Пьер Немур - Пусть проигравший плачет

Рене из Нанта оказался первым, кто правильно среагировал на крик Фернана Локара, и спрятался за электрическим бильярдом. Но пока он вытаскивал пистолет, оказался на линии огня человека с автоматом и потому был вынужден скрыться позади бильярда и отложить ответный удар на потом. Шальная пуля врезалась в сложную систему ручек и лампочек и вызвала нелепый и смешной перезвон.

За каких-то пять минут кафе, бывшее только что уютным, ярко освещенным и приветливым островком, превратилось в поле боя, кровавое и сумрачное, так как многие люминесцентные лампы были разбиты. С точки зрения нападавших операция была закончена. Автоматчик, сжимавший еще дымившееся оружие, попятился к двери. Два его сообщника прикрывали отход, сжимая в руках огромные пистолеты типа парабеллума.

Человек с автоматом должен был оглянуться назад, чтобы увидеть выход. Спрятавшийся за электрическим бильярдом Рене из Нанта только того и ждал. Поднявшись вровень с бильярдом, он выстрелил в ближайшего из трех налетчиков. Тот отреагировал на выстрел изумленным ворчанием, в котором слышалась боль, повернулся, схватился за ближайшую опору возле двери и вышел, шатаясь, вслед за автоматчиком.

Его сообщник отреагировал с быстротой, свидетельствовавшей о долгой тренировке. Прежде чем Рене успел скрыться за бильярдом, он снял его одной пулей и в свою очередь быстро отступил назад.

Автоматчик бросился к машине. Обе ее дверцы с правой стороны были открыты. На месте водителя был виден неясный силуэт, склонившийся над рулем. Раненый гангстер неверной походкой шел как пьяный по середине тротуара, ярко освещенный кровавыми огнями неоновой вывески. Второй стрелок с пистолетом схватил его и буквально втолкнул в машину. Фернан Локар, опираясь на стойку, вскочил, сметя на ходу полдюжины бокалов и чашек.

Он подбежал к двери в тот момент, когда шофер гангстеров дал полный газ. Последняя очередь остановила его в мертвом пространстве, образованном стойкой, отделанной стеклянными плитками, предназначенными для того, чтобы отражать многочисленные огни заведения. Все огни погасли, автомобиль нападавших мгновенно скрылся за приехавшим на погрузку огромным грузовиком. Игрок какое-то мгновение стоял неподвижно, держа в руках свое бесполезное оружие с опущенным к земле стволом. Он неожиданно почувствовал себя старым как мир, и вся усталость этого мира, начиная с его сотворения, навалилась на него.

Пришлось сделать невероятное усилие, чтобы вернуться в кафе, которое еще две минуты назад было его гордостью. Создавалось впечатление, что там пронеслось стадо бизонов. Все стекло было разбито вдребезги, столы и стулья перевернуты или сломаны. По углам стонали клиенты. Позади стойки согнулся один из официантов, пытаясь поднять другого, по всей видимости, серьезно раненного.

Все возгласы слились в один вопль, словно эта толпа, в буквальном смысле слова разметанная по углам кафе, неожиданно освободилась от своего ужаса, словно она неистово пыталась наверстать несколько минут молчания. В это же время начали подниматься некоторые из посетителей. Две группы людей плотно сомкнулись вокруг стойки. Снаружи были слышны сирены полицейских машин.

Толпа двинулась к нему. Игрок наклонился к полу, поднял небольшой прямоугольный футляр и сунул его в карман.

Этот простой жест помог ему прийти в себя. Он все еще продолжал действовать как автомат, но уже был человеком, полностью осознающим ситуацию. Он снова стал командиром эсминца, он снова был на мостике. Полицейские должны появиться с минуты на минуту. Важно было только это. Он бросился к табачному киоску, наклонился над отделанным мрамором прилавком и сунул свой пистолет под двойное дно выдвижного ящика. Стоящая на четвереньках Мадо медленно поднималась.

— Они ушли?

— Да, моя красавица. Ты можешь подняться. И поторопись, так как ты мне будешь нужна.

Он раздвинул толпу, теперь уже галдящую, как публичный дом, ставший жертвой коллективной лихорадки, подошел к разбитому бильярду и склонился над ним.

Рене из Нанта больше уже ничего не было нужно. Он получил пулю прямо в лоб. Позади левого виска вытекала серая гуща мозга, смешанная с небольшой струйкой крови. Его широко открытые глаза смотрели в потолок, как бы призывая неизвестно какого святого в свидетели несправедливости всего происшедшего.

Вообще говоря, Рене не верил ни в Бога, ни в черта.

Локар пожал плечами и занялся своими клиентами. Именно им он должен был посвятить все заботы. Раненых было много, но основной причиной ранений явилась давка и порезы от разбитых витрин. Он протянул руку, чтобы снять телефонную трубку аппарата, стоявшего возле кассы.

Но это было уже ни к чему. Душераздирающий звук сирены полицейской машины достиг максимальной громкости и замолк. Полицейские в форме выскочили на тротуар. Свистки раздавались очередями, как ураган: силы порядка взяли дело в свои руки. В то же время с другой стороны улицы, из павильона ЕЗ повалила толпа, словно греческий хор после предсказания оракула о землетрясении. Сопровождаемый Изабеллой Гедеон Шабернак, прижав локти к телу, прокладывал себе дорогу, стараясь опередить первых любопытных. Медар Люркен по прозвищу Крысенок следовал на шаг позади него.

Теперь, когда свистки и полицейские сирены, частенько ненавидимые, но всегда придающие уверенность, заменили мрачную дробь автоматов, толпа бежала и со стороны автостоянок, побросав тяжело груженные фургоны и платформы для того, чтобы успеть узнать новости.

Сталкиваясь со множеством вновь прибывших, те, кто находились внутри кафе, буквально боролись за то, чтобы выйти. После тревожного напряжения предыдущих минут возникла естественная реакция, напоминающая коллективную и неудержимую клаустрофобию.

Находившийся на тротуаре полицейский бригадир в форме с золотыми галунами оказался между двух огней, рискуя потерять контроль над ситуацией. Он реагировал соответствующим образом, быстро отступив к своей машине и схватив трубку радиотелефона:

— Алло, центральная! Немедленно две машины с подкреплением к кафе «Фламбе». И если возможно, вызовите комиссара. Здесь очень серьезное происшествие.

Он повесил трубку, но потом передумал:

— Да, и вот что еще: немедленно перекройте все выезды из Ранжис. Впредь до нового приказа не выпускайте ни одной машины ни в ту ни в другую сторону. Комиссар подтвердит это распоряжение. Конец связи.

— Вас понял. Конец связи, — прогнусавил голос в динамике.

Бригадир поспешно принялся за работу. Сопровождавшие его четверо полицейских также почти автоматически взялись за дело. Один из них встал у двери кафе, не позволяя выйти тем, кто еще не успел этого сделать, что вызвало внутри бурю протестов. Трое остальных пытались, хотя и без большого успеха, удержать на расстоянии толпу, собравшуюся возле кафе. Это было безнадежно — стало совершенно очевидно, что их сомнут буквально через минуту.

Но подкрепление было уже в пути. Бригадир вошел в кафе. Фернан Локар неподвижно стоял все на том же месте в центре битвы. Полицейский знал его несколько недель, с тех пор как они оба заступили на свои посты в Ранжис. Они молча приветствовали друг друга, и бригадир огляделся, чтобы оценить ситуацию.

Раненый официант сумел подняться. Очень бледный, он опирался на остатки зеркала. Кассирша Мадо ударом ножа разрезала ему рубашку и перевязала плечо столовой салфеткой. Было видно мертвенно-бледное тело и кровь, капавшую мелкими каплями в такт с ударами его сердца. Двое посетителей возились возле женщины, которую они усадили в кресло. Она была без сознания, голова клонилась на левую сторону, спутанные белокурые волосы покачивались в такт движениям. Казалось, что она ранена, так же, как и мужчина в разорванной одежде, тяжело стонавший. Он был весь покрыт кровью — именно он прошел сквозь разбитую витрину.

Бригадир сделал два шага вперед. Клиенты, которые не успели выйти, растерянно хлынули обратно в зал, толкая друг друга, — и парижские ночные гуляки, и работники Ранжис. В первом ряду оказалась странно выглядевшая среди группы людей, одетых в голубые блузы и свитера с круглым воротом, молодая женщина в черном мини-платье, очень хорошо одетая так, словно в начале вечера она намеревалась отправиться в театр. У нее были очень красивые длинные ноги, но лицо было как искаженная маска: она рыдала, слезы смывали тушь с ее ресниц и образовывали черные бороздки на щеках. Зрелище было ужасным.

Все присутствующие сбились в плотную толпу, чтобы оставить как можно больше места между собой и электрическим бильярдом, у основания которого, переломленное пополам спинкой стула, свисало тело Рене из Нанта, мертвые глаза его по-прежнему смотрели в потолок, а мозг продолжал медленно вытекать.

Бригадир не сказал ни слова. Он повернулся к двери, прошел в щель, оставленную его подчиненными, вышел на тротуар и снова взялся за радиотелефон.