– От кого ты прячешься?
Ника молча прошла в спальню, оделась, накрасилась на скорую руку, вышла, небрежно бросила на пол саквояж от «Армани». Все, она готова покинуть номер, и плевать, остается Эдик или нет.
– Уезжаешь? – ехидно усмехнулся он. – Может, присядешь на дорожку? Кино посмотрим. – И взял со столика пульт, включил телевизор.
Ника разозлилась, увидев на экране сцены их собственного извращенного секса.
– Ты идиот? – резко спросила она.
– Я думал, ты спросишь, сколько это будет стоить.
– Не бойся, тебя не убьют.
– Меня?
– У меня в сети пять борделей, два десятка массажных салонов, я сама принимаю клиентов. И это знает весь город, в котором я жила.
– Возвышенск или Москва?
Ника презрительно скривила губы, все-таки это «чмо» заглядывало в ее паспорт.
– Езжай в Возвышенск, спроси, кто я такая. Только не задерживайся, а то вдруг я разозлюсь.
– Тогда что?
– Ты когда-нибудь видел, как людей закапывают заживо? А я видела. Закопают, а потом смотрят, как земля шевелится. Даже крики слышны. Хочешь попробовать?
– Напугала! – Эдик попробовал изобразить глумливую насмешку, но вышла какая-то жалкая гримаса. Смогла Ника переиграть его – страшно ему стало.
– А еще можно крысу в ведро бросить, а тебя на это ведро посадить. Угадай, через какое место крыса выползать будет?
– И кто меня посадит? – нервно хихикнул он.
– И посадят, и крыса будет. Мой тебе совет, засунь подальше свою запись.
Ника взяла сумку и победным маршем, слегка поигрывая бедрами, покинула номер. Раз так вышло, она отменит одно такси, закажет другое, а в аэропорту купит билет на более ранний рейс. Если с билетом не повезет, она уж как-нибудь перетопчется пару часов. Все что угодно, лишь бы не видеть это ничтожество с его жалкими увертками…
За себя она не боялась. Егор вернется еще не скоро, ему добавили срок за нападение на начальника колонии, и, если Эдик решит пробить ситуацию вокруг нее, он уткнется своим длинным носом в пустоту. Ну а если вдруг до Егора все же дойдет эта запись, Эдик получит пулю в затылок. А Ника лишь посмеется над жалким неудачником. Да, в прошлом она вела себя плохо, но Егор ее за это простил. Да и как могло быть иначе, если она закрыла его от пули. Сама не поняла, как это произошло, дернул черт, но ведь было. И в больнице она лежала, изображая из себя умирающего лебедя. Сцену перед ним разыграла, а он повелся – и простил ее, и остаться обещал. На что не пойдешь ради любви… А она любит его, не без этого.
Они созданы друг для друга, и он это понимает. Потому они и вместе, пусть и на расстоянии…
Сначала заголосил петух, затем закудахтали куры, еще чуть-чуть, и замычит корова, но до нее так и не дошло: Ника ударила пальцами по кнопке дурацкого будильника. Чай, не в деревне живет, чтобы на утреннюю дойку подниматься. Молоко ей завозят целыми машинами, причем личное участие вовсе не обязательно. И ничего не случится, если она отберет у ночи лишний часик.
Но не успела она заснуть, как запиликал телефон. Если молоко скисло, то и без нее разберутся. Хотя и не факт.
– Да! – Голос ее прозвучал строго, начальственно.
– Привет! Муж далеко? – нахально спросили на том конце провода.
Она оставила Эдика в Питере вчера, а сегодня уже не должна была о нем помнить, но этот недоумок не унимается. На стационарный телефон позвонил, видно, пробил его по базе – через адрес в ее паспорте. Думает, что очень умный…
– Нет никого, подъезжай. – Она решила не выказывать свою злость.
– Порнушку посмотрим? – хихикнул Эдик.
– Ну, сначала с тобой сделают то, о чем я говорила, а потом да, посмотрим, как это было… Кстати, и крысу привези, чтобы далеко не ходить. Одно другому не помешает.
В трубке послышались короткие гудки, и Ника невесело усмехнулась. Боится Эдик, но с нее не слазит. На «слабо» пытается ее взять, для того и позвонил рано, чтобы выяснить, кто с ней в постели. В принципе, он правильно ее понял – не зря она в Питер из Москвы ездила, от надзорного глаза пряталась. И бояться есть кого…
Ника уже засыпала, когда позвонили в дверь. Неужели Эдик? Неужели он уже здесь, в Москве? Она вскочила, кинулась в коридор, вывела на экран домофона изображение с лестничной площадки.
Егор?! Вот уж кого она никак не ожидала!
Егор улыбался, глядя на нее. Добродушно улыбался, даже мило, но с высоты своего положения – с железобетонного постамента уверенности в себе. Прическа у него, лицо свежее, разглаженное, подбородок выбрит до синевы, приличный костюм. Не похож он был на зэка со справкой об освобождении. Как будто из санатория приехал, а не из зоны откинулся. Ника помнила их первую встречу, сопляком он тогда был, а сейчас – глыба, закаленная, обтесанная. Эта же гранитная глыба и во взгляде. Он улыбается, а тяжесть из глаз давит, выжимая правду из глубин души.
– Ну, здравствуй, любимая!
Ника обвила его шею, порывисто поцеловала в губы. Егор отстранился от нее, молча обошел квартиру.
– Ты кого-то ищешь? – обиженно спросила она. – Здесь после тебя никого никогда не было.
Он пожал плечами, а потом вдруг взял ее за руку и потянул на себя.
Нет в доме посторонних, и, похоже, никого не было. Не завела Ника мужичонку, пока его не было, а баба она горячая… Вроде бы все нормально, но подозрения роятся в голове, не дают покоя, Егор и хотел бы их выплеснуть, но не получается. Может, водкой залить получится?
Он часто представлял себе, как все будет: примет горячую ванну, напарится, потом сядет завтракать в уютном банном халате, Ника поставит перед ним блюдо с яичницей, нальет рюмочку водки. В квартире у нее тихо, спокойно, сама она – красавица, все это вместе даже без водки – райское удовольствие. Ну а с водкой еще душевней…
Почему-то не думал он о разносолах и коньяках, хотелось именно яичницы – с блестящим, колыхающимся от дуновения желтком, с поджаристыми краями, нарезанная кубиками колбаса должна отливать розовым. И хорошо, если бутылка с водкой будет запотелой – провести по ней пальцами, скатывая влагу в рассыпающиеся капли. Все это есть. И горячую ванну он принял, и Ника с ним.
– Ты же говорил, что тебе срок добавили.
– Говорил, – кивнул он.
– Ты же не по УДО вышел?
– Нельзя мне по условно-досрочному… Не добавили мне ничего.
У него действительно вышел серьезный конфликт с начальником колонии. Старого «хозяина» отправили на пенсию, на его место приехал новый павлин – и давай права качать. Егора за грудки схватил и получил за это. Хоть и не со всей силы он боднул мента, но визгу было много, до суда чуть дело не дошло, Егору реально могли срок впаять. Но лишние год-полтора он бы доматывал в той же колонии, а павлин хотел как можно скорее избавиться от него.
Не получил Егор приварок, освободился точно в срок, но слух на всякий случай запустил. Каучук на волю вышел, за ним сейчас сила и власть, а Егор для него – серьезный соперник. В зоне у Егора все под контролем было – не взять его там, но все возможно по пути домой, поэтому и пришлось пустить «дезу». Да и братва должна знать, как он мента «приголубил». Чем больше у вора заслуг, тем выше статус…
– А говорил…
– Может, я хотел как снег на голову… – с усмешкой обвел взглядом кухню Егор.
– Вдруг я с мужиком, что ли?
– А вдруг?
– Не веришь ты мне! – вздохнула Ника.
– Доверяй, но… – Егор с менторским видом вознес указательный палец к потолку.
– Проверил?
– Какая-то ты не такая… – покачал он головой, проницательно глядя на нее. – Давай, колись, что там у тебя? Я ведь все узнаю.
– Да не было ничего! – Она пыталась скрыть за возмущением свое смятение, но Егор все видел.
– Если чего, сама скажи. Может, и прощу… А если сам узнаю…
– Не узнаешь! – Ее голос едва не сорвался на визг.
– Так хорошо спрятала? – мрачно усмехнулся Егор.
– Да не прятала я ничего! Не было ничего!.. Только с тобой было!.. И будет! – Ника затушевала улыбкой свою растерянность, села к нему на колени, обняла.
И Егор принял ее игру. Какой бы она ни была, другой такой больше не будет. И не нужно ее в могилу – на исправление…
Кабинет большой, стены обшиты красным атласом с позолотой, широкое арочное окно выходило на общий зал, стекло пуленепробиваемое. Был еще и черный выход – на всякий пожарный. Силантий еще тот волк, он здесь без запасного лаза будет чувствовать себя не в своей тарелке. И лицо у него вытянутое как у волка, в маленьких, близко посаженных глазах светятся хищные, завораживающие своей силой огоньки. Старый волк – матерый, мудрый, но уже не столь сильный и опасный, как раньше. Он и пытается, но не может стать главным вожаком в большой стае, затирают его те, кто посильней и понаглей. И от «пиковых» спасения нет – их кланы самые мощные, самые влиятельные, хочешь того или нет, нужно дружить с одними против других, а это как по лезвию бритвы ходить.
– Значит, не пришили к твоему багажу лямку… – сиплым, с глухой хрипотцой, голосом сказал Силантий.
