— Может, посвистеть квартальному? — предложил Варфоломей. Он чувствовал себя не очень хорошо после вчерашнего возлияния, а потому не хотел совершать длительные пешие переходы.
— Угу, тебе квартальный посвистит, когда узнает, что у тебя в ссудной кассе покойник с пробитой головой лежит, а тыт тут разговоры разговариваешь! Быстро, я сказал! — рявкнул Анисим, — А вы, — он обратился ск скорняку и портнихе, — тута при мне будете, никуда не уходить! Ждать на лестнице. Полиция явится — расспрашивать начнёт. Тут вы и понадобитесь.
Петр Лихачев пытался выглянуть из — за плеча рослого дворника, чтобы получше рассмотреть девичий труп с разбросанными в разные стороны ногами, и никакого внимания на слова дворника не обратил; Авдотья же только громко ойкнула. Спорить с Анисимом никто не решился, да это, пожалуй, было и ненужно. Вся группа в молчании попятилась к выходу. Очутившись на лестнице, Анисим прикрыл входную дверь в кассу и вытер вспотевший лоб: «Скажи на милость, начался день!»
Первыми прибыли на место преступления квартальный надзиратель и его старший помощник, а буквально через пять минут появился прикомандированный к 1–му участку Московской части сотрудник городского Управления сыскной полиции коллежский секретарь Черняк. Произошло это не в силу некоей особой оперативности сыскной полиции, а единственно благодаря стечению обстоятельств, которые утром 28 августа привели Викентия Александровича в местный околоток по совершенно постороннему вопросу. Узнав, что квартальный отправился на место убийства, Черняк немедленно отправился туда же, благо район Невского проспекта от Николаевского вокзала до Фонтанки находился в зоне ответственности Московской части и расследование любого совершенного здесь серьезного преступления не обошлось бы без его участия.
Черняк застал квартального надзирателя, стоявшего у дверей ссудной кассы и инструктировавшего дворников: «Свет зажгите весь, какой есть, окна отворите, мы подъезд тоже будем осматривать».
— Сколько у нас трупов? — взял быка за рога Черняк.
— Я бегло осмотрел кассу. Труп видел только один, в комнатке за кухней.
— А хозяин где?
— Пока не установлено.
— Ясно. А это кто? — кивнул Черняк в сторону Лихачева и Пальцевой.
— Мы — с свидетели, — важно объявил скорняк.
— Свидетели чего?
— Того, как нашли тело безвинно убиенной девочки.
Черняк на секунду задумался над заковыристым ответом:
— А кто нашел — то?
Лихачев молча ткнул пальцем в старшего дворника, который площадкой выше прилаживал лестницу к высоко расположенному окну.
— Эй, братец, оставь свою лестницу, поди сюда, — позвал его Черняк, — Ты кто таков будешь?
— Анисим Щеткин, старший дворник дома 57, — стал навытяжку Анисим, — По распоряжению господина квартального надзирателя окрываю окна в подъезде.
— Не трогай окна, — махнул рукой Черняк, — Рассказывай как было дело.
Разобравшись в обстоятельствах обнаружения трупа, сыщик кратко проинструктировал всех троих:
— Раз уж вляпались в это дело, то будете нашими свидетелями. Сейчас проходите вместе со мною внутрь, смотрите за моими действиями, сами ничего не трогаете, никуда не ходите, не трындите, стоите молча. Потом будет составлен протокол осмотра места преступления и вы в нем будете поименно названы.
Они вошли в помещение кассы. Анисим указал сыскному агенту на дверь в кухню, через которую можно было попасть в дальнюю комнату.
— Там, — коротко сказал он.
Черняк первым прошел в кухню, встал в центре и цепко оглядел её. Ни к чему не притронувшись, он двинулся дальше, в неказистую дверь, за которой виднелось кресло с трупом. За Черняком следовал младший урядник, квартальный же надзиратель остался стоять на лестничной площадке.
Черняк, войдя в комнатку, оглядел кресло с трупом и присел перед ним на корточки. Втянув ноздрями сладковатый противный запах крови и человеческих испражнений, он распорядился открыть окно. В комнатке было небольшое грязное оконце, выходившее во второй от Невского проспекта двор, но Черняк решил его сейчас не трогать. Комната была вся заставлена мебелью: тут были диван, 3 стула с мягкими сиденьями, два кресла — все это было по виду новёхонькое и стояло как попало: диван у окна, к нему, как бы образуя просторное ложе, были приставлены стулья. Одно из кресел, с телом девочки, было придвинуто к дивану, другое же загораживало дверь в маленький чулан, где помещался ватерклозет.
— А что, мебель новая, недавно привезли? — поинтересовался сыщик, неспеша протискиваясь между креслом и стеной и заглядывая во все углы.
— Так точно — с, ваше благородие, третьего дня, 26 августа, — ответил Анисим Щеткин, — Я же сам и помогал носить. Только мы ее не так поставили: хозяин приказал всю её в эту комнату доставить и стулья поставить прямо на диван, говорит, дескать, подожду пока по комнатам расставлять, пусть так похранится.
— А кто же тогда так ее расставил?
— Не могу знать, ваше благородие.
— Скажи, Анисим, а с убитой ты знаком?
— Конечно — с, г — н офицер. («Я не офицер», — заметил мимоходом Черняк) У нас ее тут всякий знает. Это Сарра, дочка Ильи Беккера, приказчика у хозяина кассы. Девчонка совсем, только 13 годков. Эх — хе — хе… — невесело крякнул он. — Вообще — то она со своим отцом жила в кассе постоянно. Раньше их вся семья тут жила — и жёнка беккерова с детями, дак только на лето Беккер семью отвез в Сестрорецк, осталась здесь с ним только Сарра. По ночам с папашей кассу сторожили, а днем она в конторе помогала хозяину. А в эту ночь, вишь, одна осталась — сам Беккер — то в Сестрорецк уехал.
— Хорош сторож, нечего сказать. И часто она здесь ночью в одиночку… сторожила? — продолжал свои расспросы Черняк.
— Да, почитай, постоянно… Иван Иваныч не любил, чтоб касса была без присмотру. Сами — то хозяин, хоть и был здесь, почитай, целыми днями, с утра и до вечера, а на ночь уезжал к себе на квартиру, на Болотную. Когда и Беккер стал отлучаться, хозяин просил и нас, дворников то есть, с Саррой подежурить, а потом… — Анисим опустил глаза, — девочка пожаловалась, что, дескать, шалим — с, и стала ночевать одна.
— Шалите, стало быть, да? — уточнил сыщик, — А как шалите: подол задираете, или магарыч пьете?
— Эх — к — хм… — неопределенно вздохнул Анисим.
Он избегал смотреть на труп. Помимо обычного для нормального человека неприятия смерти его раздражал высоко задранный подол праздничного платья девочки, обнажавший выше колен ее неестественно раздвинуты ноги, свешивавшиеся через подлокотник кресла и придававшие ему непристойно — похотливый вид. Светлая полоска молочно — белой кожи притягивала взгляд и одновременно пугала. Девочка лежала так неестественно, что трудно было вообразить, будто человек может по своей воле принять столь неудобную позу. Скорее всего, это убийца положил ее так и поднял юбку. А нарядные чулочки и высокие лаковые сапожки со шнуровкой, никак не вязались с кирпично — красным страшным лицом и тем безумным ужасом, что застыл в полуоткрытых глазах девочки.
Офицер подошел к креслу и осторожно обыскал карманы шерстяной накидки, наброшенной на плечи девочки. В одном отыскался недоеденный огрызок яблока, в другом — большой ключ. Выудив его, офицер показал Анисиму:
— Что за ключ, знаешь?
— Так точно — с, от входной двери кассы.
Черняк не поленился сходить в прихожую и проверить. Ключ действительно подошел к замку входной двери.
— Что же получается: убили, по всей видимости, еще вечером — тело практически уже остыло и кровь заметно подсохла. А на это требуется около 12 часов, — рассуждал Черняк, то ли обращаясь к уряднику, не отстававшему от него ни на шаг, то ли разговаривая с самим собой, — И преступник ключа не нашел. Как думаешь, почему?
— Не догадался обыскать тело, — бодро ответил урядник, — А может, ему что — то помешало.
— А может, ему этот ключ вовсе и не был нужен, — добавил Черняк, — И всю ночь касса стояла незапертой. Хм…
Сыщик наклонился и, взяв в ладони мертвую руку девочки, медленно разжал ее крепко стиснутый кулачок. В нем оказался зажат клок волос. То, что это были не её, Саррины, волосы, было очевидно сразу — волосы покойницы были длинные черные, вьющиеся, а эти — короткие, едва ли полтора дюйма длиной. Впрочем, Черняк понимал, что сейчас всё равно рассматривать их было недосуг, вот явится полицейский врач, все упакует и представит для экспертизы… С такими мыслями Черняк осторожно вытащил волосины из цепких пальцев девочки, поместил их на лист белой бумаги и положил на подоконник, ибо другого ровного и твердого места в комнате просто не оказалось.
Между тем к 57–у дому по Невскому проспекту постепенно стекался чиновный люд, призванный обеспечивать правопорядок в столице и потому вынужденный посещать места совершения преступлений в силу служебной необходимости. Прибыли старший помощник пристава 1–го участка Московской части Дронов, а потом сам пристав этого участка Рейзин — немолодой, сосредоточенный и малоразговорчивый субъект. Появился представитель прокуратуры, призванный своими глазами удостовериться в происшедшем. Это был еще не следователь — следователя только предстояло назначить после возбуждения уголовного дела. Явившиеся в эту минуту не интересовались конкретными результатами осмотра места преступления, они занимались решением куда более брутальных проблем: назначением сменной охраны ссудной кассы, розыском и оповещением хозяина, организацией вывоза тела погибшей девочки. Тело было решено отправить в морг детской больницы принца Ольденбургского, расположенной сравнительно недалеко — на Лиговском проспекте, в доме N8, но сделать это не представлялось возможным без предварительного осмотра трупа полицейским врачом. Подобный осмотр на месте совершения преступления (в «интерьере убийства») был совершенно необходим, но откладывался из — за задержки медика.
