дело.
— Но я обстрою все так, что он ничего не сможет предпринять, — сказал я. — У меня есть одна мысль.
Выпрямившись за столом, отец внимательно посмотрел на меня. Затем медленно взял кружку и допил кофе. Почесал переносицу указательным пальцем. Наконец улыбнулся, и я понял, что отец мной гордится, но вместе с тем его раздирают противоречивые чувства. Ему нужны ответы, но он сознает, что получить их будет очень опасно.
