Ольга кисло посмотрела на закрытую дверь. Тетка так двинула ей локтем в бок, и при этом так наступила каблучищем на ногу, что охота связываться с ней сразу прошла. Ольга потерла ушибленное место и надавила на кнопку охраны. В конце концов, рассудила она, выпроваживать незваных гостей не ее обязанность. Спустя минуту, в приемной появился угрюмый детина, смачно пережевывающий что-то мясное.
– Ну? – тупо спросил он. – Какие проблемы? Тихо вроде.
Ольга указала на дверь.
– Там какая-то тетка. Не знаю, кто ее пропустил и почему она поперлась к Милене. Но меня пихнула весьма чувствительно.
– Угу, – буркнул детина, – Милена там? Она же вроде уезжала?
– Нет ее. Богдан там сидит, ее ждет.
– Так, может, не соваться? Они вроде вполне мирно сидят…
Из кабинета донеслись голоса. Правда, иногда их прерывали вопли ремонтников: Вот, блин, уроды, дырку забыли просверлить!» или «В жопу бы им вколотить этот эксцентрик», но шум голосов из кабинета постепенно возрастал, словно отзвук далекой грозы. Интенсивность усиливалась. Ольга и охранник с любопытством прислушались, но двери в агентстве были сделаны на совесть, так что расслышать ничего не удалось.
– Ну, – вскинулась Ольга, – чего стоишь?
Охранник пожал плечами.
– Могу и войти. Только стоит ли?..
За дверью раздался какой-то треск и звон. Не сговариваясь, Ольга и охранник одновременно рванули двери на себя. Столкнувшись лбами, они ворвались в кабинет Милены и застыли, словно окаменевшие.
На полу, в луже воды сидела тетка, рыдающая и размазывающая по лицу косметику. Над ней стоял невероятно злой Богдан с мокрыми по колено брюками. На голове тетки красовался букет из водорослей. На полу валялись осколки стекла. У стены билась золотая рыбка. От аквариума, украшавшего кабинет Милены, остались только донышко с готическим замком на полочке, да мокрые воспоминания.
– Тварь поганая, убью! – заорала Ирина.
– Ну, чего ты стоишь, как пенек замшелый, – прикрикнула Ольга. – Выведи ее.
Охранник ожил и, схватив Ирину под руку, вытащил из кабинета. Ирина отчаянно брыкалась.
– Убью, сволочь! – проорала она, рванувшись из рук охранника. Тот сделал попытку удержать ее, но мокрая Ирина вырвалась из его рук. Охранник успел схватить ее за платье. То немедленно воспользовалось ситуацией и лопнуло по шву. Поскольку бюстгальтер Ирина не носила принципиально, то в мгновение ока она осталась практически голой. Это было невыносимо!
– Суки! Суки! Суки! – завизжала она и, подхватив остатки своего одеяния, бросилась прочь, едва не снеся двери. Охранник кинулся за ней вслед.
– Кто это был? – спросила Ольга, поднимая с пола рыбку и опуская ее в графин с водой. Рыбка благодарно шевельнула хвостом, точно новое жилище пришлось ей по вкусу.
– Жена хахаля Милены, – хмуро пояснил Богдан. – Предупреди ее, а мне ехать надо, поговорить кое с кем…
Ольга кивнула и, подхватив со стола папку с документами, отправилась в бухгалтерию, собираясь заодно проверить, почему вызванные рабочие так подозрительно затихли. Улицезрев странную картину, Ольга выронила папку, и белые листочки разлетелись по всему коридору.
Рабочие в засаленных комбинезонах мирно сидели на светло-желтом диванчике, попивая чаек. Крошки от поедаемых ими бутербродов валялись на черно-желтом ковре в хаотическом авангарде, ничуть не добавляя ковру привлекательности. На собранном рабочими длинном монстре, который подразумевал собой стол шефа стояла початая бутылка водки и три стаканчика из сервиза шефа. Одинокий полуобъеденный хвост селедки завершал ужасающий разгром. Однако это было еще не все.
На подгибающихся ногах Ольга подобрала с пола все бумажки, сложила их в папку, а потом подошла к рабочим. Бригадир настороженно повел ушами. Двое рабочих перестали жевать и заворожено уставились на вырез Ольгиного костюма. Она подошла вплотную и вытянула из-под бригадира описание сборки стола, выглядевшее теперь самым плачевным образом. Не поверив своим глазам, она обернулась на стол, потом еще раз посмотрела на бумагу.
– Идиоты! – заорала Ольга. – Вы что сделали?
– Дак, стол, – удивился бригадир. – Вон, чего в бумажке было, то и собрали!
– Какой к ядреней фене стол? – завопила Ольга, размахивая папкой. Бригадир отодвинулся подальше.
– Компьютерный, – робко произнес он. – А что?
– Дебилы, – прогрохотала Ольга. – Тут деталей было на два стола!
Бригадир тупо уставился на дело рук своих, но решил не сдаваться без боя.
– А почему тогда описание только одно? – ядовито спросил он, ткнув пальцем в скверную ксерокопию, зажатую в руке секретарши.
– Придурок! Они одинаковые!
– А мы знали? – резонно осведомился бригадир.
– Кретины, – констатировала Ольга. – Не иначе сегодня в дурдоме день открытых дверей. Значит так: это уродство разобрать, свинтить два нормальных стола. Если к приезду шефа не будет готово, я вам сама глаз на жопу натяну!
Сидящая у агентства в машине Ирина горько рыдала. Мало того, что ее унизила эта сучка, так теперь масла в огонь подлил ее братец. Ирина увидела, как красное «Ауди» с Богданом за рулем отъехало от агентства. Всхлипывая, она посмотрела на себя в зеркало и едва не взвыла. Оттуда на нее смотрело страшилище, сильно смахивающее на черепаху Тортиллу из детской книжки про Буратино. Мимо прошел какой-то лысоватый мужчина с болезненным выражением лица. Он посмотрел вслед удаляющейся «Тойоте», а потом бросил быстрый взгляд на Ирину. Поскольку та сидела практически голая, она немедленно прикрыла грудь рукой. Мужчина не сводил с нее глаз. Ирина поежилась и, заведя мотор, медленно двинулась с места. Взгляд мужчины ей не понравился. В нем было нечто нездоровое, какой-то лихорадочный интерес, обращенный даже не на нее, а внутрь собственного черепа. Ирина невольно подумала, что он психопат.
Уже около дома, накинув на себя покрывало наподобие индийского сари, Ирина вдруг с жестокой усмешкой подумала о красавчике Богдане. Он захотел войны. Что ж, ему же хуже…
* * *
Он решился. Хватит случайных мальчиков, хватит ненужной крови. Божество было слишком близко, до него можно было дотронуться рукой. Нужно сосредоточится на нем. Слишком легко Идол уходил из его рук.
Божество само виновато в том, что ему поклонялись.
Божество само просило крови.
Божество должно было умереть.
Если бы Богдан Тихомиров, голову которого в этот момент занимали странные мысли, узнал, что рядом с его домом бродит человек, подписавший ему смертный приговор, он сильно бы удивился.
Но он ничего не знал.
* * *
Перед Наташей Федотовой открылись врата рая.
Золушками все-таки рождаются. А как же иначе объяснить то, что случилось с нею. И красота не бог знает какая, и приданного нет, и отец тоже служит чуть ли не лесничим. Правда нет мачехи и двух сводных сестер-кровопийц, а есть кровопийца-бабушка, которой уже давно ставят на кладбище прогулы, и мамаша, закатывающая истерики каждый раз, когда что-то выходит не по ее воле. И нет никакой перспективы встретить не то, что принца, а даже просто нормального парня, не слишком озабоченного, в меру пьющего, а главное, чтобы у него была добрая душа и мягкий характер.
Однако когда ты смотришь на себя в зеркало и видишь эти невыразительные глазки, нос картошкой, губы до того пухлые, что вот-вот треснут, как переспевшая вишня. Да еще проклятущие конопушки по всему лицу… И все россказни, что, мол, гадкие утята со временем превращаются в прекрасных лебедей так и остаются пустыми мечтами.
Каждое утро ты бросаешь взгляд в зеркало, а вместо принцессы видишь невыразительное лицо, паклевидные волосики, на бедрах апельсиновая корка целюлита (это в двадцать четыре года!), животик торчит вперед и его приходится прикрывать под унылыми длинными свитерами. А с обложек над тобой смеются длинноногие красавицы, с выразительными глазами, роскошной гривой, чистой кожей. А рядом с ними… Это вообще ужас – мачо, самцы, принцы… Все, кто угодно. И нет никакой вероятности оказаться на их месте, потому что ты слишком некрасивая, слишком невыразительная, как застиранная тряпка. И не помогают никакие средства: ни широко разрекламированная тушь, которая увеличивает ваши ресницы в два раза, ни перламутровый блеск для губ, по идее делающий ваши губы такими желанными, ни золотистая пудра, ни тональный крем. Вы все равно остаетесь дурнушкой. И от этого никуда не денешься. Единственное, что в вас остается – это нетронутая душа.
Вы живете как все. Как все взрослеете. Как все влюбляетесь в первого парня двора. Как все теряете невинность на старом диване во время вечеринки, когда ты уже так пьяна, что тебе все равно с кем, лишь бы избавиться от проклятущей девственности и гордо смотреть подругам в глаза, а потом шептаться по углам, обсуждая как все было. А еще можно смотреть на других дурнушек снисходительно: мол, они то еще ничего не знают в этой жизни. Вы учитесь как все, на тройки, потому что учителя тоже любят красивых и успешных, а вас тихо презирают. А вы в ответ презираете весь мир. И только ночью, забравшись под одеяло с коробкой конфет, вы, жадно слизывая шоколад с пальцев, мечтаете о красивой жизни, томном брюнете с усмешкой Бандераса и замке на Луаре.
