Стоит лишь добавить, что с их отъездом из Геленджика карточная лихорадка отпустила девушку. Она словно переболела какой-то заразной болезнью, вроде свинки, когда день за днем ты лежишь в жару, с оплывшим подбородком, обложенная водочным компрессом, и все охают вокруг, ходят на цыпочках, а потом вдруг жар спадает, и просыпаешься в мокрой от пота кровати без намека на недуг… Зуд в руках пропал, и вид играющих людей, которых было достаточно в плацкартном вагоне, увезшем их из Новороссийска, совершенно не волновал и не интересовал Галину.
Проклятие отступило, затаилось.
* * *
Галина так и не сомкнула глаз в эту ночь. Около часа Алексей засопел, уткнувшись носом в подушку. Алкоголь и нервное напряжение вымотали его.
Она же долгое время лежала без сна и думала, думала, думала. С каждым прошедшим часом решение становилось все очевиднее. Проклятие настигло ее. Карты вмешались в ее жизнь, рискуя расколоть ее, уничтожить, обратить в пыль.
Давать Голощекину власть над Алексеем нельзя. Неизвестно зачем, но капитан вложил в этого охламона ни много ни мало двадцать тысяч рублей. Значит, речь идет о чем-то очень серьезном. Значит, перед Лешкой раскрылась такая яма, такая бездна, что и подумать страшно. Сам он ничего путного не придумает. Он просто не сможет ничего придумать, хотя бы потому, что не верит в то, что можно что-то сделать. Иначе не полез бы в петлю. А если Голощекин прижмет, Лешка снова попытается наложить на себя руки либо выкинет еще что-нибудь похлеще, хотя что уж может быть хлеще, чем болтаться на бельевой веревке с вывалившимся языком и мокрыми штанами?
А Галина может его спасти — по крайней мере, попытаться. План сложился почти сразу, стоило вспомнить утренний разговор с железнодорожником. Оставались многочисленные детали, мелочи, которые приходили в голову по мере того, как находились ответы на главные вопросы.
Галина решила сесть в поезд, проехать на нем несколько часов, за это время выиграть необходимую сумму и вернуться. Она смотрела на вещи реально. Она не питала иллюзий относительно своих игровых талантов и относительно способностей тех, с кем предстоит играть. В поездах играют ловкие люди. Но и похвала от такого специалиста, как Шпат, дорогого стоила. Правда, хвалил он ее много лет назад, и с тех пор Галина ни разу не брала в руки колоду. Кроме того, даже если ей удастся выиграть, вряд ли матерые игроки, не гнушающиеся, судя по всему, ни расправой, ни убийством, отпустят ее восвояси с джентльменской улыбочкой. Нужно как-то подстраховаться. Вдобавок в голову приходили такие непраздные вопросы: где взять деньги для игры? как сесть на поезд и как потом вернуться в город? как найти в поезде тех самых игроков с большими деньгами, чтобы не потратить время на мелкую сошку? И, наконец: что, если в поезде ездят сотрудники милиции в штатском и вылавливают ловких на руку игроков?
Вопросов море. Но на каждый, после некоторых раздумий, Галина нашла ответ. Худо ли, хорошо ли, но она продумала все пришедшие на ум детали этой непростой операции. Оставалось главное: вспомнить. Вспомнить все то, чему учил некогда одноглазый зек по кличке Шпат. Вспомнить самой и заставить вспомнить непростую науку отвыкшие от тонкой работы пальцы.
Галя осторожно откинула одеяло и встала с кровати. Стараясь не шуметь, вышла на кухню и плотно прикрыла дверь. Тихо придвинула табуретку, встала на нее одной ногой, протянула руку и извлекла из тайника колоду карт. Лешкиных карт. Сколько волка ни корми, он смотрит в лес, и сколько ни выясняли отношения Жгуты, Алексей продолжал играть. Галина знала, но молчала, легко определяя по заложенным пулям и отложенным заначкам, что ставка в игре — копейка. Вот и сейчас в коробке с картами лежали свернутые трубочкой два мятых червонца— то ли Лешкин выигрыш в последней игре, то ли заначка на случай проигрыша.
Галина бросила деньги на прежнее место, достала колоду и села за стол.
Она положила карты перед собой и какое-то время сидела, пытаясь собрать воедино свою волю и готовность выиграть. Сосредоточившись, она положила на колоду руку, прижав ладонь к атласной рубашке. Еще небольшая пауза — Галина словно впитывала соки этих тридцати шести плотных бумажек или, наоборот, передавала им часть своей энергии. Потом пальцы обхватили колоду и подняли ее со стола. Они, пальцы, начали вспоминать некогда переданное им филигранное мастерство.
Для начала Галина проделала несколько самых простых трюков. Просто перегнала колоду из руки в руку. Карты шуршащей лентой перелетали из сжатой руки, укладываясь на раскрытую ладонь неровной стопкой. Слишком неровной. Вдобавок ко всему они летели неравномерно. Какие-то вылетали сразу, некоторые задерживались дольше положенного, одна и вовсе увязалась за соседкой и упала на стол, потеряв направление.
— Скверно, девочка моя, — сказала Галина вполголоса. — Довольно скверно, даже для слесаря третьего разряда.
В конце концов она отказалась от эффектных трюков. В любом случае сдвигать колоду на четыре пачки одной рукой никак не помогает в игре. Наоборот, если игрок начинает форсить сверх меры, выпендриваться, сучить руками, то к нему особое внимание, за ним глаз да глаз. Хороший игрок всегда артист, он непременно уронит пару карт, пока тасует колоду, переспросит правила, забудет выложить прикуп. Чем ловчее шулер, тем надежней он старается усыпить бдительность противника, из кожи вон лезет, чтобы выглядеть безруким идиотом, но потом — раз-раз! — в две минуты обставит фраера, выпотрошит его в мгновение ока, раздев до нитки, продемонстрировав самому себе все свои таланты. И бедолага фраер отдаст последнее и не подумает даже, что нарвался на ловкача. У хорошего игрока все будет обставлено так, словно злой рок вмешался в игру, отдав преимущество тому, кто и играть-то толком не умеет. Фраер выпотрошит свои карманы и утрется, утешаясь тем, что ему теперь должно немыслимо повезти на любовном фронте.
Галина взяла карты и начала раздавать, раскидывая по очереди в три кучки. В какой-то момент она движением безымянного пальца сдвинула нижнюю карту, подхватила и бросила на стол. Этот простейший из видов жульничества позволял раздающему сдать себе хотя бы одну нужную карту. Но примитивный трюк должен был исполняться на должном уровне, иначе любой наблюдательный игрок мог заметить, откуда взята карта, а в игре на деньги за руками сдающего следят очень и очень внимательно.
Надо бы сделать так, чтобы у соперников был другой объект для пристального внимания, подумала Галина, повторяя движение безымянным пальцем.
Прием выходил не слишком гладко. Честнее сказать, не выходил вовсе. Карта не выдвигалась из-под колоды достаточно далеко, чтобы перехватить ее легким движением, край ее цеплял колоду и щелкал, пробегаясь уголком по срезам.
С зажимом получилось ловчее. Сдающий зажимал одну или даже несколько нужных ему карт в руке и, сдавая, постепенно выкладывал их на верх колоды так, чтобы они оказались у него. Сложность тут состояла даже не в том, чтобы удержать карты и сохранить их незамеченными для соперников. Главная проблема — держать руку так, чтобы она выглядела естественно. Сжатые между собой пальцы выглядят странно, и по странно скрюченной кисти любой фраер может заподозрить подвох.
Галина разложила колоду, выудила четырех королей. Положила их рядом. Потом взяла четыре другие карты, развернула веером— так держат свои карты игроки почти в любой карточной игре. Королей она спрятала в руке.
Один из самых сложных фокусов — заменить карты на глазах у соперников. Галина провела рукой, как бы поправляя свой веер, вставила короля, возвратным движением выдернула восьмерку. Восьмерка согнулась в руке, скользнула по зажатым картам, вылезла сбоку. Галина хотела быстрым движением большого пальца поправить ее, но выронила двух королей. Один соколом спикировал на стол, другой порхнул куда-то в сторону и приземлился на пол.
Да, с такими проколами ее мигом скрутят в бараний рог и выкинут к чертовой бабушке из поезда, для верности проделав пару дырок в левом боку.
Галина старательно размяла руки и начала все сначала.
Карты не слушались ее огрубевших пальцев, норовя увернуться, подломиться или щелкнуть, но Галя не сдавалась, снова и снова подбирая непослушных валетов, вертлявые семерки, упругих тузов, норовивших выпрыгнуть из руки прежде, чем тронешь их мизинцем.
В половине восьмого проснулся Алексей. Позавтракал наскоро, пряча взгляд, собрался и побрел на работу.
Галина еще два часа крутила в руках карты, заставляя их то исчезать, то появляться, то меняться местами. Постепенно суставы начали двигаться в нужном ритме, подушечки пальцев почти обрели прежнюю чувствительность. Дубленные холодной водой и хозяйственным мылом руки домохозяйки преображались, словно перерождающаяся гусеница, даже кожа на суставах как-то подобралась.
