Ей снилась огромная оранжевая лягушка, грот, из которого она никак не могла найти выход, потом какая-то погоня, клубы дыма и стремительное падение вертолета.
Она проснулась от страшного чувства падения в бездну. Перевела дух, хотела было встать, чтобы налить себе стакан воды, как вдруг поняла: в комнате накурено. Здесь кто-то есть. Кто-то чужой. В ужасе – словно досматривая наяву ночной кошмар – Женя увидела, что в кресле прямо напротив нее сидит совершенно незнакомый мужчина.
– Кто вы? – спросила она шепотом.
Он встал и направился прямо к ней. Женя закричала, он быстро метнулся к ней и зажал ей рот рукой.
– Тихо, Женечка, не кричи, – сказал он по-русски, – ничего плохого я не сделаю…
Он подождал немного, потом отнял руку от Жениного лица и, удостоверившись, что она не станет больше кричать, спокойно сел обратно в кресло.
– Кто вы? – повторила свой вопрос Женя. – Как вы сюда попали?
– Ты забыла закрыть дверь, – ответил он.
– Я вас спрашиваю: кто вы такой и что вам нужно?! – снова почти выкрикнула Женя.
Он приложил палец к губам, призывая ее утихнуть.
Насмерть перепуганная Женя, натянув одеяло до самых глаз, смотрела на него широко распахнутыми от испуга глазами. И вдруг незнакомец засмеялся – негромко, как-то по-доброму. Смех этот показался Жене знакомым…
– Зачем же ты косу остригла? – спросил он ее.
– Что? – не поняла Женя и осеклась…
Это было невозможно, немыслимо, непостижимо. И тем не менее это было так: в Тель-Авиве, в квартире, принадлежащей Моссаду, прямо напротив нее сидел Дима.
Женя смотрела во все глаза и – не могла поверить.
Человек в кресле слегка улыбался ее растерянности и просто ждал. А она все смотрела и смотрела. Пока наконец ее разум не согласился признать: сидящий напротив нее чуть полноватый мужчина лет тридцати с усталым лицом и высокий, худой, пронзительно-зеленоглазый восемнадцатилетний юноша – одно и то же лицо. Дима. Ее Дима…
– Ну, вижу, узнала, – рассмеялся этот новый взрослый Дима. И в его погрубевшем голосе, в его смехе Женя с трудом, но все-таки услышала особые интонации. Лицо может измениться много раз – но голос, манера говорить… Эти неуловимые постороннему глазу черты человек несет через всю свою жизнь.
– Как? – выдохнула она, совершенно потерянная. – Как? Не понимаю….
– А чего тут понимать…
Дима встал с кресла и пересел к ней на край кровати.
– Это я, а это – ты…
Он протянул руку и провел тыльной стороной ладони по ее щеке.
– Ох и изменилась же ты, Женька… Ну, давай, что ли, поцелуемся?
Дима притянул ее к себе, обнял и поцеловал в щеку. А она все никак не могла прийти в себя.
– Подожди, – попыталась она высвободиться из его объятий, – я хоть оденусь.
Он рассмеялся.
– Да что ты прям как неродная…
Дима взял ее за голые худые плечи, чуть отстранил от себя, вглядываясь в Женино лицо.
– Ах ты, Женя. Женечка… Как же долго я к тебе шел, как долго…
И впился в ее губы жадным, жарким поцелуем.
– Нет, Дима, подожди, ну… подожди, ну как же так…. – пыталась она высвободиться, чтобы наконец понять, постичь, что случилось невозможное.
Но Димины руки уже жадно стиснули ее тело. Женя даже прийти в себя толком не успела, как ею овладели…
* * *
Потом он курил прямо в кровати, а она пыталась справиться со смятением.
Нелепость какая-то, затянувшийся сон… Все случилось так неожиданно, что сейчас ей было откровенно неловко… Какой-то секс спросонья с неизвестным мужчиной…
«Да что же это я, в самом деле! – одернула она себя. – Что значит „с неизвестным“? Это же Дима, мой Дима, случилось чудо – и он ко мне вернулся».
Она посмотрела на его профиль. Да, она помнит, как он курил – глубоко затягиваясь, так, что прорисовываются скулы. «Так не бывает, – стучало в ее голове, – так не бывает».
– Дима…
Первый раз она произнесла его имя вслух.
– Дима, расскажи, – попросила она.
– Ох, Женька, – он потушил сигарету и повернулся к ней лицом. – Одной ночи рассказать обо всем не хватит.
– И все-таки, – снова попросила Женя.
– Понимаешь… Не мог я тогда вернуться – никак не мог. Сначала в армии инцидент один не очень приятный случился. А потом… закрутило меня по жизни. Что мы в этом нашем городке вообще видели? В той же армии: сдернули нас с части и отправили охранять какую-то шишку, и я увидел эту другую жизнь…
– Ты же мог хотя бы написать… – тихо произнесла Женя, чувствуя, как взрываются болью старые раны в душе.
– Эх, Женька, говорю же тебе: завертела меня жизнь, закружила. Но – веришь? – я все время о тебе думал. Было как-то спокойно думать, что где-то там, в Севастополе, есть ты. – Он снова рассмеялся. – А ты, оказывается, в Тель-Авиве!
Он потянулся к ней, поцеловал ее грудь, но Женя не приняла его ласк. Она все еще чувствовала вставший между ними барьер.
– Подожди, – остановила она его.
Женя встала, накинула халат и пошла в ванную. Долго-долго стояла под душем. Сейчас ей было просто необходимо побыть одной, остаться наедине со своими мыслями. Случившееся не умещалось в голове. Словно жизнь, замерев однажды, вдруг решила наверстать упущенное и до краев наполнилась событиями. Нынче Женя, едва успев привыкнуть к чему-то, тут же получала от жизни новое предложение. Одно тянуло за собой другое… Судьба…
«Неужели, – вдруг озарило ее, – все, что произошло со мной за последние два месяца, случилось для того, чтобы ко мне вернулся Дима?»
«Дима, Дима, Дима», – повторяла и повторяла она про себя, словно заклинание. Заклинание, с помощью которого Женя пыталась рассеять охватившее ее чувство нелепости и зыбкости происходящего, снова сделать окружающее реальным…
– Ну, где ты? – он заглянул к ней в ванную. Голый. Голая реальность.
– Подожди, – попросила она, прикрывая руками наготу. – Я сейчас…
– Ты что, Жень?
Он посмотрел на нее с удивлением и вдруг помрачнел:
– Господи, какой же я дурак… Я думал, что мы… Мне уйти?
У Жени все внутри заныло.
– Нет, ну что ты! – поспешно вскрикнула она. – Просто мне надо привыкнуть, столько лет прошло…
Дима смотрел на нее испытующе…
– У тебя кто-то есть? – спросил он.
– Нет, – поспешно – слишком поспешно – ответила Женя. И разозлилась на себя – из-за того, что, как только прозвучал этот вопрос, она сразу вспомнила про Алекса.
– Дай мне полотенце, пожалуйста, – попросила она, все еще смущаясь своей наготы.
Он протянул ей полотенце и слегка прищурил глаза…
– Может, ты все-таки расскажешь, откуда ты взялся? – предложила Женя, закутываясь в полотенце и стараясь делать вид, что не замечает характерного блеска его глаз.
– Обязательно расскажу… – улыбаясь, ответил он, пытаясь стянуть с Жени полотенце. Потом вдруг схватил ее, вытащил из ванны и попробовал пристроить ее на краешек биде, чтобы…
– Нет, – почти крикнула Женя и добавила спокойно, стараясь быть как можно убедительнее: – Нет, Дима, не сейчас.
Он картинно вздохнул:
– Хорошо, но, должен тебе сказать, ты такая аппетитная стала…
– Нет, Дима, – еще раз твердо произнесла она.
Он насмешливо поднял вверх руки, словно сдаваясь на милость победителя, и сменил тему:
– Слушай, есть хочется невозможно. Давай я сейчас тоже в душ, а ты пока, может, что-нибудь закажешь?
Пока он принимал душ, Женя быстро оделась и позвонила портье. Попросила его заказать две пиццы, салат, фрукты и бутылку вина – и уже через двадцать минут они сидели на балконе и с удовольствием ели теплую хрустящую пиццу.
Женя всматривалась в его лицо.
Годы не красили Диму: исчезла прелесть юности, мальчишеский задор в глазах. И все-таки он был красив – очень красив. Такие мужчины нравятся женщинам всегда, невзирая на намечающуюся полноту или морщины. Потому что чертики в их зеленых, живых глазах не исчезают до самой глубокой старости.
– Расскажи, – снова попросила она. – Где же ты был так долго? И вообще, как ты здесь оказался?
– Ну, – начал он, запивая вином последний кусок «Маргариты», – во-первых, это не я здесь оказался, а ты.
– В каком смысле? – удивилась Женя.
– В том, что я на Ближнем Востоке уже несколько лет. А ты, судя по всему, прилетела только на днях.
– Да, – кивнула Женя.
– Ну так вот, – продолжил Дима, закуривая. – Сначала я тебя вообще не узнал – круто ты изменилась. Да уж, круто… Но потом, когда я передавал тебе наушники…
Женя ахнула.
– Да-да, – подтвердил ее догадку Дима, – твой покорный слуга – личный пилот и по совместительству развозчик баб этого психа.
– Он болен, да? – с жалостью спросила Женя, тут же вообразив некую неизлечимую болезнь, которой страдает Давид. Оттого и чудит, желая провести остаток жизни красиво…
– На всю голову болен…
Дима скомкал руками салфетку и вздохнул тяжело, даже с какой-то злобой.
– Представь себе, – начал рассказывать он, – единственный сын одного сирийского магната. Закончил Кембридж, в свои двадцать пять уже является официальным заместителем собственного отца, хозяина мегаконцерна по недвижимости. Мультимиллионер, одним словом. А сам… – Дима брезгливо поморщился и продолжил: – Перфекционист-психопат. Ну, знаешь, эти – с болезненной тягой к безупречности? Беспорядка, видишь ли, не выносит. Страдает от этого. Вот и живет, как робот. Представляешь, однажды нашел в своей ванне волосок, и у него началась истерика. Как коршун следит: чтобы в доме ни пылинки, чтобы галстук сидел идеально, чтобы ни единой морщинки на брюках. – Дима усмехнулся. – И от спутницы того же требует. Чтобы не курила, не пила, дурных привычек не имела. Да вдобавок чтоб у нее был идеальный маникюр-педикюр – и чтобы вообще все у нее было суперидеально.
