С минуту Горовитц молчал. Он подошел к окну, взглянул на полицейскую машину у подъезда.
— Так Симмонс звонил тебе? — спросил ом наконец.
Ответа не последовало.
— Уолтер, зря ты. Не надо так близко принимать к сердцу. Откуда ты мог знать?
— Уходи, Сидней.
— Хорошо хоть, — заметил Горовитц, не двинувшись, — что все кончилось.
— И это все, что ты можешь сказать?
Разыскав бутылку в ворохе бумаг, Брэкетт перевернул ее и, увидев, что та пуста, швырнул через комнату. Ударившись о стенку, бутылка разлетелась на мелкие куски.
— Уолтер! Ошибка-то наша. Не твоя. Займись мы девушкой сразу — хоть одну жизнь спасли бы.
— Да убирайся же!
— Прости, — Горовитц нерешительно двинулся к двери. — Прости… я не очень тактичен.
— Постой! Я тоже хочу извиниться.
— За что?
— Сказано — хочу, значит, хочу. — Брэкетт говорил невнятно. в голосе слышались слезы, и Горовитц смущенно отвел глаза. — Хочу извинится за то, что думал о тебе. Прости.
— Чего тут размазывать. Я понимаю.
— Ничего не понимаешь! Ни черта! Никто не…
В постельном белье Брэкетт разыскал еще бутылку.
— Никто, черт…
— Не возражаешь, если я выпью с тобой? — Горовитц вынул из стаканчика зубную щетку.
— А тебе какая печаль?
— Ну… Теперь мне вряд ли дадут лейтенанта. И надеяться нечего.
— Почему же?
— Нить проморгал. Тогда, в тюремном загоне. Помнишь?
Брэкетт пристально взглянул на друга и плюхнулся в кресло.
— Так я не проморгал! Какого черта! Результат тот же.
— Тебя чуть не убили.
— Ха-ха-ха!
— Уолтер, что-то не пойму, чего ты…
— А чего ты схватил мой стаканчик? Поставь на место.
— Думал, выпьем вместе.
— Не желаю я с тобой пить. И в жалости твоей не нуждаюсь. И в супе.
— Кончай, Уолтер!
— Где его забрали? В церкви или в патио? Сидел в кресле, читал комиксы?
— Что?
— Смотрел на лужайку. Комиксы читал. В патио…
— Он был не в патио.
— Значит, в церкви. Встали, сели…
— И не в церкви. Разве Симмонс тебе не звонил? Он был у себя в кабинете.
— У Гарри нет кабинета.
— А Гарри тут при чем? — удивился Горовитц. — Я про Пломера.
— Про кого? — тупо уставился на него Брэкетт.
— Про Пломера. Роберт Пломер. Интересно, про кого же еще?
Рот у Брэкетта открылся, он попробовал было встать, на пол плеснулось виски, и он снова рухнул в кресло.
— Роберт Пломер?
— Я думал, Симмонс тебе звонил… Разве ты не знаешь? Убийца — Пломер. Он сознался.
Брэкетт сглотнул. Пломер? Ну, конечно. Пломер… На стороне закона. Билли так и говорил. Частные детективы и Лолиты. Пломер. Не Гарри. Роберт, черт его возьми. Роберт Пломер.
— Не дурачишь меня?
— Клянусь, нет. Я думал, ты знаешь. Думал, ты и разгром устроил из-за звонка Симмонса. Он грозился разнести тебя: ты же утаил встречу с Пломером.
— У нас было джентльменское соглашение. — Брэкетт залился хохотом. — Пломер! Ох, да ты же ничего не знаешь! Сидней! Выпей! Наливай! Пломер! Господи! Адвокат, член «Елкс»!
— А что тут смешного?
— Пломер!
— Я так и сказал.
— Да. Все сходится. Вот откуда Лумис узнал мою карточку. Он видел ее раньше. Может, и папку он стянул. Для Пломера. Пломеру-то известно, что девушка заходила ко мне. Умный мерзавец! Роберт Пломер с Пасифик-авеню! Кто бы мог подумать! — Брэкетт ухмыльнулся и подлил виски. Но скоро его улыбка растаяла. — Я должен был подумать. Я! Вот кто!
Прижавшись лбом к деревянной раме и прикрыв глаза, он думал о Кембле.
— Выпей еще, Уолтер.
— Не хочется.
— Симмонс считает, что Пломер не намеревался убивать девушку, — рассказывал Горовитц. — Но так получилось, а там уж все покатилось, как снежный ком. Жена подозревала, что у пего любовная связь, но… Он знал город лучше, чем мы. Частных детективов нанимал. Контакты. Что делает людей такими, какие они есть? Неизвестно.
— А почему ты о нем в прошедшем времени?
— Он покончил жизнь самоубийством. На такой манер и признался. Увидел, что мы едем, вошел в свой кабинет и заперся. Пока ломали дверь, он застрелился. Никакой записки. Только фотографии этой девочки.
— А мне врал, будто у него их нет, — заметил Брэкетт. — Вообще все врал! А я-то, дурень, отпустил его. Знаменитый детектив… Так мы все-таки раскрутили дело? Да, Уолтер Брэкетт?
Он отошел от окна, оглядел хаос в комнате. Горовитц принялся подбирать бумаги.
— Да брось, Сидней! Какая разница!
— И за Гарри не грызи себя. Мы его тоже подозревали.
— Но, как сказал Симмонс, вам за это платят. А мне — нет.
— Ты куда?
— Поеду к Гарри. Может, хоть что-то полезное сделаю. Если не опоздал.
Открыв дверь, Брэкетт приостановился.
— А кто такая Мэри Малевски, узнали? Ну, та девочка?
— Нет.
— И никаких следов?
— Никаких. Полная неизвестность. Так, чья-то сестра…
Когда Брэкетт добрался до «Осенних полян», было уже три часа. На лужайках пусто. Наверное, обитатели отдыхают. Послеобеденная сиеста. Кембл, похоже, тоже — в патио никого. Дверь в коттедж закрыта.
Брэкетт постучал о жалюзи — тихо.
— Гарри? — тихонько окликнул он, войдя и оглядываясь. В полумраке комната казалась заброшенной, будто в ней никто не жил.
— Гарри? — уже с тревогой повторил Брэкетт.
Ответа не последовало, и Брэкетт распахнул дверь в спальню. Постель свернута, одеяла аккуратно сложены в изголовье. Брэкетт повернулся, чтобы уйти, но тут заметил Кембла. Тот сидел в кресле, спиной к нему, видна была только макушка и сигарета в правой руке.
— Гарри? — Брэкетт направился к нему. — Что же ты молчишь?
Кембл не двигался. Брэкетт заглянул ему в лицо, глаза закрыты, будто спит. Брэкетт нагнулся, чтобы взять из рук Гарри сигарету, и вдруг услышал умоляющий голос:
— Уолтер, отвези меня домой. Мне тут больше невмоготу.
Смех в «бьюике» на обратном пути в Сан-Франциско звучал заразительно. Смех облегчения, что уик-энд кончился, что все хорошо. Для них обоих жизнь изменится, их роли переменятся. Кембл будет жить над кулинарией, может, опять займется расследованием (Но только совсем мелких дел, Уолтер. Надо понимать границы своих возможностей.), а Брэкетт скорее всего вернется в Англию.
— Пересмотрю свою роль, Гарри. Как ты мне не раз советовал.
— Неужто советовал?
— Да, Гарри. И очень часто.
Брэкетт улыбнулся. Он знал, что будет скучать по Сан-Франциско. Но больше ему нельзя здесь оставаться. Город перерос его. Последние два дня — яркое доказательство тому, но пятьдесят три года — еще не конец света. Надо только заботиться о себе.
— Включи приемник, — попросил Кембл. — Я очень люблю радио. Слушаю без конца.
— Воображаю лицо Либермана, когда ты войдешь, — заметил Брэкетт, включая местный канал. Томная воскресная музыка.
— Он хранит твою комнату в неприкосновенности.
— Правда? И все пишет записки на оберточной бумаге? Не пойми что.
— Да, именно такие.
Брэкетт рассмеялся и нажал клаксон. Так, из озорства. По главному шоссе они въезжали в город.
— Я тебя, Гарри, буду навещать. При случае.
— Но не каждую субботу?
— Нет! — усмехнулся Брэкетт, — Не каждую… Э-эй! — вдруг завопил он и с маху надавил на тормоза. — Эх, черт возьми!
— Что такое?
— Черт!
Брэкетт распахнул дверцу и рванулся через дорогу на стоянку машин. На минуту скрылся за щитом рекламы и вынырнул с другой стороны, держа что-то в руках. Когда он подбежал к машине, Кембл разглядел, что он тащит довольно буйного ньюфаундленда.
— Ты чего это, Уолтер?
— Собака миссис Маркстейн, — запыхавшийся Брэкетт еле удерживал рвущегося пса.
— Что?
— Миссис Маркстейн… подержи-ка, пожалуйста.
— Кто такая?
— Держи крепче. Я не могу править… и…
— Может, мне пересесть? Чтобы не мешать?
— Ага. Давай.
Кембл ухватил собаку за ошейник, недоуменно взглянул на нее и перебрался назад. Брэкетт сел за руль и, оглянувшись, усмехнулся.
— А ты ему понравился.
— Здорово, — кисло откликнулся Кембл. — Ну, так кто же она?
— Клиентка.
— Ты же ушел от дел?
— Теперь да.
Они молча доехали до Залива. На горизонте показались знакомые белые дома города. Музыка сменилась новостями, сообщили об окончании охоты за убийцей, о самоубийстве Пломера. Дали короткое интервью с комиссаром полиции, тот держался подобающе скромно, приписывая все заслуги Симмонсу, Йохансену и «твердому бескорыстному служению закону и порядку». На миг у Брэкетта упало настроение, он взглянул на ньюфаундленда, примостившегося на коленях у Кембла, и улыбнулся, представив себе лицо его хозяйки.
— Знаешь, Гарри, давай забросим пса по пути. Это же совсем рядом с нами. Глядишь, сотняжку-другую заработаем.
