Николай Калифулов - Блеск алмазов и коварство

— Белая звёздочка, — повторил я и вспомнил вороного жеребца с пятном во лбу, которого видел у Жанны, а также в доме Раисы Марковны, изображённой на картине.

— Да, белое пятно, но мы называем его "звёздочкой" или "депель". И поэтому жеребца назвали "Звёздный".

— Интересно, кому его продали? — спросил я.

— Я этого не знаю.

— А давно вы видели Ларису?

— Она редко приезжает.

В этот момент мы подъехали к пансионату. Гордей поблагодарил нас и вышел из автомобиля.

Мы остались в машине, размышляя над новой информацией. "Необходимо выяснить: Анна Стародубцева однофамилец или потомок ювелира Стародубцева, — думал я. — Легко сказать выяснить, а как? Столько времени прошло. Конечно, можно поискать в архиве. Допустим, я найду данные на ювелира Стародубцева. Что дальше? Как по архивным документам я прослежу, что Анна именно та Стародубцева. Ведь как говорила Раиса Шмулович, после революции Стародубцевы уехали. А куда? Неизвестно. Сколько людей с такой фамилией на белом свете?".

Я подумал о вороном жеребце принадлежащей Жанне. Может быть, это "Звёздный", а может быть — нет. Я решил преждевременно не говорить о своём открытии Юдину. Сначала, я должен был сам всё проверить.

Я вспомнил о лодочнике Петровиче, и у меня мелькнула очередная идея. — Олег, поставь автомашину на стоянку, а я схожу куплю спиртное, — произнёс я. — У меня есть смутное подозрение, что Петрович не всё мне рассказал. Есть старый испытанный способ развязать язык, это хорошая выпивка. С царицей столов, её величеством Водка я не такие крепости осаждал.

Юдин улыбнулся. — Действуй, Григорий, а я подстрахую. Но не будь таким самоуверенным.

Я вылез из машины и торопливо зашагал в магазин. Я чувствовал, что в этой местности опасной зоной является усадьба Старикова. А ключик к нему я могу подобрать, лишь в том случае, если развяжу язык лодочнику. Я решил полностью положиться на свою интуицию.

Мне хватило четверти часа, чтобы набить сумку спиртным и закуской. Расстояние до лодочной станции я преодолел за десять минут и успел застать на месте Петровича, который завершал свой трудовой день. Было уже около шести вечера. Увидев меня, он не обрадовался, но я нашёл, что ему сказать в этот момент.

— Петрович. Я пришёл отблагодарить вас за ценную информацию.

Лодочник с изумлением уставился на меня. — Неужели вы нашли виновника? — спросил он.

— Пока не нашёл, но с вашей лёгкой руки Стариков нам многое рассказал, — соврал я. — Теперь мы знаем, где нужно искать.

— Ну, что ж, я рад за вас, — безрадостно пробурчал он.

Я кивком головы показал на сумку. — Хочу вам поляну накрыть, — изрёк я. — Не возражаете?

Его лицо посветлело. — В таком случае пройдём в мой скромный кабинет, — охотно произнёс он и движением руки показал на строение лодочной конторы.

В скромном маленьком помещении стояла подержанная мебель: квадратный стол слева у окна, три стула, возле дальней стенки старый диван и тумбочка, на которой стоял маленький телевизор.

Я выложил две бутылки водки и продукты на стол и разместился у окна. Лодочник достал из тумбочки пару гранёных стаканов, по привычке распечатал бутылку водки и торопливо наполнил посуду. Я тем временем нарезал колбасу, хлеб, огурцы и помидоры. Петрович сел напротив меня и взял в руки стакан. Его рука немного подрагивала.

— Ну, раз такое дело, давай помянём раба Божьего Владислава, — нахмурившись, произнёс он. — Пусть земля ему будет пухом. — Он залпом опрокинул в себя полный стакан.

После этого он с аппетитом стал поглощать закуску. Я повертел в руках наполненный стакан и, поморщившись, отхлебнул пару глотков.

— Нет. Так не пойдёт, — недовольно пробурчал Петрович. — За ушедшего товарища, первую надо выпить до дна. Иначе он обидится.

Мне оставалось только подчиниться, ибо я должен был найти с ним общий язык. Я опустошил стакан. Тепло разлилось по моим жилам. Моя головная боль постепенно утихла, а мой собеседник стал чувствовать себя менее скованно.

Мы снова выпили и разговор наш оживился, поскольку ограничения были сняты. Сначала мы покритиковали начальство, а затем полицию. Потом мы поговорили по извечной проблеме: кому на Руси жить хорошо, а кому плохо. Беседа постепенно перетекла от житейских проблем в обсуждение международной политики. И здесь мы были едины в одном, что наши враги находятся там за "большой лужей", и мы ещё им покажем.

Когда мы допили вторую бутылку водки, Петровичу ещё захотелось выпить, и я достал из кармана дежурную фляжку коньяка. Этому сюрпризу Петрович был весьма рад и душевно разоткровенничался.

— Ты, отличный парень, и мне понравился, — сказал он. — Поэтому расскажу тебе то, чего никому не хотел говорить.

— Тогда не надо, не говори, — заплетающимся голосом пролопотал я.

— Нет, как другу, тебе скажу, — настойчиво вымолвил он. — Дело в том, что в тот вечер, у меня был мой давний приятель, и мы хорошо выпили, вот так же как сейчас. Друг ушёл, а я решил здесь переночевать. Было уже поздно, а у меня не было желания плестись домой. Там всё равно никто не ждёт. Ведь я вдовец, детей нет. Но, прежде чем лечь спать, я вышел на улицу по малой нужде и зашёл за угол сарая. Неожиданно я увидел на той стороне пруда мужчину сбросившего в воду тело человека. Я притаился. Он торопливо пошёл в лес. Я, пригибаясь и прячась за кустами, пошёл за ним и увидел, как он подошёл к дереву, где стояла лошадь, отвязал её, лихо запрыгнул на него верхом и рысью ускакал по терренкуру вглубь леса. Я решил пройтись за ним, заодно немного освежиться. Дело в том, что через лес ведёт тропа в сторону хозяйства Старикова. И мне подумалось, что всадник приехал именно оттуда. Я нашёл на тропе свежие следы от копыт.

— Вы узнали мужчину? Это был Стариков? — спросил я.

— Не хочу наводить на него поклёп. В это время смеркалось. Я различил только силуэт мужчины, — промычал он.

Я поднялся со стула. — Пойдём, покажешь, где это было?

Лодочник встал, его слегка качало. — Пошли.

Мы вышли из конторы и по набережной двинулись к тому месту. Пройдя метров двести, лодочник рукой показал обрывистый берег, с которого по его словам мужчина сбросил тяжёлый груз. Далее мы прошли ещё метров пятьдесят и приблизились к границе лесного массива.

— Вот это дерево, — произнёс Петрович.

Я нагнулся и стал внимательно всматриваться на поверхность травяного покроя, пытаясь обнаружить следы. Там были видны несколько отчётливых отпечатков копыт.

— Всё верно, — сказал я. — А где тропинка?

Лодочник повёл меня по терренкуру вглубь леса. Когда мы прошли метров триста и перешли небольшой каменный мостик через ручеёк, он обратил моё внимание на тропинку, уходящую резко в сторону. Среди густой высокой травы, лесная стёжка была едва видна.

— Вот это и есть тропа, по которой ушёл тот человек, — сказал он. — Здесь напрямую около двух километров до фермы Старикова.

Я прошёл по тропе и сразу отыскал следы копыт. Они были немного притоптаны. — Пора возвращаться, — сказал я.

Мы вышли из леса. Я огляделся вокруг, но Юдина так и не обнаружил: "Хорошо спрятался", — подумал я.

Я поблагодарил Петровича за ценную информацию. Мы немного поболтали, а затем расстались.

Юдин догнал меня в коридоре главного корпуса. И я тут же изложил ему всё то существенное, что рассказал мне лодочник. Мы решили немедленно идти на ферму коротким путём.

Выйдя на улицу, мы двинулись к лесному массиву, а вскоре подошли к тропе, ведущей в хозяйство Старикова. Юдин тщательно осмотрел дорожку. — След не отчётливый, но различим, — изрёк он как настоящий следопыт.

Мы зашагали по тропе, по которой два дня назад медленно двигалась лошадь, оставляя как бы извилистую цепочку следов. Просёлочная дорожка петляла, обходя лощины и возвышенности. Лес состоял из деревьев смешанных пород: хвойных и лиственных. В некоторых местах попадалась неровная бугристая тропа, петляющая среди каменных завалов, покрытых землёй. Здесь след местами был почти не виден. Кое-где тропа сильно заросла, приходилось идти осторожно, чтобы не обжечься борщевиком. Постепенно тропа поворачивала налево, впереди был виден подъём. Мы стали подниматься и вскоре оказались на большой поляне. Здесь практически заканчивалась зона леса, за исключением отдельных деревьев удалённых друг от друга на небольшое расстояние. Прямо перед нами возникли строения. По-прежнему колыхались на ветру овсяные колосья. А на пастбище я уже не увидел силуэтов лошадей, по-видимому, их загнали в конюшню.

— Похоже, это и есть ферма Старикова, — произнёс Юдин.

— Она самая, — сказал я, окидывая глазами знакомые строения и остальной пейзаж.

Мы прошли вперёд и, спрятавшись за пушистой ёлкой, остановились в десяти метрах от конюшни. Наши взоры были устремлены туда, но там никого не было.