Аборигены изумляют. Спрашиваю больную о происхождении у неё веселого гонококка. «А я затаилась», – отвечает.
– Это как?
– А вы что, не знаете, что если во время этого дела затаиться на два децибела, то обязательно дурную болезнь поймаешь? – говорит, и всё это с гонором и как бы ко мне с презрением за моё невежество.
– Может быть, вы и создаете с вашим партнером шум в два децибела по ночам, но уверяю вас, что венерические заболевания от этого не возникают.
Ну, хватит о них, надоели! Звонил Соломон, приедет крестьян протезировать. Я ему больных пока санирую. Рву зубы и лечу, чтобы он сразу же смог работать начать. Все пока. Целую – Вадим.
P. S. Умерла Тина Шмидт, ну, которая святая. Интереснейшая смерть. Потом расскажу.
P. P. S. Скотник Глухов бросил камень в окно. Не камень, а полкирпича. Знаю, что он, а доказать не могу. Заделал подушкой дефект, кровать отставил подальше от окна – так спокойнее.
Братан, привет! Приезжал Соломон зубы вставлять. Я с ним немного оконфузился. Помогал мостик шлифовать, чуть перестарался, поднажал немного и перфорировал коронку с нёбной стороны. Дырочка малюсенькая, видно только, если на свет посмотреть, даже зонд не входит. Короче, поставь на фосфат-цемент, сто лет простоит, владельца переживет. Ну, подмигнул Соломону, показываю, что, мол, ерунда, можно поставить, и больной ни в жизнь не заметит. А Соломон как зыркнет на меня: «Знаешь, доктор, почему я всю жизнь левую работу делаю, в том числе и рыжее, и ни разу не сидел? Потому что я никогда не делал фуфло!» и выбросил протез в помойное ведро.
Рыжее – это золото. А, вообще, он действительно работает, как ювелир. Знаешь, откуда у Соломона деньги? Да потому, что он, как и все его единоверцы, любую работу делает мастерски, будь он портной, сапожник или стоматолог. Всё, всегда высший класс. Так что учи ортопедию. Знаешь, сколько Соломон за неделю заработал? Больше, чем я за год. Широко живет. Мы тут с ним под дождь попали. Промокли до нитки. Он завел меня в универмаг. «Раздевайся», – говорит. Крикнул девкам, чтобы принесли всё по размеру. Оделись во всё новое. Я думал взять мокрую одежду с собой. Смотрю: а он свою не берёт. Бросил всё в угол и пошёл к выходу. Ну, мне неудобно было перед ним крохобором выглядеть, пришлось тоже всё бросить. Жалко джинсы, но зато не опозорился. Соломон мне перстень-печатку отлил. Кольцо золотое, печатка – платиновая. Ему золотой песок в спичечном коробке один гонец из Чусового при мне передал. Он ему регулярно товар поставляет. На печатке изображена Фемида.
– Смотри, Вадим, и не обольщайся, – сказал Соломон, – что если она с завязанными глазами, то значит – беспристрастна. Справедливости нет, не было и никогда не будет.
– Почему?
– А потому, что со времен римского права и поныне судебный вердикт выносится на основании свидетельских показаний. А свидетели врут: кто за деньги, кто со страху, кто из зависти, кто по глупости.
Взял он с меня чисто символическую цену – сто пятьдесят рублей, хотя стоит такая работа в несколько раз дороже. Судя по тому, как он вёл себя в универмаге, он не жадный, но: «За работу, – говорит, – всегда бери деньги, если хочешь, чтобы тебя уважали. Никогда и ничего бесплатно! Если не берешь, значит, свой труд не ценишь».
Он мне ещё деньжат подкинул за то, что я ему больных санировал, хотя я все равно ведь обязан это по долгу службы делать. Мне же государство за это деньги платит. Хотя, что это за деньги? Слезы! По сравнению с тем, что Соломон зарабатывает.
Ну, все, братан. Вызывают на дорожно-транспортное происшествие.
P. S. Глухов нагадил на крыльцо. Оставил записку: «Это милый насрал за измену». Левой рукой писал, чтобы по почерку преступление не раскрыли.
Братан! Работать врачом вообще-то можно. Тут главный инженер Сычев приходил с любовницей от гонореи лечиться. Он вавочку на курорте поймал и мадам заразил, а у неё муж-экономист из нашей деревни сейчас на курсах повышения квалификации. Ну, пролечил их срочно. А то была бы семейная драма неминуемо. Всё сделал честь по чести, даже провокацию устроил гоновакциной, ну, и, конечно, контрольный мазок.
Я его сам покрасил, взял у лаборантки втихаря: фуксин, генцианвиолет, спиртиком мазок зафиксировал и под микроскопом его посмотрел. Полное клиническое выздоровление. Ну, конечно, деньги совали – я не взял. Так они меня на день медика в ресторан затащили. Вздрогнули славно. Я хотел расплатиться, но Сычев не позволил.
Тут меня один наркоман из армянской строительной бригады достал. Дай наркотик, и всё! Но мне Соломон строго-настрого приказал с наркотой не связываться. Короче, приходит этот Левон, залез ко мне в «скорую», пачкой денег трясёт, а сам ещё больше трясется: «Умираю», – говорит. Ну, я дал ему бесплатно ампулу омнопона из сумки скорой помощи, а оказывается, все наркотики списывать надо. Сделал укол – запиши в специальную тетрадь и пустую ампулу, верни для проверки. Что делать? Хорошо, что вызов был к тяжёлому больному. Я одну ампулу сделал, а записал две. Не успел я выкрутиться, а Левон опять пришел: «Хоть воду, доктор, введи». Ну, я его послал, он не обиделся, сунул мне в стол бутылку коньяку и убежал. Я что, его догонять должен? А знаешь, на кого я омнопон списал? Налетели наши специалисты, пьяные в зюзю, на стоящий у дороги молоковоз. Они так на мотоцикле «Урал» мчались, что даже затормозить не успели. Ну, двое скончались на месте, а один ползает по дороге, главный зоотехник наш, на вид целый, но что-то ему взбледнулось – белый, как мертвец. Пропальпировал ему живот: твердый, как доска, – это значит, что кровь в животе, к бабке не ходи! Оказалось, что у него разрыв печени. Довез живым, а где кровь для переливания взять? Пришлось нашим мужикам деревенским спиртику выставить, чтобы они кровь пожертвовали. Человек десять кровь сдали, а зоотехник все равно умер. Тут со спиртом интересная история. У меня симпатия есть. Заведующая аптекой Нина Васильевна.
«Вы, – говорит, – Вадим Вячеславович, на пятнадцать коек спирт выписываете, а сами план койко-дней хронически перевыполняете. Давайте-ка я вам перерасчёт сделаю. Мы вообще-то такое не практикуем, но для вас исключение сделаем».
Представляешь? Почти ведро нигде не учтенного спирта получил. Я его не пью, у меня от него изжога и во рту сушит, так что весь донорам споил. А Нина Васильевна ко мне с проверкой медикаментов приезжала. Я её сам на «скорой» в район отвозил и совершил с ней аморалку в машине. Бабы тут как с ума посходили. Теперь с её мужем неудобно встречаться. Он у нас рентгенологом работает. Ну, всё, братан! У меня вызов. Не успел письмо отправить, как появилась интересная информация. Я же в засаду к Глухову попал. Получил вызов, взял сумку с «неотложкой», зашёл в дом, а там скотник Глухов с двумя мордоворотами. Ну, я виду не показал: «Кто тут болеет?»
«А никто, – говорят, – вот ты сейчас и заболеешь». И бац, мне ногой в живот. Двое держат, а Глухов пинает.
«Я, – говорит, – в морду бить не буду, чтоб без синяков подох».
Потом за вилку хватался, хотел глаза мне выколоть. Амбалы вроде как придерживают его, но так, чтобы я знал, что он в любой момент вырваться сможет. Психическая атака! А дверь на ключ закрыта – не уйдешь! Потом они вышли на крыльцо посоветоваться, как меня удобнее замочить, а я взял и каждому в стакан с водкой по ампуле аминазина влил. Они вернулись, врезали для храбрости перед убийством, и двое через пять минут уснули, а Глухов не спит. Ненависть ко мне нейролептик нейтрализует. Догнал меня во дворе, схватил за галстук: «Я тебя пидар, интеллигентный, сейчас в колодце утоплю. Прыгай, сука, в колодец!»
Ну, я ему за пидара выписал правой – он лег, но схватил меня за ногу, стал друзей на помощь звать. Пришлось свободной ногой его успокоить. Результат: перелом угла нижней челюсти, а что мне, дожидаться, пока эти быки проснутся? Но я как чувствовал, что этим дело не кончится. Прошел огородами к поварихе и у неё заночевал. А глуховская родня всю ночь с дрекольями бегала – меня искали. Нашли бы, убили бы наверняка. Выбили окна у меня в квартире, двери выломали, а утром на меня заявление написали, и сидеть бы мне за нанесение тяжких телесных повреждений, если бы не Соломон. Он приехал зубы вставлять, а я под следствием. Я же не могу доказать, что они меня в живот пинали и убить хотели.
«Мы, – говорят, – его как врача вызвали потому, что Глухов заболел, а доктор сказал: „Ставьте бутылку, я вам баралгин из-под земли достану“. Напился, мол, и Глухова избил потому, что у него с Глуховской женой роман. Все видели, как он при живом муже среди белого дня к ней домой заходил и как прямо на ферме он её лобызал».
Представляешь, братан? Ложь от начала до конца, но всё против меня. Есть свидетели, что я её поцеловал, есть история болезни, где чёрным по белому написано, что Глухов действительно страдает мочекаменной болезнью и что приступы колики у него хорошо снимаются баралгином, который – дефицит. Ну, всё против меня. Сколько Соломону пришлось участковому ментологу коньяку выставить – страшно сказать. У него теория:
