Поспелова даже не замечала, что, думая об Обнорском, она как-то совсем не задавалась вопросами о его причастности к делу Лебедевой. А ведь ей с самого начала показалось, что журналист что-то знает… Странная тогда история получилась: этот оэрбэшник Колбасов сначала гарантировал, что Обнорский на первом же допросе потечет. И что у них на парня много чего есть интересного, а на поверку-то пшик пустой вышел… Хотя связи у Обнорского и впрямь были странными… Да и сам он странный какой-то: сначала смотрел сумасшедшими глазами, а потом как в воду канул. Наверное, тоже оказался из тех, у кого запала на одни слова и взгляды хватает…
Подходя к своему подъезду, Лида открыла сумочку и начала нашаривать ключи от квартиры. Вдруг какая-то темная фигура выступила из кустов и преградила ей дорогу:
– Добрый вечер…
Голос прозвучал хрипло и угрожающе. Поспелова ойкнула, отпрянула назад, потом вспомнила, что в сумочке у нее лежит табельный ПМ. Оружие она нащупала как раз между косметичкой и записной книжкой. Вытаскивая пистолет, выронила ключи на асфальт.
– Не подходить… Буду стрелять…
Даже ей самой стало очевидно, что ее голос звучит совсем неубедительно – дрожит и срывается, да к тому же рука с пистолетом трясется. Следователю Поспеловой никогда не приходилось применять оружие, раньше работники прокуратуры и не получали его, только из-за общего обострения криминогенной обстановки им недавно выдали табельные «макаровы».
Человек из кустов среагировал на направленный на него ствол весьма своеобразно – чуть сместился вправо и вперед, потом как-то странно крутанулся против часовой стрелки, левой рукой подшиб вверх кисть Поспеловой, сжимающую пистолет, и Лида не успела даже ахнуть, как ее «макарончик» выскочил из ладони. Ей стало очень страшно, но тут незнакомец сказал знакомым голосом с непередаваемыми саркастически-издевательскими интонациями:
– Чтоб оружие стреляло, его с предохранителя снимать надо, Лидия Александровна…
Поспелова переступила с ноги на ногу и неуверенно спросила:
– Обнорский, это вы?
– Я… – Андрей сел на лавку, стоявшую перед подъездом, и, поблескивая в темноте белками глаз, спросил: – Вы, наверное, не ожидали увидеть меня здесь? По вашему разумению, я сейчас должен был бы находиться совсем в другом месте, верно?
Журналист говорил как-то странно, казалось, что он вот-вот сорвется и перейдет на крик. Лидия Александровна растерянно оглянулась – во дворе, кроме них, не было ни души. Но испуг прошел, и потому она ответила уже без дрожи в голосе:
– С чего вы взяли, что я вообще о вас думала?.. Вы что, пьяны?..
– Трезв как стеклышко, – усмехнулся Серегин, продолжая вертеть пистолет в руках. – Хотя, возможно, мне и надо было бы выпить… Чтобы крыша не поехала…
Он вдруг выщелкнул обойму из рукоятки «пээма» и быстро передернул затвор – патрона в патроннике, естественно, не оказалось. Андрей хмыкнул и загнал обойму обратно.
– Да, так вы, конечно, много навоюете… И зачем только ствол с собой таскаете? Вы ж ходячий подарок для бандитов…
– Вот что! – вспыхнула Поспелова. – Вы выбрали неудачное время для шуток, Обнорский… Я устала и хочу спать. Отдайте пистолет!
– Нет проблем, – пожал плечами Серегин. – Я вам – пистолет, а вы мне что? За так теперь и кошка не чихнет…
– Вы! – сказала Лида. – Вы!..
И вдруг всхлипнула. Она думала об этом придурке, хотела даже, чтобы он позвонил, а он… Отобрал табельное оружие и теперь сидит выделывается, довольный собой… Очень Поспеловой стало обидно, и она еле сдержала почему-то подступившие к глазам слезы. Обнорский, видимо, что-то почувствовал, потому что быстро встал с лавки, шагнул к женщине и протянул пистолет ручкой вперед:
– Держите. Мой вам совет – никогда не доставайте оружие, если еще не решили, будете стрелять или нет… А достали – так стреляйте, хоть в воздух… Вы меня простите, Лида… Я… У меня большие неприятности… И мне подумалось, что вы можете быть в курсе…
– Я? – удивилась Поспелова. – Почему я?
– Да та-ак, – неопределенно протянул Андрей. – Была такая мысль…
Он не стал ей объяснять, что, убежав от бани, в которой убили Женьку и чуть было не поймали его самого, принял было дикое и насквозь авантюрное решение – подкараулить ее, Поспелову, у дома (либо ввалиться к ней домой) и учинить допрос с пристрастием, выяснить, какое все-таки Колбасов имел отношение к его задержанию… А заодно поинтересоваться, не в курсе ли Лидия Александровна насчет того, каким это образом Владимир Николаевич Колбасов оказался вдруг в нужное время в нужном месте с двумя фургонами омоновцев. Затея была абсолютно безумной, но ведь и Андрей был в шоке, после того как нашел зарезанного Кондрашова… Вот и пришла ему в голову мысль, что следователь Поспелова вполне может что-то знать… В конце концов, она ведь спрашивала на допросе о Женьке.
Но пока Серегин добирался до дома Лидии Александровны, пока ждал ее в холодном и мокром дворе, шок постепенно проходил, и Андрей уже сам не совсем понимал, для чего, собственно, поперся к Поспеловой. Допрос с пристрастием – это, конечно, хорошо, но ведь провести его можно только после того, как совершишь конкретное уголовное преступление – нападение на представителя власти… И вообще…
Короче, если бы Лида появилась минут на двадцать позже, она, скорее всего, вообще не столкнулась бы с Обнорским. Поспелова молча взяла пистолет у Андрея, на мгновение их руки соприкоснулись в темноте, и Лида ощутила, что Серегина бьет мелкая дрожь: наверное, продрог здесь во дворе, ее поджидаючи…
– Вы дрожите, – сказала Лида и вдруг абсолютно неожиданно для самой себя добавила: – Знаете что… давайте я вас чаем напою. А заодно вы мне о своих проблемах расскажете… Заодно объясните, при чем здесь я… Идет?
Обнорский обалдело смотрел на нее и молчал. Лицо Поспеловой скрадывала темнота, понять, что оно выражает, было просто невозможно. Андрей вздохнул и неуверенно пробормотал:
– Спасибо… но я, честно говоря, не знаю… Неудобно…
Он как-то уже подзабыл, что еще час назад собирался брать в плен Лидию Александровну. А она, почувствовав его мандраж, совершенно оправилась от своих страхов. И даже усталость прошла – перед Обнорским стояла красивая, уверенная, знающая себе цену женщина. Эта женщина улыбнулась и с чуть заметной иронией в голосе спросила:
– Что же вы так растерялись-то? В прошлый раз, помнится, вели себя увереннее. На кофе набивались…
Андрей смущенно опустил взгляд и вдруг закашлял в кулак – он провел на холодном ноябрьском ветру уже более двух часов, а куртка у него была так себе, хороша только для ранней осени…
– Пойдемте, – решительно сказала Поспелова. – Нечего тут на холоде стоять. Мне ко всему прочему еще только простуды не хватает…
Лида жила в маленькой однокомнатной квартирке, впрочем, кухня была довольно просторной – целых тринадцать квадратных метров, хоть танцуй, как говорится… Кухня, естественно, служила Поспеловой и гостиной, и кабинетом, и столовой, и комнатой отдыха – на холодильнике стоял маленький цветной телевизор, а рядом с угловым диваном на табуретке примостился неплохой двухкассетный магнитофон. А в комнате Лида только спала, там был вечный беспорядок, поэтому первое, что она сделала, войдя в квартиру, – это плотно закрыла дверь в комнату. Обнорскому совершенно необязательно видеть не убранные в шкаф блузки, колготки и халат.
На кухне Обнорский сел на угловой диванчик, а Поспелова быстро поставила чайник на плиту, вынула из буфета чашки с блюдцами и какое-то печенье, извлекла из холодильника банку малинового варенья.
Несмотря на то что в квартире было довольно тепло, озноб у Серегина не прошел, а усилился, его поколачивало так, что он испугался, не слышно ли, как стучат его зубы… А перед глазами Андрея все время фокусировалась одна и та же картина: мертвый голый Женька Кондратов в луже крови на полу в уютной баньке… Лида видела, что с парнем творится что-то неладное, поэтому поспешных вопросов не задавала; она все-таки была достаточно опытным следователем и знала: если человек находится в таком состоянии, лучше его сначала не трогать; отойдет чуть-чуть, тогда, может быть, и сам все расскажет…
Пока шли приготовления к чаепитию, они почти не разговаривали, обменивались лишь ничего не значащими фразами, выкурили по сигарете и больше поглядывали друг на друга, словно ждали чего-то. Лида уже не сомневалась, что у Андрея действительно случилось что-то очень серьезное – от него шла плотная волна боли и тоски…
Обнорский чувствовал себя абсолютно не в своей тарелке, после того как осознал бредовость идеи допроса с пристрастием. О чем говорить? Все-таки Лидия Александровна была следователем, и Андрей не знал, насколько ей можно довериться. А заигрывать и флиртовать Серегин просто не мог, слишком уж это было бы цинично – Женькин труп еще, наверное, из бани увезти не успели… Поэтому Андрей молчал, хмурился и не знал, куда деть трясущиеся руки. Когда чай наконец был готов, Андрей смог выпить только полчашки, потому что его вдруг прямо перекосило всего от приступа головной боли. Обнорский молча выскочил из-за стола в прихожую, где на вешалке висела его куртка, нашарил в кармане таблетки анальгина. Вернувшись в кухню, он вылущил из упаковки две таблетки и запил их теплым чаем. Виновато взглянув в глаза Поспеловой, пробормотал:
