— Ну… — Он с невинным видом подергал себя за бородку. — Возможно, тут вы и правы, лейтенант, кто знает?
— Вы-то наверняка знаете! Случись такое, вам надо будет беспокоиться только за Джастин, поскольку Джордж и Марта будут женаты. Переманите Джастин на свою сторону, и ваш братец Эллис окажется в одиночестве. Весьма богатый, но одинокий старик.
— Ну, Эллис не так уж и стар, — равнодушно бросил Бен Харвей, — ему всего лишь шестьдесят, еще жить и жить!
— Но он не хочет жить считая баррели нефти, — засмеялся я.
— Мне кажется, он достаточно взрослый человек, чтобы решать подобные вопросы самостоятельно, — пробормотал он.
— Видимо, так… — Я пожал плечами. — Джордж отправился уже домой?
— Некоторое время назад… — пробасил Бен. — У него куда больше здравого смысла, нежели у некоторых знакомых мне молодых людей, которые не дают покоя своим родителям и вышестоящим лицам даже среди ночи!
— Джордж сообразительный малый, не спорю, — рассеянно произнес я, — трудно иметь дело со всей вашей проклятой сворой. Вы все куда сообразительнее и находчивее, чем кажетесь.
— Что? Вы что сказали?
Он красноречиво махнул рукой, показывая, что аудиенция окончена.
— Спокойной ночи! — бросил я и вышел из гостиной.
Неожиданный раскат грома прозвучал в коридоре, на какое-то мгновение у меня мелькнула мысль, что гроза возвращается, потом я сообразил, что это всего лишь ответное пожелание спокойной ночи Бена Харвея, донесшееся из гостиной.
Я быстро пошел к входной двери.
Около полудня следующего дня я сидел в кабинете шерифа, с неудовольствием взирая на его отталкивающую физиономию, пока он перечислял мне сотню различных оснований, почему лейтенант должен являться утром на работу раньше половины двенадцатого.
Самым веским, насколько мне помнится, было то, что его прогонят с работы, коли он не станет этого делать.
Когда ему просто не хватило воздуха, чтобы продолжить обвинительную речь, я поспешил заполнить образовавшуюся пустоту потоком слов, длинных и коротких, и наконец ухитрился изложить в мельчайших подробностях свои трудовые достижения предыдущего дня. Наступила очередь шерифа мрачно взирать на мою отнюдь не ласковую физиономию.
— Вы поехали туда найти виновного, — пробормотал он без всякого энтузиазма. — Выслушав ваш отчет о вчерашнем дне, Уилер, я невольно припомнил одно устройство, которое мне продемонстрировали в научно-исследовательской лаборатории когда-то.
— Натуральную блондинку? — заинтересовался я.
— Небольшую круглую клетку, сооруженную наподобие вращающегося волчка. Внутри сидела живая крыса, чем быстрее она бежала, тем дольше оставалась на месте, она закрутилась, охотясь за собственным хвостом.
— Я бы возмутился, если бы это не было правдой. В научно-исследовательских учреждениях от скуки и безделья и не такое изобретут!.. Но вы должны согласиться, шериф, что мы теперь располагаем всеми основными моментами данного дела, изложенными вчера вечером Эллисом Харвеем.
— Какие такие моменты?
— Генри Слоукомб был колдуном? — безнадежно спросил я.
— Я не хочу тратить время на всякую ерунду, Уилер! — рассердился Лейверс. — Но чувствую, что должен задать вам пару прямых вопросов. Первый: намерены ли вы предпринять что-то дальше по расследованию либо будете здесь сидеть и морочить мне голову идиотскими вопросами? А если вы ответите положительно, тогда я задам следующий: когда?
— Вся беда в том, — продолжал я, не обращая на него внимания, — что все они лгут, но по различным причинам. Два дня назад, когда вы вызвали меня среди ночи, вы сказали, что они могут быть просто сборищем психов, и это предположение до сих пор не утратило своей актуальности. Но как определить, кто из них безумец, а кто нет? Как распознать, лжет ли безумец потому, что ему положено так делать, или же потому, что он стремится помешать вам предъявить ему обвинение в убийстве?
— Уилер! — простонал Лейверс. — Не согласились бы вы заниматься своими арифметическими выкладками где-то в другом месте, пока парни в белых халатах не приедут, чтобы увезти меня отсюда?
— Могу представить, как все это было проделано, — я продолжал размышлять вслух, — только эта лампа до сих пор не дает мне покоя. Во всяком случае, у троих из них имеются веские основания. Так что «кто?» теперь уже является глупым вопросом, который неудобно задавать.
Внезапно я почувствовал чьи-то руки у себя под мышками, и в следующее мгновение пара здоровенных полицейских в форме вынесла меня из кабинета Лейверса. В последнее мгновение мне удалось повернуть голову и заметить угрюмую усмешку на круглой физиономии шерифа.
Ну не сукин ли сын наш шериф?
— Напишите, когда вы приступите к работе! — закричал он вслед.
Дверь в офис захлопнулась с необычайным грохотом.
— Что скажете об этом стуле, лейтенант? — почтительно спросил один из полицейских, когда они меня уже держали над сиденьем, как будто я был хрупким игрушечным вертолетом.
— Подойдет! — проворчал я.
— Да, сэр! — воскликнули они одновременно и отпустили меня.
Ну не бараньи ли головы, право слово?
Через пять минут, когда я добрался до своего «хили», припаркованного у обочины, я почувствовал ненависть к тем родителям, которые бьют своих младенцев по мягкому месту.
Во время долгой поездки по шоссе, ведущему к Старому каньону, мне было нечем больше заниматься, кроме как размышлять, что, черт возьми, предпринять теперь? Единственное, что мне оставалось, — это схватить кого-то за руку и приняться выворачивать ее, пока он (или она) не завопит от боли.
Несомненным кандидатом был Джордж Фароу.
Я остановился перекусить в Пайн-Сити, так что в дом Фароу прибыл уже около трех. И снова была великолепная погода, с безоблачного неба нещадно палило солнце, и у меня появилось странное ощущение, что я каким-то чудом вновь вернулся во вчерашний день.
Нажав на кнопку звонка, я с надеждой всматривался сквозь дверное стекло, вдруг мне на самом деле удалось преодолеть границу времени. Но на этот раз никакая загорелая полуголая красотка не появлялась в холле. Я снова нажал на кнопку, теряя терпение. В голове промелькнула мысль, что я таки выверну Джорджу руку, как только он протянет ее мне.
Прошла еще пара минут, я устал насиловать звонок. Кончилось тем, что я собрался уходить, когда за моей спиной раздался хриплый голос:
— Кто там?
— Лейтенант Уилер, офис шерифа.
— Негодяй! — с чувством произнес тот же голос.
Мне предстояло решать: просто ли стоять на прежнем месте или же стоять и колотить себя при этом кулаком по голове. Пока я раздумывал, проблема решилась сама собой: кто-то отворил входную дверь. Я повернулся, поражаясь, у какого старца может быть такой хриплый голос, и увидел согнувшуюся чуть ли не вдвое рыжеголовую красотку с огромным кровоподтеком под левым глазом.
— Лорин?
— Во всем виноваты вы один! — упрекнула она. — Надо же вам было распустить язык в доме Харвеев! «Лорин говорит!» Вам бы еще положить это на музыку, чтобы звучало лейтмотивом всю прошлую ночь!
— Лорин, милочка! — участливо заговорил я. — Черт побери, что стряслось?
Она медленно повернулась и, сильно хромая, поплелась в холл, все тело у нее согнулось, будто ее не держали ноги. Я помог ей спуститься на три ступеньки и пройти в патио, где она жалобно застонала, когда я осторожно усадил ее в кресло.
— Раздобудьте мне выпить! — распорядилась она, как только устроилась на сиденье.
Я приготовил спиртное нам обоим и вынес во внутренний дворик. Она отняла от подбитого глаза компресс, пока заглатывала свою порцию, и я с ужасом посмотрел на ее синяк, от которого разбежались полукругом многоцветные радуги.
— Что случилось? — снова повторил я.
— Я вам уже сказала! — буркнула она не слишком любезно. — Вы соизволили весь вечер цитировать меня во весь голос в проклятом доме этих самых Харвеев! Джорджа надо было бы связать веревками, когда он явился домой, я и до этого видела его разъяренным, но на этот раз смертельно перепугалась. Он носился по всему дому как ненормальный, орал и стонал, причем по большей части все его обвинения были выдуманными.
Она поставила на стол стакан и снова наложила примочку.
— Я сидела на кушетке в гостиной, там, где вы меня оставили вчера днем, когда он явился. И первое, что сделал, — это ударил меня кулаком в глаз так, что я свалилась на пол и потеряла сознание. Это вполне устроило милейшего Джорджа. Он пару раз прошелся по мне, потом, решив, что больше не вынесет моего вида, ушел, оставив меня лежать под столом. Именно там я и проснулась сегодня утром.
— Вы шутите?
— Я шучу? — Она задрала блузку, обнажив грудь. — Смотрите!
