— Мы ждем вашего мнения, товарищ профессор.
— Норма вам известна, — ответил мягким, немного певучим голосом профессор. — Труп остывает приблизительно два часа после смерти. Изредка встречаются отклонения — до получаса, в исключительных случаях — до одного часа, это зависит от окружающей среды, температуры и так далее. Но это убийство, по моему мнению, совершено после половины четвертого.
— Благодарю вас, товарищ профессор.
Ученый мелкими шажками направился к выходу. В зале поднялся легкий шум. Прокурор неуверенно поднялся со своего места.
— Товарищ судья, вы видите, что заключения не совсем категоричны! Не исключается, что труп может остыть и через три часа…
— Вы не правы, коллега! — живо откликнулся адвокат. — Вы прекрасно знаете, что в подобных случаях берется предположение, наиболее благоприятное для подсудимого.
— Я говорю по совести, а не веду юридический спор! — сухо ответил прокурор. — Я лично полностью убежден в его вине. При установлении алиби могут быть допущены фатальные ошибки. Тем более, что это алиби установлено гораздо позднее, когда все уже не так свежо в памяти свидетелей.
— И это не наша вина! — спокойно ответил Стаменов. — Следствие было обязано своевременно выяснить эти обстоятельства. А оно вообще не занималось этим вопросом.
Председатель в последний раз обратился к подсудимому:
— Даю вам слово. Вы можете прибавить что-нибудь к тому, что до сих пор сказали?
Радев встал и стоял, как истукан. Непонятно было, слышал ли он вопрос. Зал притих. В этот момент только члены суда могли видеть его лицо. Это было несчастное, измученное лицо. Очевидно, он пытался что-то сказать и не мог.
— Не спешите, успокойтесь, — мягко произнес председатель.
Наконец Радев заговорил — глухо, медленно, едва владея собой.
— Я не убивал свою жену, товарищ судья… Я любил ее… Кроме нее и семьи у меня не было ничего…
Зал молчал, затаив дыхание.
Суд удалился на совещание. Когда через четверть часа он вернулся, в зале стояла все такая же гробовая тишина. Председатель несколько торжественно зачитал решение суда. Подсудимый был признан невиновным и полностью оправдан.
Зал облегченно вздохнул, зашумел. Шум все нарастал, послышались взволнованные голоса, восклицания. И некому было наводить порядок, заседание кончилось. Две старые девы, явно возмущенные, направились к выходу. Старик задумчиво улыбался, сидя на Своем месте. Стаменов с трудом протиснулся между возбужденными стажерами и направился к Радеву, который все еще сидел, ошеломленный, на первой скамье. Когда адвокат подошел к нему, он встал. Но не увидел его протянутой руки. Он и самого Стаменова как будто не видел. Взгляд Радева блуждал где-то над плечами Георгия. Молодой человек смутился, потом оглянулся. И увидел рядом с собой заплаканное счастливое лицо Розы. Теперь плакал и отец — беззвучно, без слез. Молодой человек окончательно растерялся и потихоньку отошел. Ему преградил дорогу развеселившийся Илиев.
— Ну что? — спросил он. — Пойдем выпьем, а? В честь победы!
— Пошли! — охотно согласился Георгий.
— Только не в пивную! — неожиданно сказал Старик. — Надо отметить это событие поторжественнее… Я угощаю!
— Почему ты?
— Потому что ты — мой ученик.
— Хорошо, но… Хочешь, пригласим и дам?
— Согласен.
Но по его тону Георгий понял, что он не очень-то доволен. Наверное, ему хотелось вволю наговориться вдвоем. Георгий на мгновение заколебался, но восхищенные глаза девушки, которую он увидел в двух шагах от себя, решили вопрос.
Через полчаса они сидели в одном из лучших ресторанов и ели мясо. Старик внимательно посмотрел на молодых людей и как бы ненароком заметил:
— Славчев на тебя здорово рассердился.
Славчев был прокурором, другом Георгия.
— За что? — удивленно спросил молодой адвокат.
— Ясно за что. Он считает, что ты должен был предупредить его.
— Чтобы он принял меры и подготовился?
— Нет! Чтобы заблаговременно прекратить дело.
Стаменов задумался.
— Он мой друг. И я, конечно, не хотел его подводить. Но не мог же я ради него отправить в тюрьму невинного человека.
Старик молчал и о чем-то думал.
— И все же я не очень уверен, что он невиновен, — неохотно сказал он. — Но как бы то ни было… Лучше десять виновных на свободе, чем один безвинный в тюрьме. За твое здоровье!.. Должен сказать, что с сегодняшнего дня ты стал адвокатом.
Стаменов поднял рюмку и снисходительно улыбнулся.
Прошло два дня после заседания суда. За эти два дня инспектор Димов ни разу не заговорил о деле Радева. Он приходил на работу, занимался текущими делами, порой даже улыбался своей скупой улыбкой, но глаза оставались по-прежнему задумчивыми. Конечно, генерал вызывал его в министерство для объяснения. Никто не узнал, о чем они говорили, но инспектор вернулся внешне спокойным.
Ралчев не удержался и спросил:
— Кто же убил Антонию Радезу?
Димов усмехнулся:
— А ты как считаешь?
— Мне кажется, надо снова проверить алиби Радева. Нельзя целиком полагаться на это новоиспеченное светило.
— Малыш далеко не прост. И здорово поставил нас на место.
— И все же он — заинтересованное лицо, и я сомневаюсь…
— Раз сомневаешься, то займись этим делом сам. Хоть я и думаю, что ничего ты тут не добьешься.
— А ты?
— Для себя я оставлю косточку пожирнее. Кто этот загадочный любовник? Какую роль играет во всей этой истории? Я имею в виду Генова…
На следующий же день инспектор Димов отправился в Плевен, захватив с собой только плащ и легкую дорожную сумку. Он удобно расположился в вагоне-ресторане, плотно закусил, и поскольку официант бросал на него недружелюбные взгляды, заказал бутылку импортного пива. После пива у него мелькнула мысль в ближайшем будущем сходить в кино. На «Фанфан-Тюльпан»…
Юрист работал на современном индустриальном предприятии, которое находилось за городом. Прибыв в Плевен, Димов прямо у вокзала взял такси и отправился туда. Через четверть часа шофер остановил машину перед административным корпусом. Расплатившись, инспектор поднялся на второй этаж, в дирекцию. Найти дверь с табличкой «Юрист» оказалось делом нетрудным. Димов постучался и вошел. За массивным письменным столом сидел мужчина лет пятидесяти, изысканно одетый, с приятной внешностью. Он не сразу поднял голову, разбирая бумаги, и у Димова было достаточно времени, чтобы рассмотреть его. Приблизительно так выглядели обычно представители старых буржуазных семей — широкое, несколько бледное лицо, полные женственные губы, округленный подбородок. Поредевшие волосы мужчины были тщательно причесаны. Когда юрист посмотрел на него, Димов неожиданно увидел красивые синие глаза. Они смотрели приветливо.
— Вы ко мне? — спросил юрист небрежно, но голос его звучал мягко и приятно.
— Я из милиции, — ответил Димов.
Ничто не дрогнуло ни во взгляде, ни в лице Генова. Это показалось инспектору несколько неестественным. Какой бы чистотой ни сверкала совесть Генова, у него были причины для волнения. Как юрист он хорошо знал, что не может быть вне подозрения.
— Я приехал из Софии, — добавил Димов. — В связи с убийством Радевой.
— Но я уже…
— Дали письменные показания… Это мне известно. Но мне этого недостаточно.
— Хорошо, садитесь, — пригласил Генов.
Димов опустился в мягкое кожаное кресло. Генов потянулся к сигаретам — это был единственный крохотный признак его волнения.
— Что именно вас интересует?
— Прежде всего ваши отношения.
— Я уже дал объяснения по этому вопросу, — спокойно ответил Генов. — Тони была моим другом. Возможно, это не точное слово. Мы хотели пожениться, но решили подождать еще один-два года, чтобы подрос Филипп.
— Извините, но почему она предпочла вас своему мужу?
— На такой вопрос может ответить только женщина, — ответил юрист, и на его губах появилась Чуть заметная улыбка.
— Я не о том. Существовала ли какая-то особая, специфическая причина ее охлаждения к мужу?
— Нет! — без колебаний ответил юрист.
— Она никогда не жаловалась на него? Прошу вас, припомните хорошенько.
— Н-нет, — на этот раз не так уверенно произнес мужчина.
— Вы в этом убеждены?
— Она была исключительно тактична и вообще почти не говорила о нем. Ни разу не произнесла его имени. Но и по нескольким словам можно сделать некоторые заключения. Они были совершенно чужими людьми — и по своему внутреннему складу, и по своим понятиям.
— Хорошо, товарищ Генов. Скажите, когда вы в последний раз видели убитую?
Димову показалось, что юрист затаил дыхание.
