Уже через несколько мгновений я имел сомнительное удовольствие лицезреть местное «яблоко раздора». Евгений Васильевич на новоявленного Дон Жуана, и верно, походил весьма мало. Точнее — был его полной противоположностью. Скромный рост, не превышающий ста семидесяти сантиметров, объемный живот, который не мог скрыть даже пиджак свободного покроя, ничем не примечательное лицо и почти лысая голова с жиденькими кустиками белесых волос. Верно в народе говорят: любовь зла — полюбишь и козла.
— Счастлив познакомиться, Евгений Михайлович, — проблеял этот компьютерный козлик, порываясь пожать мой кулак, неподвижно лежавший на столе.
— Обоюдно, Евгений Васильевич! Присаживайтесь! — строго заявил я, засунув руки в карманы и тем пресекая наглую попытку панибратства со стороны собеседника.
— Какие у вас отношения с Вероникой? — поинтересовался я, закуривая «родопину».
— Это такая молоденькая брюнетка? — уточнил лысеющий ловелас и, получив утвердительный знак Цыпы, продолжил: — Самые замечательные отношения. Мне вообще нравятся все барышни в вашей гостинице. Тот, кто их сюда подбирал, безусловно, имеет отменный вкус. — Евгений Васильевич хитровански заглянул в мои глаза, явно ожидая благодарности за столь неприкрытую грубую лесть. Но не дождался даже поощрительной ухмылки, ясно.
— Ну, раз все нравятся, то вы легче перенесете неприятное известие. — Я мрачно уставился в удивленные глаза собеседника. — Вы здесь завсегдатай, а мы считаем своим святым долгом предупреждать всех постоянных клиентов о некоторых особенностях Вероники, чтобы потом не возникло претензий…
— Да в чем, собственно, дело?! — нетактично прервал мою неспешную речь вдруг разволновавшийся коммерсант.
— А в том, что тот, кто контактирует с Вероникой, имеет большую вероятность подхватить какое-нибудь венерическое заболевание. Как мы недавно узнали, она имеет беспорядочные половые связи на стороне. Винить ее нельзя, можно только пожалеть — ведь девочка страдает бешенством матки, и ей постоянно требуется мужик. Дело доходит до того, что, когда Веронику никто на ночь не снимает, она цепляет любого пьяного ханыгу или бомжа и тащит к себе в постель. Готова бесплатной любовью даже заниматься, лишь бы удовлетворить свою буйствующую плоть. Я узнал, что ее на днях видели в забегаловке на железнодорожном вокзале. А вы, конечно, в курсе, какая там аховая публика трется, — сплошь сифилитики и вичинфицированные…
Евгений Васильевич слушал мою длинную речь разинув рот и явственно бледнея физиономией.
— Мне искренне жаль несчастную девочку, но я вынужден вас предупредить о возможных неприятных последствиях, — печально закончил я. — Как человек честный, поступить иначе я просто не мог.
— Благодарю, Евгений Михайлович, что поставили в известность. Это очень великодушно и благородно с вашей стороны! — немного придя в себя, заявил наивный тезка и снова попытался пожать мне руку.
Как и давеча, я поспешно спрятал ладони в карманы куртки и, якобы слегка смутившись, пояснил:
— Простите, Евгений Васильевич, но руки я вам не подам. Не хочу рисковать. Читал в одной научно-популярной медицинской брошюрке, что через рукопожатие даже сифилис получить можно. Вы ведь с Вероникой уже с месяц контактируете…
Бледная морда компьютерного коммерсанта вдруг покрылась забавными бордовыми пятнами. Наскоро попрощавшись, он покинул наконец наш столик.
— Это ты хитро придумал, — одобрил Цыпа, распечатывая новую бутылку итальянского шампанского. — Но фраер с испугу вполне может не только от Вероники откреститься, но и от всего заведения.
— Да и дьявол с ним! Невелика потеря, — отмахнулся я, придвигая к себе с середины стола вместительную хрустальную вазочку.
Когда «бизе» и полусухое шампанское пришли к своему логическому концу, я поехал домой. Отпуская у подъезда Цыпу на все четыре, велел ему заскочить за мною завтра в час дня.
3
Жара стояла несусветная. Солнце шпарило так, словно восхотело сдуру пятилетний план отдачи тепловой энергии выполнить за два года.
Кстати, читал в одной книженции, что небесное светило всего за секунду вырабатывает столько энергии, сколько на Земле возможно добыть лишь за сто лет. Даже с учетом современных технологий, просто уму непостижимо, в натуре.
Я распахнул все окна в квартире, но желанного облегчения это не принесло. Надо, пожалуй, не жадничать и приобрести наконец-то хотя бы парочку домашних кондиционеров.
Проиграв фрагмент траурного марша Моцарта, старинные настенные часы возвестили, что натикало уже одиннадцать часов. Пора начинать шевелиться, если не желаю опоздать на встречу с господином приставом.
Так как контакты с Назаренко я решил от Цыпы затемнить, то пришлось вместо «мерса» вызвать по телефону банальное такси.
Сегодня днем здание налоговой инспекции выглядело так же нахально-помпезно, как и позавчера под вечер. Поднявшись на второй этаж, обнаружил, что дверь в девятнадцатый кабинет опечатана. Слегка обеспокоившись, разглядывал широкую бумажную ленточку с двумя сургучными печатями и прикидывал, что бы это могло означать. В первую очередь для меня лично.
Туда-сюда сновали по коридору люди, а я все стоял как вкопанный дурак у кабинета, не зная, что конкретно предпринять.
Мне на помощь пришел какой-то худощавый очкарик с красной папкой под мышкой.
— Вас вызывал старший пристав Назаренко? Пройдите, пожалуйста, в пятнадцатый кабинет к приставу Губерману, он его замещает.
— А где господин Назаренко? Мне необходим именно он. По сугубо личному вопросу.
— Сожалею, но Назаренко принять вас уже никогда не сможет. — Очкарик как-то странно вглядывался мне в лицо, словно опасался чего-то. Истерики, по ходу.
— Дело в том, что с господином Назаренко произошел трагический несчастный случай, — уверившись, что я явно не из слабонервных, пояснил он.
— Автомобильная катастрофа? — высказал я первое пришедшее на ум. — Со смертельным исходом, как понял?
— Вы правильно поняли, но это было не дорожно-транспортное происшествие, — очкастый тип замялся чего-то и, обронив: — Рекомендую все же пройти в пятнадцатый кабинет, — засеменил дальше по коридору, быстро затерявшись среди многочисленных посетителей заведения. Учреждения то есть.
Вернулся я домой в самом скверном расположении духа. Вот ведь незадача! Пасьянс складывается явно не в мою пользу. Неизвестно, в чьи руки теперь попадут те листочки с компроматом. Придется к данному делу все свои ментовские связи подключить для страховки. Натуральное разорение — оберут, ясно, как липку. Оно и понятно, кто же в наши дни бесплатно крутиться станет? Да и торговлишку левой водярой придется полностью приостановить на какое-то время, пока все благополучно не утрясется. Сплошные убытки! Вот уж верно говорится: не было печали!..
Чтобы сбить нервный накал с мозгов, набулькал себе почти половину фужера марочного коньяка и намахнул не закусывая.
Влажное «золото» возымело свое обычное благотворное действие — я заметно успокоился и даже слегка обмяк в мягко-дружеских объятиях глубокого кресла.
Для укрепления личного настроения на достигнутых психических рубежах закурил из портсигара с двуглавым орлом на крышке. Вскоре мысли перестали суетливо прыгать в голове из одного полушария в другое и потекли плавно-медленно, уже не натыкаясь друг на дружку.
В тринадцать часов затренькал электроколокольчик у входных дверей.
Цыпа, как всегда, поражал своим вечно бодрым цветущим видом и непроходимым оптимизмом на сытой морде. Меня, признаться, даже завидки взяли.
Узрев початую бутылку «Матра» на столе, Цыпленок осуждающе насупился:
— Ты же не хотел, Евген, с крепких напитков день начинать. Можно ведь и пивком знатно опохмелиться.
— Не учи ученого, — отмахнулся я, — к тому же у меня веский повод есть в наличии: один мой новый знакомый копыта отбросил. Как истинный христианин в душе, я должен помянуть бедолагу.
— Ты, случаем, не Назаренко имеешь в виду? — поинтересовался соратник, странно поблескивая лукавыми глазами.
— Да, — печально подтвердил я, слегка удивленный Цыпиной осведомленностью, — Его Величество Несчастный Случай привел нашего пристава к фатальному исходу.
— Ха! Жди! Ты ведь сам, Евген, часто говоришь: на случай надейся, но сам не плошай! Верно?
— Что? Так это твоя работа?! — Я, не сдержавшись, звезданул кулаком по полированному столу и, боюсь, оставил на нем царапину массивной золотой печаткой, которую таскаю с недавнего времени на безымянном пальце. Просто положение обязывает, а по идее, я к презренному металлу практически равнодушен. Сейчас ведь как? Коли на тебе золотишка нет, тебя уже и за человека не считают. Вот и приходится слегка фраериться.
