— Тогда зачем вы пришли ко мне? — учтиво спросил дон. — За что мне такая честь?
Смуглое лицо Солоццо ничего не выражало.
— Мне требуются два миллиона наличными, — ответил он. — И, что не менее важно, мне нужен влиятельный друг, способный воздействовать на ряд должностных лиц в правительстве. Если кто-то из моих курьеров попадется с товаром, а это неизбежно, приговор суда может быть различным. Чистое прошлое сотрудников я гарантирую, но надо, чтобы кто-то мог гарантировать им минимальный срок, один-два года, не больше. Тогда ребята станут молчать. Под угрозой же десяти и даже двадцати лет тюремного заключения, кто знает, как может повернуться дело, и, спасая себя, кто-то может навлечь беду на всех сразу. Любой человек слаб. Покровительство закона в таких делах — условие необходимое. А про вас говорят, дон Корлеоне, что судей у вас в кармане не меньше, чем медяков в кармане чистильщика обуви.
Дон никак не отозвался на комплимент.
— Какой процент вы предлагаете моей семье? — спросил он Солоццо.
— Пятьдесят процентов, — сверкнул глазами «турок». Выждал и добавил почти ласково: — В первый год это выйдет три-четыре миллиона, потом больше.
— А сколько получит семейство Таталья?
Солоццо занервничал.
— Им достанется часть из моей половины. Я рассчитываю на их помощь в организационных моментах.
— Таким образом, — сказал дон Корлеоне, — я получаю пятьдесят процентов только за финансирование и поддержку со стороны властей. О самих операциях мне беспокоиться не нужно, я так понимаю?
Солоццо кивнул:
— Если, на ваш взгляд, финансирование в пределах двух миллионов подходит под определение «только», я вас поздравляю, дон Корлеоне.
Дон сказал очень миролюбиво:
— Я пошел на контакт с вами, уважая семейство Таталья и прослышав, что вы — человек серьезный. Но на ваше предложение мне приходится ответить «нет». И вот почему. Вы обещаете огромные доходы, но и риск очень велик. Участие в ваших операциях повредило бы другим моим предприятиям. Вы правы, что я поддерживаю контакты с многими лицами в правительственных кругах, но я не уверен, сохранятся ли эти контакты, если я займусь наркотиками вместо игорных домов. С их точки зрения азартные игры достаточно безобидны, выпивка и покер еще никому не повредили, тогда как к наркотикам отношение заведомо негативное. Нет-нет, я сейчас говорю не о своей, а об общей точке зрения, лично меня нисколько не занимает, каким способом зарабатываются деньги. Я только поясняю причину своего вынужденного отказа. Ваше предложение сопряжено с такой степенью опасности, какой я не вправе подвергнуть свое семейство. Вот уже более десяти лет нам живется спокойно. Если бросить на чаши весов корысть и благополучие, — благополучие, на мой взгляд, перевешивает.
Солоццо ничем не выразил своего недовольства, только быстро глянул в сторону Хейгена и Санни, словно надеясь, что они могут высказаться в его поддержку. Потом осторожно задал вопрос:
— А за свои два миллиона вы не тревожитесь?
Дон Корлеоне отозвался бесстрастно:
— Нет.
— Семья Таталья выдаст вам любые гарантии под эти деньги, — сделал еще одну попытку Солоццо.
В эту минуту Санни вдруг включился в диалог, совершив неисправимую ошибку. Он спросил с любопытством:
— Что, семейство Таталья готово обеспечить нам возвращение двух миллионов безо всяких процентов?
Хейгена бросило в дрожь от неожиданного вмешательства Санни. Дон Корлеоне посмотрел на старшего сына строго и предостерегающе. Острые глаза Солоццо вновь сверкнули в сторону Санни. Он выяснил, по в мощной крепости дона Корлеоне имеются бреши, и это обнадежило его.
Но в словах дона, когда он вновь заговорил, не было ничего, кроме вежливого отказа.
— Молодежь стремится объять все, а вести себя не умеет. Младшие смеют перебивать старших и вмешиваться в деловой разговор. С моими детьми все понятно, я сам избаловал их. Как вы только что могли убедиться… Но мой отказ, синьор Солоццо — окончательный, хотя от себя лично я желаю вам всяческих успехов. Сожалею, что не оправдал ваших ожиданий. Надеюсь, мы станем работать рядом, не мешая друг другу.
Солоццо понял, что аудиенция окончилась, поклонился дону и пожал всем руки. Хейген проводил его до автомобиля. Когда он прощался с Томом, на смуглом лице ничего нельзя было прочитать.
— Что ты скажешь об этом человеке? — спросил дон у Хейгена после переговоров.
— Он сицилиец, — коротко ответил Том.
Дон Корлеоне задумчиво кивнул головой. Потом обернулся к сыну и сказал очень мягко:
— Сантино, никогда не позволяй посторонним читать твои мысли. Похоже, история с этой девчонкой плохо влияет на твои мозги. Кончай с ней и займись мужскими делами. А сейчас уйди с моих глаз.
По лицу Санни сначала прошло удивление, потом — возмущение, Хейген увидел, как пятна гнева проступили и погасли. Неужто он предполагал, что дон не знает о новой связи? Или не отдает себе отчета в серьезности допущенного сейчас промаха? Если так, то Хейген не хотел бы оставаться и советниках при доне Сантино Корлеоне.
Подождав, пока Санни выйдет из кабинета, дон устало опустился в кресло и знаком попросил что-нибудь выпить. Хейген налил анисовой ему в стакан.
Дон Корлеоне поднял на своего советника тяжелые глаза и сказал:
— Пригласи-ка мне Люку Брази.
Тремя месяцами позднее, когда Хейген разделывался с бумагами в своей городской конторе, надеясь выкроить время и успеть купить жене и детям рождественские подарки, его торопливые занятия прервал неожиданный звонок, Джонни Фонтейн в наилучшем расположении духа сообщил, что картина закончена, все рыдают от счастья. Он замечательно отработал, а сейчас шлет дону рождественский подарок — просто потрясающий. Сам бы привез, но остались доработки, и он должен еще некоторое время проторчать на побережье. Хейген слушал нетерпеливо, но старался не показать этого. Обаяние Джонни Фонтейна на него почему-то никогда не действовало. Все же он спросил с интересом:
— Что за подарок?
Джонни Фонтейн радостно захихикал в трубку:
— Не скажу, рождественский подарок должен быть сюрпризом. А то какой смысл?
Хейген окончательно утратил интерес к разговору.
Минут десять спустя после того, как он повесил трубку, секретарша сообщила, что на проводе Конни. Хейген вздохнул. Девушкой Конни была очень мила, но став замужней дамой, превратилась в сущее наказание. Она не переставала жаловаться на мужа и раз в два-три дня обязательно являлась к родителям с твердым намерением никогда больше не возвращаться в супружеский дом. Ее Карло Рицци совершенно ни на что не годился. Специально для него устроили небольшое, но вполне прибыльное заведение, которое он развалил в четверть часа. Он оказался способен только на то, чтобы пьянствовать, таскаться по публичным домам и поколачивать супругу. Конни скрывала это от родителей, но охотно изливала душу Хейгену.
«Что у нее там опять стряслось?» — подумал Хейген, берясь за трубку, Но, по счастью, в предвкушении Рождества Конни хотела только посоветоваться с ним о подарке, достойном отца. А также о подарках, которые она собиралась приобрести для Санни, Фредо и Майкла. Хейген высказал несколько предположений, Конни нашла их нелепыми и, наконец, оставила его в покое.
Не прошло и двух минут, как телефон зазвенел снова. Хейген в сердцах скомкал ненужный листок и швырнул в корзину. Все. Он уходит. Этому не будет конца. Мысль о том, что можно просто не отвечать на звонки, не приходила ему в голову. Но когда секретарша сообщила, что звонит Майкл Корлеоне, Хейген взял трубку с радостью.
Майкл был симпатичен ему.
— Привет, Том, — сказал Майкл Корлеоне. — Я завтра думаю быть в городе. Хочу приехать с Кей и поговорить со стариком до Рождества. Он будет дома завтра?
— Наверняка, — подтвердил Том. — На Рождество он никуда не отлучится. Тебе что-нибудь нужно помочь?
По немногословности и сдержанности Майкл мог вполне соперничать с доном.
— Нет, — сказал он. — Увидимся на Рождество. Все ведь соберутся на Лонг-Бич?
— Да, конечно, — ответил Хейген, и Майкл, не тратя лишних слов, повесил трубку. Вот уж не из болтливых!
Хейген попросил секретаршу передать жене, что немного задержится, но к ужину будет и, выйдя из конторы, направился в сторону универмага. Кто-то загородил ему путь. К удивлению Хейгена, это оказался Солоццо.
— Не пугайтесь, у меня к вам разговор, — негромко сказал Солоццо, придерживая Хейгена за руку, В автомобиле, стоящем рядом у обочины, разом распахнулись дверцы. Солоццо повторил настойчиво:
— Садитесь в машину, поговорим.
Хейген вырвал руку. Он все еще не испугался, только был раздражен.
— Мне некогда, — попытался отмахнуться он от Солоццо. Но тут за его спиной словно выросли двое, и Хейген почувствовал внезапную слабость в ногах. Солоццо сказал подчеркнуто доброжелательно:
