— Тогда поспешим. Мне не терпится принять участие в умной беседе.
— Не горячись. В вечернем спектакле нельзя допустить и малейшего сбоя. Все надо продумать и тщательно выверить. Кстати, ты уже продумал свой внешний вид для раута?
— Да, конечно, Прошу проследить за тонким ходом моих мыслей. Литератор любит зверюшек. Больше всего его радует вид божьих коровок, лошадей и собак. И завоевывая его доверие я приму вид небывалого существа, сочетающего черты всех этих животных. Ему будет приятно.
Анатас представил себе Себа в новом обличьи и еле сдержался от улыбки. «Большей глупости я не слышал. Но возражать не буду. Это будет даже забавно».
И одобрительно кивнув, примирительно заметил:
— Ну что ж, поступай как знаешь. Тебе виднее.
* * *
Стараясь скрыть свое волнение, Волин был неестественно говорлив. Но занятая своими мыслями Вера отвечала невпопад. «Интересно, о чем она думает? Колеблется, идти ли ей до конца в наших отношениях? Нет, пожалуй, этот вопрос она давно уже для себя решила. Мне пора начинать действовать. Но бесконечно беседуя о литературе, трудно быстро переключиться на другие темы».
И словно прочитав его мысли, Вера легко и непринужденно предложила: Слушай, Илья, в институте меня всегда волновала тема литературных шаблонов. Возьмем, к примеру, первое свидание влюбленных. Писатели уже тысячи раз помещали их в интерьер с красиво накрытым столом, тихой музыкой и нервно колеблющимся пламенем свечей. Интересно, такая обстановка действительно действует на психологию женщины, побуждая к необузданным поступкам? Мне всегда хотелось это проверить на практике.
И включаясь в придуманную Верой игру, Волин согласился:
— Ну а почему бы нам не попробовать?
— Тогда помогай! У меня давно все приготовлено: и свечи, и вино, и кассета с любимыми мной мелодиями.
Накрывая вместе с хозяйкой стол, Волин восхищенно думал: «До чего же Вера хитро повернула. Мне только остается воспользоваться благоприятным моментом».
За окном внезапно пророкотал гром. И литератор в радостном возбуждении подумал: «Это хорошо. Гроза только подчеркнет романтический уют нашего званного ужина».
Сильный порыв ветра заставил распахнутые створки окна затрепетать словно крылья бабочки, испуганной надвигающейся тенью низко пролетающей хищной птицы. И тут же холодные струи дождя с яростью обрушились на подоконник, обильно поливая паркет крупными брызгами. Волин и Вера одновременно бросились к окну и принялись закрывать створки, упрямо сопротивляющиеся ураганным порывом ветра. Наконец, им удалось общими усилиями прикрыть окно и защелкнуть шпингалет. Сразу потемнело: казалось, воцарившийся снаружи мрак проник сквозь стекло и заполнил все пространство комнаты.
Вера задорно встряхнула намокшими волосами: Вот и прекрасно. У нас есть повод зажечь свечи.
Чиркнувшая спичка приблизилась к трехрожковому подсвечнику и, потрескивая, одна за другой вспыхнули подожженные фитили. Комнату залил неестественный красно-зеленоватый свет. Вера испуганно ойкнула и, проследив за её взглядом, литератор увидел вальяжно восседающих на диване двух незваных гостей. Пожилой господин в цилиндре и лайковых светлых перчатках, держал во рту погасшую толстую сигару. Рядом с ним, с краю робко примостилось странное существо с лошадиными ногами, пятнистым туловищем огромной божьей коровки и симпатичной мордочкой мило улыбающегося пекинеса.
Стараясь придать голосу уверенность, Волин грозно вопросил:
— Кто вы такие? И как сюда попали?
Господин в цилиндре, приятно улыбнулся, показав два ряда ослепительно белых зубов: Вопросы сформулированы некорректно, поскольку ответ на первый полностью исключает интерес ко второму.
И тут же собачья головка, забавно венчающая туловище божьей коровки тонким голоском горделиво пояснила: Если вы поймете, кто мы, то наше внезапное появление здесь, в этой комнате, уже не будет выглядеть чудом.
Внезапно без всяких видимых причин сигара господина в цилиндре самовозгорелась. С наслаждением затянувшись, он выпустил изо рта клуб дыма и, привстав, галантно представился: Анатас, а моего спутника можете называть Себ.
Пекинес с туловищем божьей коровки бодро вскочил на лошадиные копытца и хвастливо пояснил: Вообще-то у нас много имен. Но сегодня называйте нас именно так.
Анатас с досадой потянул своего спутника за мохнатую лапку: Не надо ничего пояснять нашему другу. Он и так уже понял, с кем имеет дело. И я рад, что в его душе больше любопытства, чем страха. Итак, что вас интересует?
— Почему вы явились именно ко мне?
— Это хороший вопрос. Разве Великому Режиссеру не о чем поговорить с писателем? Ты такой же творец, как и я. Только я играю реальными людьми, а ты распоряжаешься судьбами выдуманных героев на страницах своих книг.
— Да, но в конце моих книг добро всегда побеждает зло, а в жизни, где действом — управляют такие, как ты, это происходит крайне редко.
— Неужели, ты всерьез считаешь, что легко можешь отличить добро от зла?
— А разве, это трудно?
— Возьмем конкретный случай. Человек, спеша на самолет, поскользнулся и сломал ногу. Оказавшись в больнице, искренне думает, что столкнулся со злом. Но узнав об авиакатастрофе рейса, на который не попал, понимает, что на самом деле несчастный случай принес ему спасение.
— Да, такое бывает.
— Но это только часть истины. Оценить добро можно лишь сравнивая его со злом. Добро без зла не стоит и ломаного гроша.
— Значит, вы причиняете зло людям, чтобы они радовались добру?!
— Слишком примитивная догадка, мой милый друг! Опять-таки ты углядел лишь жалкие крохи истины. Скажи, зачем человеку дана жизнь?
— Ты хочешь, чтобы я взял на себя смелость ответить на вопрос, над разрешением которого лучше умы человечества бились на протяжении веков?
— А разве писатель имеет право браться за перо или безрассудно играть на клавишах компьютера, не зная, что такое жизнь и смерть? Попробуй сделать свой выбор.
— Ты мне поможешь?
— Конечно. Для этого мы с Себом здесь. Жизнь — это постоянный экзамен, цена которого спасение либо гибель. Человек сам готовит своей душе вечное блаженство или нескончаемые мучения.
— Значит, ты ещё и Великий Экзаменатор?
— Да, мои соблазны и искушения всего позволяют отделить зерна от плевел?
— Получается, что вы истинные благодетели человечества.
— Так оно и есть. Творя зло, мы в конечном итоге способствуем наступлению добра.
— Так почему же люди вас боятся, ненавидят, и малюют в мрачных страшных красках?
Сидящий на краю дивана Себ негодующе завертел пучеглазой головкой и заверещал тонким фальцетом: Наветы! Сплошной наговор! Посмотрите на нас — разве мы не прелесть?
И странное существо кокетливо подмигнуло своему отражению в зеркале. Анатас незаметно подтолкнул напарника локтем, останавливая готовящийся вылиться наружу поток неудержимого хвастовства. И вновь нравоучительно обратился к Волину.
— Он прав. Люди должны ненавидеть не нас с Себом, а свою собственную слабость, нежелание и неумение противостоять соблазнам.
Не выдержав запрета, Себ суетливо заерзал на диване и обиженно выкрикнул: И это правда! Постоянно бормочут в самооправдание, что бес попутал. А мы совершенно не причем. Сплошные враки, наветы и наговоры!
Анатас в раздражении надавил ногой на копытце партнера, прерывая его бурные эмоции.
Волин пожал плечами:
— Зачем вы все это говорите именно мне?
— Да потому, что писатель, не познав этого, не может создать ничего значительного.
— Ну в наши жестокие дни писать о добре — это означает писать «в стол». Такие книги не интересны широким читательским массам.
— Жестокое время? А когда на земле сей — юдоли страданий и плача оно было другим? Может быть ты хочешь оказаться рабом на галерах или поджариваться на костре инквизиции? Только скажи и мы с Себом в течение доли секунды переправим тебя в «Светлое прошлое человечества». Я вижу у тебя нет особого желания. И это — правильно.
— Если уж путешествовать во времени, то в благополучное место и в мирное время.
— Это можно. Но там ты никогда не станешь настоящим писателем.
— Почему?
— Очень просто: Всевышний честно обменивает страдания на талант. Не испытав самому гонений, разве можно описать людское горе и искренне призвать к добру?
— Значит, это хорошо, что я живу в России на переломе эпох?
Вскочив с дивана, Себ, цокая копытцами, возбужденно запрыгал по паркету: Это просто чудесно! Тебе повезло! Россия та самая страна, где таланты и гении растут гроздьями. Возлюби страдание и тебе везде и всегда будет спокойно и вольготно!
Не выдержав, Анатас схватил и силой усадил на диван не в меру разволновавшегося спутника: Не болтай лишнего. Наш друг должен многое постичь сам и тогда ему откроется Истина.
