– Пусть ищет. А как найдет, мы его встретим, – озлобленно похлопал по ствольной коробке свисающего с плеча автомата Моток. – И приголубим!
Рита могла погибнуть, и это сильно его расстроило. Но голова у него соображает. Не дело это – лезть к быку на рога. Наездом на Робинзона Риту не вернуть. Да и жить спокойней без этого «яблока раздора». Никому она не достанется, и это наилучший вариант из всех возможных. Жизнь продолжается, и Фурман еще возьмет свое, с другими, но не здесь, а в том же Питере. Надо поскорей разбомбить соседний дом и убираться в более безопасное место...
Мартын не знал, почему тартарынского авторитета называют Робинзоном, но догадывался, почему он ездил на джипе «Тойота». А что, звучит – Робинзон на «Крузере».
Но на островитянина Робинзон совсем не похож. Не было на нем шапки из козьего меха и штанов из шкуры старого козла. И вместо мушкета у него три мордоворота с волынами. Стволов, правда, не видать, все они под кожаными пиджаками, но у Мартына на это дело наметанный глаз, и он точно знал, что телохранители местного авторитета подкованы по всем правилам бандитской науки.
Встреча их состоялась в местном ресторане. Хоть и провинция это, но заведение стоящее. Стены облицованы декоративным камнем, камины по углам, столы из мореного дуба, такие же грубые на вид, основательные и очень удобные стулья-кресла, кондиционер. Одним словом, обстановка комфортная, но уюта здесь не чувствовалось, в атмосфере сквозила некая враждебность.
– Что ты там хотел насчет Трюфеля сказать? – хриплым голосом спросил Робинзон. Глаза у него влажные, а взгляд сухой, черствый.
– Мне отморозки нужны, которые его убили, – как можно небрежнее пояснил Мартын.
– Какие отморозки? Трюфеля его телка убила.
– Нет, Рита здесь ни при чем.
– Ты ее знаешь?
– Знаю.
– Где она? – встрепенулся Робинзон, и злоба в его взгляде стала еще гуще.
– Не в ней дело... Трюфель в кабаке с Ритой был. Может, в этом кабаке, может, в другом. Пацана он одного обидел. А пацан этот толпу собрал, в дом к нему вломился, Трюфеля завалил, а Риту с собой забрал...
– Не было там никого, – покачал головой Робинзон. – Только Ритка была...
– И общак увела?
– Да, увела... Он что, у тебя?
– Общак твой у отморозков. У Фурмана... И он, и стволы из твоего арсенала. Сам подумай, зачем Рите стволы нужны? Ну, взяла бы одну волыну, а зачем автоматы тянуть? Отморозки твой арсенал сдернули. Фурман, Горемыка, Косой, Моток...
– Не знаю таких.
– Фурман срок отмотал, откинулся. Остальные где-то грузчиками работали...
– Менты дом смотрели, не было там никого, кроме Риты. И ствол нашли, из которого она Трюфеля сделала...
– Да, и там ее «пальчики». Правильно, Фурман свои пальчики стер, а ее – прилепил. Это просто делается, если ты не знаешь. Окно в доме выбито было, ты должен был это заметить.
– Выбито, – кивнул Робинзон. – Но это Трюфель. Он окно выбил, он его и вставил.
– Фанерой закрыл...
– Ты что, был там?
– Где? В доме Трюфеля? Нет, Рита рассказывала...
– Где она?
– Неважно.
– Важно! – зло бросил Робинзон.
– Я тебе еще раз говорю, что Рита здесь ни при чем. Фурмана искать надо. Он в Москве беспредел устроил, я с него за это спросить должен. Он где-то здесь. И ты сам с него за свой общак спросить можешь...
– Ты кто вообще такой?
Мартын приехал в Тартарынь на «седьмом» «БМВ» со всеми наворотами, такая же машина в эскорте, шесть бойцов с ним. Но, похоже, должного впечатления на Робинзона произвести не удалось.
– Мартын я. Знаменский. Рынок у нас в Москве, все дела. Большой рынок. Мы с него имеем.
– Рынок?! – презрительно сощурился Робинзон. – А я целый город держу.
– Ну, честь тебе и хвала. Только наш общак раз в сто больше твоего будет. И это только чистый нал. Есть еще черный. Большой у нас рынок. Репчинский. Ты должен был слышать.
– Не слышал. И чхать я хотел на твою Москву! Я так понимаю, Рита у тебя.
– Рита ни в чем не виновата.
– Да? А как твои отморозки сейф нашли? Ключи от него? Сами они не смогли бы найти...
– Трюфель сказал, – соврал Мартын.
– Трюфель?! Плохо ты Трюфеля знаешь!
– Ну, если он такой секретный, как тогда Рита про общак могла узнать?
– Ну, мало ли... Короче, сюда ее вези. Я с ней лично поговорю. Пусть она мне сама про отморозков расскажет.
– Я не знаю, где она.
– Если боишься сказать правду, лучше молчи, – сощурился Робинзон. – А ей скажи, пусть приезжает. Или пусть ее привезут...
– Я так понял, ты непробиваемый. С тобой по-человечески, а ты как волчина... Нельзя так, – угрожающе глянул на него Мартын.
– Я здесь хозяин, и мне решать, что да как.
– Ты просто не знаешь, с кем имеешь дело. Скучно тебе, поэтому и нарываешься. А зря. Мы – люди очень серьезные. И если ты в Гваделупу лезешь, то можешь конкретно попасть... – Мартын, как ему казалось, говорил очень убедительно, но Робинзон даже ухом не повел.
– Мне нужна Рита. И я ее получу, – с презрительной насмешкой сказал он.
– Ну, попробуй. Попытка не пытка.
Мартын поднялся из-за стола, но Робинзон поднял руку, и зал заполнили его люди. Человек десять, и все с автоматами. И неясно, как отбиваться...
* * *
Лето выдалось жарким, а окна дома выходили на южную сторону; можно было бы задохнуться от духоты, если бы не кондиционер. Но он работал шумно, и это действовало на нервы. А еще Качан подъехал, и Буран.
– Ну, как ты здесь? – спросил Дима.
– Спасибо, хреново, – скривился Гена.
Досталось ему по полной программе – одна пуля чиркнула по голове, другая пробила грудину, третья вышла боком в прямом смысле этого слова. «Скорая» доставила его в больницу, потом подтянулась братва, Качан решил, что там оставаться ему опасно, и вывез сюда, в поселок под Звенигородом, где у него дом, о котором никто не знает.
Каждый день медсестра приходила, уколы делала, бинты меняла.
– Что не так? – скупо улыбнулся он.
– Сестру бы помоложе. И покрасивей, – усмехнулся Гена.
– Нельзя менять, – покачал головой Дима. – Все очень серьезно, а Татьяна Павловна в курсе, что ты жив...
– Не понял. А кто не в курсе?
– Ну, все не в курсе. Почти все... Для всех ты умер, Гена. Тебя больше нет. Умер от ран. И твое тело сейчас находится в морге...
– Вы это серьезно? – разволновался Гена.
– Абсолютно, – кивнул Качан. – Даже бомжа ради тебя не пожалели. Лежит себе в морге, бедный, три пули, и все в лицо. Хрен опознаешь...
– Зачем все это?
– Так будет спокойней. И тебе, и нам...
– Вам будет спокойней. У вас очко играет!
– Это не очко, Гена, это осторожность. Зачем нам проблемы с ворами? Зачем нам проблемы со Спартаком?
– Со Спартаком?
– Ну а кто в тебя стрелял? Помнишь, я говорил, что Ритка неспроста появилась? – спросил Качан. – И за Ростома говорил... Киллеры, которые в тебя стреляли, в Репчино ушли. В поселке скрылись, там Спартак дома для своих строит. Он тебя заказал...
– И что, после этого вы не хотите с ним связываться? – зло сжал кулаки Гена.
– Всему свое время.
– Значит, не хотите. И не надо мне тут про осторожность дуть, это очко у вас играет! – презрительно скривился Витязь.
– Думай как хочешь, – с мрачным видом пожал плечами Качан.
– Но игра началась. И ты не должен ее ломать, – развел руками Буран.
– Какая игра? В прятки?! Я никогда ни от кого не прятался!
– Да угомонись ты, – одернул его Буран. – Не надо гнать волну, и понты перед нами кидать не надо. Не те сейчас времена, что раньше. Нормально нужно жить, без шума. Сейчас другое время: кто шумит, того убивают...
– Слушать тошно, – демонстративно отвернулся от него Гена.
– А ты все равно слушай. Потому что это постанова такая. Хочешь с нами, живи по нашим правилам. Если нет, делай что хочешь, но без нас! – отрезал Качан.
– Я не понял, это что, бунт на корабле? – в замешательстве спросил Гена.
– Это наш корабль. И мы все решаем, как нам плыть. Навары у нас конкретные, мы не жалуемся...
– Лишь бы Придони не жаловался, что вы ему мало платите.
– Придони? – переглянулись Качан и Буран.
– Что такое? – насторожился Гена.
– Был от него человек. Очень серьезный человек, – сказал Качан.
– И что? Вы процент ему слили?
– Ну, небольшой... Так, чисто символически...
– Чем он вас взял?
– Ничем. Просто сейчас расклады такие, что не мы на коне, а другие. Силы у нас не те, чтобы с ворами тягаться. И вообще, так спокойней...
– Понятно. Значит, слились. И кто вы после этого?
– Бизнес у нас, Гена. И давай больше не будем на эту тему, – поморщился Качан.
– Похоронить меня решили?
– Не тебя... Ты живой. И дальше жить будешь.
– Только, чур, не высовываться! – с насмешкой проговорил Буран.
– А если высунусь?
– Брат, мы тебя очень уважаем, – примирительным тоном сказал Качан, – но давай без бузы. Никому это не нужно. Ни тебе, ни нам. Ты здесь пока будешь. Подлечишься, успокоишься...
– А дальше? – Увы, Гена понимал, что без своих пацанов он никто. Во всяком случае, сейчас, когда ни здоровья нет, ни реальной силы. Так что лучше не злить их.
