Олэн ерзал в кресле. По его мнению, фильму не хватало динамики. Титанические усилия крестьянина-водоноса действовали усыпляюще. Франсу то и дело поглядывал на Бенедит, гладил ее колени и нервничал, не чувствуя ответной реакции. Порой по ее личику мадонны катилась слеза.
Олэн взглянул на экран и увидел крупным планом ноги мужчины и женщины, ступающие все медленнее и медленнее, словно не выдерживая бремени тела, согнутого под тяжестью переполненных ведер.
Бенедит по-прежнему оставалась для него загадкой. В эту минуту Олэн подумал, что знает ее чуть ли не хуже, чем в день знакомства.
Фильм был немой. И лишь в последнем кадре мелькнула написанная от руки фраза: «И однако они продолжают жить…»
– Да, не сахар, – проворчал Олэн.
– Как это прекрасно, – сказала Бенедит, видимо, даже не расслышав его слов.
По дороге домой она остановила «флориду» у лавки на Елисейских Полях и выскочила за сигаретами.
Олэн, увидев газетный лоток, решил купить последний выпуск. Быстро пролистав газету, он добрался до рубрики «Всякая всячина» на четвертой и пятой полосах. «Женщина убивает старого любовника». «Они слишком любили друг друга» – самоубийство. «Отчаявшаяся мать включает газ…» «Он говорил «я люблю тебя», а сам стащил сбережения и скрылся».
Ни единой строчки о его побеге. Олэн закрыл газету, сам не понимая, с чего он так раздосадован, как вдруг увидел заголовок на первой полосе. Сердце забилось втрое сильнее обычного. «Арсенал Люпэн + Аль Канопе = Франсуа Олэн». И подзаголовок: «Бывший гонщик, бродяга, неужто этот опасный тип изобрел новую форму гангстеризма? (Продолжение на второй полосе)».
Дрожащими руками он развернул газету и, прижавшись к стене у витрины парфюмерного магазина, стал читать.
Спартак превзошел самого себя. Рядом со статьей красовалось чудовищное фото. Олэн погляделся в ближайшее зеркало. Это его сразу утешило.
Бенедит уже ждала в машине, и он не смог дочитать до конца, а потому сунул газету в карман.
Около трех часов ночи Олэн осторожно вылез из постели, достал из кармана пальто газету и заперся в ванной.
Совершенно голый герой статьи, сидя на биде, изучал странную помесь собственных похождений и репортерского воображения Спартака. Ему отдали всю вторую полосу.
«Побег из-под бдительного надзора, или изящнейшее мошенничество нашего столетия». Там же были напечатаны фотография Пралине и рисунок, достойный «Парижских тайн», – нищий перелезает через ограду нантерского исправительного дома».
«Стратег высочайшего класса, быть может, этот человек был серым кардиналом банды покойного Франсуа Кантэ, или Франциска Первого? (Об этом враге общества смотрите репортажи нашего специального корреспондента в выпусках от 12–13 сентября сего года».) Спартак никогда не забывал о собственных интересах!
«Так-так», – радовался Олэн, продолжая чтение.
«Не он ли слегка помог Франциску Первому умереть? Король умер, да здравствует король! Точнее, да здравствует Франциск Второй!» – иронизировал журналист.
– Что он несет? – пробормотал Олэн. – Как это – «помог умереть?»
«В настоящее время Франсуа Олэн, скорее всего, присоединился к двум своим дружкам, братьям Шварц. Ни один из этих убийц, как, увы, слишком хорошо известно читателю, не блещет умом…»
– Буме! Извольте получить! – развеселился Олэн.
«…однако с таким шефом они могут стать непобедимыми».
Франсуа отложил газету и нагнулся к большому зеркалу. Внимательное изучение собственной физиономии доказало ему, что он существует на самом деле и теперь стать звездой.
Олэну вдруг стало унизительно сидеть нагишом. Он накинул халат и продолжал читать.
«За рулем гоночной машины, постоянно сталкиваясь со смертью, Франсуа Олэн привык к ней и даже научился бестрепетно использовать в своих интересах. Так, он рискнул избавиться от опасного конкурента, подстроив на трассе аварию. Это и в самом деле было доступно лишь человеку со стальными нервами, будущему «зверю», на которого ныне охотится вся наша полиция, не без оснований тревожась, что продолжение будет написано кровью…»
Олэн задумчиво посмотрел на подпись «Габриэль Бриан» и сложил газету.
Потом он снова лег, но заснуть так и не сумел и еще долго отрешенно взирал на профиль Бенедит.
Рано утром Олэн тихо выскользнул из дому. По дороге он скупил все утренние газеты. Однако там не было ничего, кроме краткого упоминания о побеге, и никаких фотографий.
Редакторы других газет не желали плестись по следам блестящей статьи Спартака. Вот это эксклюзив – так эксклюзив!
Олэн приобрел десяток экземпляров вчерашнего вечернего выпуска, которые еще не успели отправить в утиль, и поехал в Малакофф.
Записка, которую он оставил на шахматной доске, валялась на кровати одного из братьев. Ванная была залита водой – старший Шварц имел обыкновение резвиться под душем, как тюлень.
Олэн раскидал по всей их берлоге газеты со статьей Спартака. Одну он повесил даже на люстру. Взглянув на общую картину, Франсуа остался очень доволен и даже обвел рамкой слова «…с таким шефом они могут стать непобедимыми» в номере, заткнутом за шпингалет окна.
Прежде чем уйти, он поддался искушению еще раз перечитать статью. На сей раз его больно царапнуло упоминание о несчастном случае в Ницце. Олэн удивился, что его так уязвило обвинение в убийстве: «…рискнул избавиться от опасного конкурента, подстроив на трассе аварию».
Намеки на возможное сведение счетов с Франциском Первым его, однако, ни в коей мере не задели. Но воспоминание о той катастрофе на вираже, мучительные, незабываемые секунды… Нет, Олэн не мог стерпеть, чтобы к ним что-то добавили или убавили.
Олэн повторил про себя имя журналиста: Габриэль Бриан… Бриан… Надо отучить этого типа от подобных игр…
Франсуа сменил галстук и сунул во внутренний карман сперхплоский пистолет калибра 7,65 мм. Пока этого достаточно.
Олэн попытался вспомнить, кто делает замечательные поддельные документы, Робер или Рожэ.
В конце концов он решил, что это Робер, тот, что выращивает спаржу. Детей у него не было – жена, бывшая шлюха и сводня, еще в юности сделала операцию, чтобы ничто не мешало работать. Роберу она всегда помогала. «Кремень», – говорил он. Оба родились и выросли в одном доме, и супруга, не дрогнув, перенесла все бури, омрачавшие существование толстяка Робера.
На въезде в Пуасси Олэн расплатился и отпустил таксиста. Он совершенно забыл, что Робер живет на отшибе, в самом конце деревушки, и, протопав два километра пехом, поклялся себе в ближайшие сорок восемь часов обзавестись новой машиной.
Робер пил аперитив в компании брылястого типа, которого Олэн однажды возил из Тулузы в Нант по приказу Франциска Первого. В Нанте тогда обретались братья Шварц. Фамилии Олэн не помнил, но бульдожья ряшка запечатлелась в памяти навеки.
– Черт возьми! Старина Олэн! – воскликнул Робер. – Ну, говорят, ты их здорово облапошил?
Олэн тонко улыбнулся.
– А, так ты уже читал?…
Бульдог протянул жирную лапищу.
– Мы вроде бы знакомы? – бросил Олэн.
Тот кивнул, и отвислые щеки коснулись отворотов пиджака. Высокомерный, словно турецкий паша, он сидел, откинувшись в кресле, как на заднем сиденье автомобиля. Большой босс и его шофер… «У парня нелады с зажиганием», – подумал Олэн.
– Мне нужен полный набор документов… Фотографии есть.
Олэн разыскал три фото из стандартной серии в шесть штук. Робер придирчиво взглянул на снимки десятилетней давности. Впрочем, немало добропорядочных граждан получают права в ранней юности и всю жизнь ходят с соответствующими фото.
Они поднялись на чердак. Супруга Робера и носа не высунула. В основном она проводила время на диване, поглощая лукум и прочие сласти, и старела на восточный лад – в свое полное удовольствие.
Робер снабдил Олэна удостоверением, правами и паспортом.
– Хочешь карточку ветерана? Это всегда надежнее.
– У меня больше нет фотографий.
– Пустяки, там печать отдельно, так что можно наклеить потом…
Франсуа Олэн превратился в Бартелеми Вернжюля, родившегося 4 августа 1922 года в Сент-Этьенне, маклера, постоянно проживающего в Лионе, улица Рампар-д'Энэ, 12 бис.
– И вот тебе последняя наводка… Если хочешь обзавестить тачкой, не вздумай покупать ее прямо сейчас, а то придется регистрировать номер в прокуратуре… – предупредил Робер. – Лучше возьми напрокат. Хозяин гаража сам ставит печать, а, получив наличными, и не подумает проверять. Компания даже платит за тебя штрафы, а ты потом возмещаешь.
– Спасибо, – сказал Олэн, протягивая ему несколько крупных купюр.
– Тебя это хоть не очень стеснит? – лицемерно осведомился Робер. (Он уже почти спрятал деньги.)
– Нет-нет. Но я хотел тебе кое-что предложить. У меня есть недурной план.
Робер изобразил летящий самолет.
– Правда, торопиться некуда, и сейчас они слишком настороже. Пока я обдумываю два крупных дельца, и мне было бы приятно дать подзаработать вам с Рожэ.
