Поезд дернулся и пришел в движение. Быстрые шаги Дока раздавались все ближе. Потом шторы зашелестели, и в зеркале над туалетом вор увидел, как его преследователь заглядывает внутрь.
Потом раздалась приглушенная ругань разочарования. Потом занавески снова упали, и дверь вагона с присвистом открылась и закрылась. Вор оставался на месте, недвижимый, едва дыша. Прошло секунд тридцать. Поезд медленно набирал скорость. Он по-прежнему ехал не слишком быстро, так что можно было бы с него спрыгнуть, но...
Раздался приглушенный лязг. Скрежет и скрип металла по металлу. Потом тишина, не считая щелканья колес. Вор торжествующе выдохнул.
Он вытащил сумку из-под койки и вышел в коридор. Металлическая платформа над ступеньками свободно раскачивалась, и нижняя половина наружной двери была приоткрыта. Вор засмеялся вслух. Вот повезло! Господи, вот ведь повезло! Он мчится в Калифорнию с сумкой, набитой деньгами, а там, на вокзале, его ищет человек. И он даже пикнуть не смеет о своей пропаже!
Ухмыляясь, он снова закрыл и запер наружную дверь. Зашел в следующий вагон, для курящих, занял два места и закинул сумку на полку у себя над головой. Сел, с удобством положил ноги на сиденье перед собой.
И тут Док отошел от задней стенки вагона и уселся сбоку от него. Вор ахнул: на его застывших губах читался немой вопрос. Док отрывистым кивком показал через плечо.
— Вон там, — сказал он. — Ты был примерно в том же месте, когда прятался в комнате отдыха. Я кое-что тебе скажу, — добавил он. — Когда ты видишь кого-то в зеркале, тебя тоже видно.
— Н-но... — Вор беспомощно покачал головой. — Но...
— Я хотел выманить тебя из туалета, и это не слишком хорошо смотрелось бы, если бы я тебя вынес оттуда — а вдруг кто-нибудь увидел бы. И конечно же ты направился сюда, чтобы вернуться туда, откуда пришел. — Он неприятно улыбнулся, ткнув вору под ребра своим пистолетом. — Это, знаешь ли, отличительная черта шпаны. Она любит верняк. И предположительно, ты соскочил бы с поезда, а он ехал быстро. И все-таки у тебя не хватило духу пройти по вагонам обратно. Ты боялся, что я могу разглядеть тебя с платформы и запрыгнуть в поезд.
Вор очень его раздражал. Этот человек доставил ему массу неприятностей, а вследствие этого еще более худшие неприятности ему могла доставить Кэрол. Он видел ее перед самой посадкой, подал ей знак, когда она, колеблясь, заходила в вагон у него за спиной. И хотя с такого расстояния он не слишком хорошо разглядел выражение ее лица, он видел, что она злится. Он понял, что она должна разозлиться, еще до того, как она показалась, — когда он загнал вора в угол и у него появилось время подумать о чем-то еще.
— Убери пушку, мистер. — Вор улыбался, уже приходя в себя. — Ты не пустишь его в ход.
— Вот еще одна отличительная черта шантрапы, — сказал Док. — Она не знает, когда нужно бояться.
— Ты не сможешь им воспользоваться. Тебе нельзя поднимать шум. Если бы ты мог, ты бы уже это сделал. — Он по-приятельски подмигнул Доку. — Мы с тобой одного поля ягода. Ты...
— Ну вот что, — сказал Док, — это уже заходит слишком далеко. — И он резко выбросил ствол пистолета вверх.
Удар пришелся в основание подбородка вора. Его глаза остекленели, и его тело обмякло, словно куль. Док методично сомкнул одну руку у него на голове, другой обхватил его поперек спины и дернул.
Все закончилось через долю секунды. Если человек способен умереть мгновенно, то с вором так оно и случилось.
Док чуть отклонил сиденье назад, подправил положение тела человека так, чтобы он сидел чуть откинувшись на спинку. Положил его ногу на переднее сиденье и надвинул шляпу ему на глаза.
Док придирчиво осмотрел труп. Наложив еще несколько мелких штрихов — закрыл вытаращенные глаза, засунул тощую руку в карман, — он остался доволен. Как ни посмотри, человек этот выглядел спящим. Даже Кэрол так решила — или решила бы, не знай она, что дело обстоит иначе.
Она села лицом к Доку, злость ее отчасти прошла, благодаря облегчению, которое она испытала, воссоединившись с ним. Она понимала, что ему тоже пришлось нелегко. А в жуткой кутерьме на вокзале скорее была виновата она, а не он. И все-таки...
Она не могла ясно определить причину своего гнева, объяснить, почему она смотрела на него и почти на все, что он делал, с недоверием и неприязнью практически с момента их встречи после ограбления. Дело, как она полагала, было не столько в том, что он делал, сколько в том, чего он не делал. Не столько в том, каким он был, сколько в том, каким он не был. И мысленно она проливала девичьи слезы по тому, что она потеряла — или думала, что потеряла; по чему-то такому, чего никогда не существовало за пределами ее сознания.
«Он обращается со мной не так, как прежде, — думала она. — Он уже не тот человек, что прежде».
— Кэрол. — Док заговорил с ней второй раз. — Я сказал, что мне очень жаль, дорогая.
Она холодно посмотрела на него, пожала плечами:
— Ладно. Какой у нас теперь план действий?
— Это зависит от обстоятельств. Кондуктор проверил твой билет — нет? Ну что ж, это хорошо. Но он все-таки видел тебя, когда ты садилась?
Кэрол покачала головой:
— Поезд уже тронулся. Если бы носильщик не спрыгнул и не помог мне... ну да ладно, не важно. Чем меньше говорить об этом, тем лучше.
— Наверное. По крайней мере, сейчас. — Док посмотрел назад через дверь, увидел кондуктора, бредущего по проходу соседнего вагона. — А теперь дай мне один билет — для моего друга, который здесь, — и просто действуй по моей подсказке.
Кондуктор принялся ворчать, выражать недовольство, еще не успев подойти к ним. И какой смысл им было тащиться сюда? И им здесь неудобно, и ему лишние хлопоты. Док стал негромко извиняться. Их друг собрался было в вагон-ресторан; а когда зашел так далеко не в ту сторону, то решил остаться.
— Мы с женой сходим на первой остановке, — добавил он, прилагая к билету купюру. — Мы не собирались...
— Вы сходите? — взорвался кондуктор. — Это вам не какая-нибудь пригородная электричка, мистер. Вам не следовало садиться без билета, и уж во всяком случае не следовало оставаться здесь.
— А мы и не собирались. Но этому джентльмену стало плохо и...
— Да и ему не следовало садиться! Или надо было покупать билет в пульмановский вагон. — Он сунул квитанцию в зажим окна, вырвал из книжки отрывной талон и бросил его на сиденье. — Здесь недостаточно денег, мистер, — бросил он Доку. — По расписанию первая остановка у этого поезда в десять часов вечера.
Кэрол нервно скривила рот. Десять часов — через девять с лишним часов! У них никак не получится так долго разыгрывать спектакль со «спящим» человеком. Кондуктор уже приглядывался к нему, сощурившись, а потом подозрительно посмотрел на Дока.
— Кстати, что это с ним? — спросил он. — По виду он не то пьяный, не то накачался наркотиками, не то еще что-то. Эй, вы! — Он хотел было схватить труп за плечо. — Что...
Док поймал его руку, с мрачным видом поднялся с кресла.
— Я расскажу вам, что с ним, — сказал он. — Его здорово помяли, когда он садился на поезд. И старая травма шеи дала о себе знать. Вы не заметили, потому что стояли в сторонке, болтали с приятелем, вместо того чтобы заниматься своим делом. Но у меня есть несколько свидетелей происшедшего, и если вы нарываетесь на неприятности, то я с удовольствием вам их доставлю.
Кондуктор открыл рот, открыл еще раз. Он натужно сглотнул. Док смягчил тон, согрел его сочувственным взглядом, говорившим: все мы люди.
— Ладно, я знаю, человек не может везде поспеть, — сказал он. — Я сам не всегда так уж точно следую правилам и не жду этого от других. И раз уж мой друг не получил серьезной травмы, мы оба склонны забыть об этом происшествии. С другой стороны...
Он дал словам повиснуть в воздухе. Кондуктор взглянул на свои часы, вытащил квитанционную книжку.
— Полагаю, мы сделаем остановку для вас примерно через час? Наверное, я бы мог устроить это и пораньше, но там мы все равно останавливаемся по требованию, и...
— Через час? Это замечательно, — сказал Док.
— А, гм, с вашим другом все в порядке? Я имею в виду, как вы считаете, он не... гм...
— Напишет жалобу? Да выбросьте вы это из головы, — сердечно сказал Док. — Я гарантирую, что не напишет.
Когда кондуктор ушел, он снова сел и сунул железнодорожный билет в нагрудный карман пальто покойника. Кэрол наблюдала за ним чуть затуманенными глазами, испытывая внезапный порыв рабской преданности и обожания, которые, как казалось ей, уходили в прошлое.
Все было так скверно. Все, казалось, стало настолько по-другому: она, Док — все! Но теперь все скверное ушло, ошибки и недоразумения были отметены или отодвинуты в сторону. И Док был именно тем Доком, о котором она мечтала и к которому стремилась в течение последних четырех лет.
Облегчение охватило ее. Облегчение и благодарность за то, что ее оттащили от роковой черты, когда чаша ее терпения уже готова была переполниться. Она тонула, распадалась изнутри, а Док спас ее и снова сделал ее единым целым. Импульсивно она протянула руку и стиснула его ладонь.
