— Это не теории, Джил! Это даже нельзя назвать просто догадкой. Это зародыш догадки. Скажу, что намерен предпринять. Я переговорю со своей клиенткой и объясню ей, что она ставит меня в затруднительное положение, заставляя отказываться от сотрудничества с людьми, которых я знаю и уважаю не первый год. Затем попрошу разрешения сообщить вам то немногое, что мне известно: Возможно, большой пользы это не принесет, но постараюсь сделать все, что в моих силах.
Эту белиберду я изложил на полном серьезе. С видом человека, который старается защитить свою клиентку от враждебно настроенных чиновников и который готов пожертвовать старой дружбой во имя своего профессионального долга. Моя тирада произвела должный эффект.
— Сожалею, Престон, но речь идет не о ставках на скачках! Мне известно, что вы готовы помочь полиции, если окажетесь в состоянии это сделать. Так что уладьте этот вопрос со своей клиенткой.
— Брось терять время, Рэндалл! — прорычал Рурке. — Он тебя заставит проглотить любую чепуху! Зря притворяется, будто у него рот на замке! Если только, конечно, этот замок не золотой… А теперь выслушай меня внимательно, Престон! Согласится миссис Уайтон или нет, мне все равно! Даю тебе сроку шесть часов, и включайся в нашу работу! Я хочу знать все, что тебе известно. Цени мою доброту, дарю тебе целых полдня, чтобы разобраться! Если нет, посажу за решетку.
Пришлось уйти, пока он не передумал и не арестовал меня тут же на месте. В приемной лысый доктор продолжал приводить в чувство единственную и последнюю представительницу туристского агентства. Спустившись вниз на лифте, я миновал холл, запруженный журналистами и фотографами, и заперся в телефонной будке.
— Полиция! — ответил мужской голос на другом конце провода.
— Пожалуйста, уголовную! — сказал я нарочито грубым голосом.
Меня переключили на требуемый номер.
— Уголовная полиция! Инспектор Мондерс слушает!
— Попросите, пожалуйста, лейтенанта Рурке к.» телефону!
— Лейтенант на задании. Кто говорит?
— Друг. Скажите лейтенанту, что, если он намерен узнать побольше о том типе, что забывает повсюду кухонные ножи, пусть обратится к Бицепсу Смайноффу.
— Смайнофф? Не понимаю. О чем идет речь? — спросил Мондерс.
— Об убийстве. И запомни имя — Бицепс Смайнофф. И повесил трубку. Я полагал, что Смайнофф не убивал ни Хадсона, ни Хартли, но он наверняка работал на того типа, который немало знал обо всем этом. Полиции было известно о деятельности Смайноффа. Учитывая его уголовное досье, полицейские не станут долго размышлять, схватят его и подвергнут обработке. Возможно, что-нибудь и узнают; во всяком случае, работодатели Смайноффа решат, что полиция взялась за дело основательно и наступает им на пятки. Это может привести к интересным результатам.
…Газета «Мир» в Монктон-Сити помещается в здании из тесаного камня, расположенном в самом центре города. В местной прессе эта газета занимает особое место. Она не принадлежит к какой-либо партийной группировке и не содержится на средства местных финансовых воротил. Газета была основана после первой мировой войны и поначалу была почти незаметной; популярность она приобрела сенсационным разоблачением финансовых скандалов в тридцатые годы. Главным редактором ее вот уже восемнадцать лет был Чад Штейнер. Он представлял собой журналиста старой школы, про которых говорят, что у них в жилах течет столько же чернил, сколько крови. Видя, что я вхожу в его кабинет, он поприветствовал меня кивком головы:
— Привет, Простои! Долго же мы с тобой не виделись! К сожалению, сейчас очень занят, дел по горло!
У Чада вечно озабоченное лицо, покрытое глубокими морщинами. В пятьдесят три года он уже приобрел старческий вид, впрочем, насколько помню, он всегда так выглядел.
— Чад, я пришел к тебе вовсе не затем, чтобы докучать по пустякам. Думаю, мы могли бы заключить сделку. Он вздернул брови.
— Сделку? Я бедный человек, Престон. Мне нечего тебе предложить.
— Есть что. Кое-какие сведения.
— Сведения! В таком случае ты попал по адресу. Без похвальбы могу сказать, я в курсе всего, что происходит в мире, а если чего и нет в моих архивах, то есть тут! — И он постучал себя по лбу.
— Хуже другое, Чад! Я тоже бедный человек и вряд ли что смогу предложить. Но не исключено, что выведу тебя на весьма смачное дело. Конечно, и другие потом о нем разнюхают, но тебе гарантирую право первой печати, будешь получать информацию раньше других газетенок!
— Престон, — заявил Штейнер, нахмурив брови, — если хочешь иметь со мной дело, то не забывай: моя газета называется «Мир», и я не позволю именовать ее газетенкой. Это тебе не бульварный листок желтой прессы! А теперь выкладывай, что именно тебя интересует?
— Доводилось ли тебе слышать о некоем Свенсоне? Гарри Свенсоне?
— Разумеется. Ну и что?
— Меня интересует преступление, которое было совершено вчера. Свели счеты с неким Хадсоном.
— Убийство кухонным ножом? Это что, Свенсон его прикончил?
Я рассмеялся.
— Послушай, Чад, ты же прекрасно понимаешь, будь все так просто, меня бы здесь не было. Тебе известно, думаю, что сегодня утром еще одного прикончили. В том здании, где это произошло, я заметил двух твоих парней.
— Да, мы в курсе. Опять кухонный нож…
— Я считаю, что быстрей разберусь во всей этой истории, если побольше узнаю о Свенсоне.
— Понятно. Послушай, мне не хочется выглядеть в твоих глазах навязчивым, но все же скажи: тебе-то какое до этого дело?
По тону я понял, что Чад заинтересовался этой историей. О Свенсоне мне мог бы дать исчерпывающие сведения любой городской журналист, но я доверял только Штейнеру. Вот почему сразу к нему и обратился. Собравшись с духом, рассказал ему некоторую часть того, что мне было известно. Не все, конечно. Кстати сказать, миссис Уайтон при этом не упоминалась. Чад внимательно выслушал меня, ни разу не перебив. Потом сказал:
— Вся эта история, конечно, заслуживает внимания, тут что-то есть сенсационное. Но скажи мне, пожалуйста, почему вдруг ты заинтересовался Свенсоном?
— На мой взгляд, тут разыгрывается какая-то комбинация. Мне кажется, Хадсон и Хартли поплатились жизнью отнюдь не по каким-то там личным мотивам. То есть тут причиной не ревность, ненависть или месть. Эти убийства совершены по корыстным соображениям, и единственным, кто может быть к этому причастен, так это Свенсон.
— Хорошо. Ты хочешь сказать, что сам Свенсон этим грязным делом лично не занимался, а лишь дергал за веревочки?
— Да, что-то вроде этого.
Чад закрыл глаза и призадумался.
— Что ж, допустимо. Насколько мне известно, Свенсон на такое способен. Пойдем-ка посмотрим архивы.
Мы вышли из кабинета редактора и спустились в подвал. Там на полках в идеальном порядке хранились папки с вырезками из газет за последние пятьдесят лет. Рядом стояли металлические шкафы, где в ящиках размещалась картотека со сложной системой шифров.
Чад порылся в картотеке, потом достал одну из папок. В ней было несколько газетных вырезок с пометкой: «Свенсон, Гарри». Чад начал просматривать их с конца.
— Это именно то, что я и думал! — сказал он, передавая мне вырезки.
Его внимание прежде всего привлекла вырезка пятилетней давности. Свенсон был замешан в истории, связанной со сводничеством. Имелось достаточно данных, чтобы привлечь его к суду, но в процессе расследования дело было закрыто. Не оказалось достаточного количества улик для организации судебного процесса. Я быстро перелистал все вырезки. Газетные заметки сообщали о деятельности Свенсона в сфере театрального искусства как импресарио, имелись фотографии, на которых он был изображен в компании с известными актрисами. Некоторые из актрис мне были знакомы.
— Нашел что-нибудь ценное для себя? — спросил Чад.
Я с обескураженным видом отрицательно покачал головой.
— Думаю, вряд ли. Предварительное расследование — это еще не обвинение. Он под судом не был. Чад пожал плечами.
— Все так. Что-нибудь еще тебе показать?
— Нет, спасибо.
Поболтали еще несколько минут, потом я ушел. Чад Штейнер пользовался у меня большим доверием, но было бы слишком требовать от журналиста принять на веру то, что я ему сообщил, он должен был сам все проверить. А если бы мне пришло в голову рассказать ему побольше, он тут же пустил бы по следу двух-трех своих парней. А сейчас расследование находилось в таком состоянии, что любой ложный шаг мог бы все испортить.
По дороге я заглянул в бар к Сэму, съел бутерброд, запил его кружкой пива. В баре было прохладно и тихо. Я стал размышлять.
Мирон С. Хартли специализировался в организации конгрессов. Монктон-Сити — город, подходящий для такого рода деятельности, здесь ежегодно проходило не менее двухсот всякого рода конгрессов, съездов, коллоквиумов и конференций. Всем известно, как они обычно проводятся. Начинается с распространения программы конгресса и заседаний, а заканчивается речью президента. Но для большинства делегатов любой конгресс означает, кроме того, и нечто иное. А именно: неделю отдыха от дел и, в частности, от своих жен. А Хартли был приятелем Гарри Свенсона.
