18
И снова я был наивен, полагая, что в моей новой квартире хорошо и уютно и что Алене в ней понравится. Ей не понравилось. Я это видел по лицу. Мою комнату с мольбертом посередине прекрасная гостья осмотрела весьма критично. Зайдя же на кухню и задержав свой взгляд на розах, она едва заметно усмехнулась, а когда взглянула на газовую плиту, то просто (но со вкусом) содрогнулась. Признаюсь, что плиту я чистил второпях, конечно, не до конца (откуда у меня время?), однако по сравнению с тем, что было, она выглядела снегурочкой. Внимание моей натурщицы привлек перевернутый холодильник.
— Понимаешь, — пояснил я. — Это новая конструкция холодильника, бесшумная. В нем нет мотора. Единственный недостаток в том, что его для нормальной работы нужно раз в месяц переворачивать вверх ногами на сорок восемь часов.
Этот холодильник я купил месяц назад, польстившись на то, что он совершенно бесшумный. Прежний грохотал, как трактор, и активно передвигался по кухне. Словом, по её глазам я понял, что у меня все не как у людей. И это ей не нравилось.
Тем не менее тот вечер мы провели довольно приятно. Я нарисовал её портрет, он получился недурно. Моя гостья смотрелась на нем чистым ангелом. Милая кудрявая головка со светящимся зеленым взором и легкой всепонимающей улыбкой. Во время работы я тонко осведомился насчет кудряшек, не химия ли это случайно?
— Нет! — улыбнулась Алена. — Мои собственные.
Портрет получился настолько удачным, что она сразу же захотела его забрать. Я мысленно себя поздравил: за сорок минут портрет маслом — это не каждому мастеру доступно. На неё произвело впечатление, что я так быстро и красиво пишу.
Проводив Алену, я долго в тот вечер бродил по городу, не желая возвращаться в мое одинокое логово. Я думал о том, что я действительно не похож на других и что у меня все не как у людей. Чтобы не потерять эту девушку, я должен хоть немного опуститься на землю. Конечно, я не собирался предавать большое искусство, но во имя счастья и покоя (ибо творить можно только при полном покое) можно самую малость поступиться принципами.
Мы продолжали встречаться. Она продолжала удивляться моей неординарности, что, впрочем, было плохо, а я не уставал восхищаться её мягкостью. После моей жены, у которой каждую минуту зашкаливал «борзометр», её женственность казалась мне чем-то невероятным.
Однажды Алена пригласила меня к себе, намекнув, что родителей дома не будет, поскольку они уехали по путевке в Крым. Приглашение было явно неоднозначным. Не без волнения переступил я порог её дома. Сразу пахнуло основательностью и домашним уютом. На кухне пахло пирогами. Под ногами ковры и дорожки. Мебель сияла, в шкафу сверкал хрусталь, на полках стояли книги исключительно в позолоченных переплетах: вокруг ни пылинки, ни соринки, к тому же хозяйка была одета в шелковый китайский халат, из-под которого соблазнительно выглядывала пухлая ножка. Я впервые видел её в домашнем облачении и отмечал, что оно ей очень к лицу. «Эта женщина создана для домашнего очага», — подумал я. И в ту же минуту она потащила меня в свою комнату.
Там стояла кровать, два кресла, стол, полка с книгами, платяной шкаф и радиоаппаратура. Над кроватью висел ковер, а на противоположной стороне над столом — портрет моей работы, в тяжелой раме. Про себя я отметил, что рама подобрана с большим вкусом. Для этого ангельского лица — это оптимальный вариант.
Мы слушали музыку, пили шампанское и ели изумительное печенье, которое испекла она. Когда пробило двенадцать, плутовка не отпустила меня домой, а постелила в зале на диване. Сама же легла в своей комнате. Разумеется, едва свет в её комнате потух, я с бьющимся сердцем направился к ней. Она как будто меня ждала: встретила жаркими объятиями и сразу припала к губам.
Со своей девичьей невинностью Алена рассталась без всякого сожаления. Ее спокойствие даже несколько меня шокировало. После этого она пошутила, что теперь, как честная леди, должна выйти за меня замуж. Однако замуж за меня Алена не торопилась.
Не торопилась прежде всего потому, что у неё в армии был жених. Об этом я узнал потом от наших общих знакомых. Как после выяснилось, Алене он не очень нравился, но с ним уже все было решено. Они договорились пожениться сразу после того, как он дембельнется. Когда я об этом узнал, во мне все потухло. В ту же минуту я позвонил Алене на работу и спросил прямо: намерена ли она связать свою жизнь со мною? Алена немного подумала и ответила, что нам лучше расстаться.
После этого я три дня лежал без движения в своей конуре и смотрел в потолок. Ничто мне уже было не мило. Жизнь неожиданно потеряла смысл. На четвертый день я сказал себе: «Искусство меня спасет». В тот же миг я поднялся, пнул ни в чем не повинный мольберт и направился в душ. Нужно было идти на дежурство. Я поплелся на работу, внимательно вглядываясь во встречных девушек. Многие были милы и красивы, но ни одна не походила на Алену. Я был серьезно болен ею. «Искусство меня вылечит», — ежеминутно бормотал я как в бреду и не верил своим словам.
Откуда мне было знать, что два дня назад, когда я лежал без движения в своей квартире, он как раз и возвратился к Алене, её дембельнувшийся жених. Два дня они выясняли отношения, а на третий Алена твердо заявила, что не выйдет за него замуж. Этим заявлением она повергла в шок своих родителей, поскольку её институтский друг, которого так некстати отправили в вооруженные силы, им представлялся подходящей партией. В тот же день Алена вызвалась проводить экс-жениха до железнодорожного вокзала в так называемый последний путь и после этого поехать ко мне. Она и поехала, но неожиданно из трамвая увидела мою поникшую фигуру, плетущуюся на дежурство, и решила нашу встречу отложить до утра.
Из дневника следователя В. А. Сорокина
5 сентября 2000 года
Мои догадки оказались верны. Пьяных был вхож в дом Рогова. Это подтвердили соседи. Одна из соседок утверждает, что дважды видела как этот мужчина (чью фотографию я показывал) входил в дом к Роговым. Первый раз приблизительно три недели назад около восьми вечера, второй раз — буквально на той неделе, в десять утра. В это время Рогов обычно бывает на работе. Следовательно, Пьяных заходил к Анне, жене Рогова.
Однако свое знакомство с Пьяных Анна Николаевна отрицает. На фото его не узнала, хотя не исключает того, что этот мужчина приходил к ним. По её словам, в их доме бывает много людей. Муж принимал их на первом этаже в гостиной, в которую она почти не заходит.
Также Рогова утверждает, что ничего не знает о кафельном подвале в их загородном доме, поскольку в Красном Яре была всего четыре раза. Муж тоже ничего об этом не рассказывал. По её словам, дом они купили десять лет назад уже в готовом виде, сразу же после приезда из Краснодара. У кого купили? Она не в курсе. Приобретением собственности занимался Рогов. Это его прерогатива. Она, по её словам, в это дело не суется.
Я пытался выяснить про этот дом в сельсовете. Действительно, он был куплен Роговым в 1990 году, но у кого — мне узнать не удалось. Данных о его прежнем владельце не сохранилось. Согласно домовой книге, дом был построен в 1987 году, но не был зарегистрирован ни в райцентре, ни в сельсовете. В администрации Красного Яра за последние десять лет трижды сменилось начальство. Никто ничего не помнит, документы утеряны. Мне не могли даже дать вразумительного ответа на вопрос, кто и на каком основании выделил землю под строительство этого дома. Я опросил местных жителей и тоже ничего вразумительного не услышал. Только узнал, что раньше на этом месте был пустырь. Но с 1987 года его стали занимать городские дачники. Причем занимать стали самозахватом. Словом, бардак. С домом я поручил разбираться Синельникову. Думаю, через пару дней мы найдем прежнего хозяина.
Вернемся к Роговой. Отработав все городские таксопарки, нам удалось выяснить, что один таксист из четвертого парка в понедельник 28 августа около трех часов дня высадил на шоссе неподалеку от Красного Яра женщину лет тридцати. Ее приметы: среднего роста, умеренного телосложения, волосы темные, на плече черная сумка. Она направилась в сторону Красного Яра. Таксисту показалось странным, что пассажирка попросила высадить на трассе, а не в самом Красном Яре, до которого оставалось четыре километра. Мой помощник показал фото Роговой. Таксист сказал, что в общем-то похожа, но не уверен, поскольку та женщина была в черном платке и черных очках.
Я намерен провести опознание.
Теперь о колье и серьгах. Нам удалось выяснить, что оба эти изделия были приобретены в московском ювелирном салоне «Голден Ада». По словам директора салона, это колье было продано около года назад, как, впрочем, и серьги. Покупателя, естественно, не помнят. Помнят только, что он расплатился наличными без всякой рассрочки. Колье стоит десять тысяч условных единиц, серьги две с половиной тысячи.
